Федора Андреевича почти силой заставили уйти из гостиной. Оставшийся доктор – фвмильный врач да Эсти – по настоянию маркиза осмотрел капитана, обработал многочисленные ссадины и кровоподтеки на его теле, велел принять горячую ванну а потом как следует поесть и непременно выспаться. Кутергин пошел в ванную. Доктор вымыл после осмотра руки и сообщил маркизу:
– Крепкий, удