Николай подошел ближе и наклонился. Царь почувствовал, как на него пахнуло холодком, будто распахну ли форточку на мороз.
– Э-э, да тут полно белых пятен, – недовольно поморщился покойный император и резко чиркнул крепким пальцем по карте. – Бей сюда! В самое сердце! Режь их надвое, потом будет легче. Понял? Ну прощай.
Александр вздрогнул и… проснулся. За окнами ярко сияло солнце, пробиваясь сквозь опущенные шторы. Часы в соседней комнате отзвонили семь раз. Конечно, никакой карты, расстеленной поверх одеяла, нет и в помине – сон, все только сон! Но он никак не шел из ума.
Царь протянул руку и взял со столика свернутую карту: вчера вечером он допоздна работал с ней, перед тем как лечь в постель. Развернув лист, он невольно вздрогнул – от Ташкента до Самарканда бумага была продавлена, словно по ней совсем недавно резко чиркнули ногтем…
Узнав о похищении Лючии, синьор Лоренцо приказал немедленно ехать домой: еще этой ночью, в крайнем случае утром, он рассчитывал быть на месте. Отец Франциск не докучал ему соболезнованиями и разговорами, лишь один раз, когда стены обители еще не скрылись за поворотом дороги, священник рискнул предложить:
– Может быть, стоит обратиться в полицию?
– Вам мало общения с этими господами в Турине? – язвительно заметил Лоренцо. – Опять хотите попасть в каталажку?
– Там нас явно задержали специально, чтобы мы не помешали похищению бедной девушки, – вздохнул Франциск.
– Вы правы, – согласился синьор Лоренцо и примирительно похлопал падре по руке. – Не обижайтесь, но с тех пор, как вы надели сутану, прошло много лет и мир несколько изменился. Полиция пли жандармы вряд ли нам помогут. Мало того, они способны испортить дело и поставить жизнь Лючии под угрозу.
– Мир вокруг – это люди, а они мало изменяются, – мягко возразил Франциск. – Мир погряз все в тех же грехах, как и до Рождества Христова. А ведь с того момента прошло без малого две тысячи лет! Но разве исчезли прелюбодеяния и лжесвидетельства, убийства и кражи?
Лоренцо не ответил. Он отвернулся к окну и смотрел как оседали на жесткой придорожной траве облачка пыли, поднятые копытами коней. Ему не давал покоя вопрос: кто и зачем украл Лючию? Местные бандиты не решились бы на подобное даже за сундук с золотом и алмазами – почти во всей Северной Италии прекрасно знали, кто такой синьор Лоренцо. У него не было врагов: те, кто враждовал еще с его отцом, давно канули в Лету, а кто враждовал с ним самим, лежали в могилах. Неужели эти могилы разверзлись и из их мрачной глубины вырвались призраки давней вражды, казалось, навсегда похороненной больше двух десятков лет назад? Как страшно, если все возвращается на круги своя и вновь завертится кровавое колесо, безжалостно унося жизнь за жизнью. Нет, такого просто не может быть! Мертвые не воскресают, а Судный день еще не настал! Тогда что же это, простое совпадение? Странное, загадочное, но тем не менее всего лишь совпадение с событиями многолетней давности? Но какое ужасное совпадение.
Теперь не будет ни минуты покоя, пока не станет известно, что с Лючией. Хорошо, если приблудные псы из-за гор похитили ее только ради богатого выкупа – он даст им деньги! Столько, сколько попросят, но потом рассчитается с ними по-своему. Конечно, не сразу, однако им придется с лихвой оплатить все счета. Хуже, если дело не в деньгах. О Святая Мадонна, за что ты караешь несчастную девочку, за какие прегрешения?
Священник тоже смотрел в окно и думал, что, если бы он убил француза, приходившего за адресом монастыря, где воспитывалась Лючия, все повернулось бы по-иному. И милостивый Господь простил бы своему недостойному слуге тяжкий грех, взятый на душу ради спасения девушки. Ах, как он виноват перед ней, перед синьором Лоренцо и его родными! Чем теперь загладить вину, как помочь найти бедняжку? Вряд ли бандиты исповедуются и покаются в содеянном. Остается уповать на возможности синьора, однако и они далеко не безграничны…
Поздно ночью они въехали в ворота усадьбы, расположенной на окраине города: большой старинный дом стоял на вершине пологого холма, в центре парка окруженного высокой каменной стеной. Семье Лоренцо принадлежало еще несколько больших домов в Парме, Падуе и других городах, но он неизменно предпочитал жить в старом родовом гнезде, где родились и скончались множество его предков.
Слуги уже ожидали карету у подъезда. Дверца распахнулась, и синьору помогли выйти. Следом выбрался отец Франциск.
– Отнеси в кабинет пару бутылок вина и позови Пепе, – приказал дворецкому Лоренцо.
– Я, пожалуй, немного отдохну, – услышав это, сообщил Франциск.
– Да, падре, вас проводят.
Один из слуг повел священника в приготовленную для него комнату. Поднимаясь следом за ним по лестнице на третий этаж, отец Франциск не выдержат и как бы невзначай поинтересовался:
– А что, старый Пепе еще держится молодцом?
– Да, падре. – Слуга открыл дверь комнаты и поклонился. – Доброго сна, падре.
Дверь закрылась. Франциск подошел к окну. Шумели под ветром деревья парка, тихо журчал фонтан. Все как много лет назад. И даже Пепе все так же звали в кабинет хозяина…
В кабинете синьор Лоренцо сел в глубокое кресло, откинул голову на спинку и устало прикрыл глаза: ничего не поделаешь, придется ждать. Пепе жил на другом конце города и сейчас наверняка еще спал. За ним послали экипаж, но все равно пройдет не меньше часа, пока старика привезут.
Усталость и нервное напряжение взяли свое, и незаметно Лоренцо задремал. Услышав, как легонько скрипнула дверь, он тут же открыл глаза: на пороге стоял кряжистый старик в грубой куртке и широкополой шляпе. Его черные глаза смотрели цепко и настороженно.
– Рад видеть тебя, Пепе! – Лоренцо поднялся и пригласил гостя к столу. – Выпей со мной стаканчик.
– И я рад видеть вашу милость. – Старик снял шляпу, обнажив загорелую лысину. – Признаться, мы не ждали нашего возвращения так скоро.
Синьор сам наполнил стаканы темным вином и подал один Пепе. Старик принял его с легким поклоном, отпил глоток и поставил на поднос.
– Разве ты позвал меня пить вино? – Он хитро прищурился и полез в карман куртки за трубкой и кисетом.
– Ты прав, – кивнул Лоренцо. – Кури, не стесняйся.
Пепе набил трубку, прикурил от свечи и выпустил синеватый клуб едкого табачного дыма. Разогнав его ладонью, он наклонился ближе к хозяину и, понизив голос, спросил:
– Что?
– Помнишь, как много лет назад с моей сестрой случилось несчастье? – так же тихо ответил Лоренцо.
– Да. – Старик нахмурился.
– Теперь несчастье случилось с моей племянницей.
– Святая Дева! – Пепе отшатнулся. – Лючия?
– Она похищена, – подтвердил синьор. – Ее увезли из монастыря под Пармой, предъявив подложное письмо. Помнишь Франциска?
Пепе кивнул: еще бы не помнить, хороший был парень, да только свернул в жизни не в ту сторону и подался в попики. Нет, против католической церкви старик ничего не имел и даже считал себя верующим, но в его понимании стать монахом или попом было не слишком достойным для настоящего мужчины.
– К нему приходил один опасный малый, судя по всему, француз, – продолжил Лоренцо. – Он интересовался адресом монастыря, где воспитывалась Лючия, и пытался убить Франциска. Тот сумел вырваться и поспешил предупредить меня, но, к сожалению, мы опоздали: девушку уже увезли.
– М-да, – крякнул Пепе и глубоко затянулся. – Ты говоришь, приходил француз?
– Он говорил с французским акцентом.
– Прикажи обшарить все гостиницы и таверны, отправь людей в порты, пусть приглядят за дорогой на Милан и перевалами в Швейцарию, – посоветовал старик. – Как я понял, полицию в это дело ты впутывать не хочешь?
– Верно, – подтвердил синьор.
– Ну, в наших местах все полицейские и жандармы свои ребята, – хитро усмехнулся Пепе. – Они тоже могут помочь.
– У них есть свое начальство, – возразил Лоренцо.
Старик пренебрежительно отмахнулся – начальство далеко, а родня рядом. Любой из тех, кто сейчас носил форму полицейского или жандарма, крепко прирос корнями к родной земле, а семьи, из которых они вышли, хоть чем-то, да обязаны уважаемому синьору. Разве можно забыть об этом?
– У тебя уже просили выкуп?
– Пока нет. – Лоренцо тяжело вздохнул. – Мне не хочется даже думать, что племянница может разделить участь своей несчастной матери.
Он поднял глаза на статую Святой Девы, украшавшую секретер из красного дерева, инкрустированный перламутром и позолоченной бронзой. Набожно перекрестившись, синьор неожиданно схватил Пепе за руку.
– Скажи. – Он заглянул в глаза старика. – Скажи, как на исповеди: Бартоломео мертв?
– Прошло очень много лет, – уклончиво ответил Пепе.
– Я сам знаю, сколько лет прошло. – Лоренцо сильнее стиснул его руку. – Меня интересует, видел ли ты своими глазами его труп?
– Нет. – Ответ старика словно ударил синьора и заставил отшатнуться, но он быстро справился с собой.
– Почему же тогда решили, что его больше нет в живых?
– Так утверждал Манчини. – Пепе с хлюпаньем засосал трубку, что служило у него признаком сильного волнения. – Ты думаешь, все повторяется?
– Манчини мертв, – глухо сказал Лоренцо. – Его похоронили в прошлом году в Вероне.
– Вот как? Я не знал. – Старик опустил голову, будто скорбя о покойном, и, не поднимая глаз, спросил: – Думаешь, он был предателем?
Синьор в ответ только презрительно скривил губы и сердито дернул плечом: какая теперь разница, двурушник Манчипи или нет? Он унес свои тайны туда, куда нет доступа. Можно строить догадки и предположения до скончания века, но так и не получить ни одного иразумительного ответа на свои вопросы. Сейчас нужно во что бы то ни стало найти Лючню и вырвать ее из рук похитителей! Очень худо, что никтоне видел тело Бартоломео, очень худо: как это раньше не перепроверили утверждения Карло Манчини, поверив его
– Ладно – Лоренцо энергично потер ладонями щеки отгоняя наваливающуюся дрему. – Я уже распорядился насчет портов и перевалов. Через час меня навестит начальник местной полиции. Дороги на Милан закроют гостиницы обшарят, но остаются еще рыбаки на побережье и контрабандисты. Я надеюсь на твоих сыновей, Пепе!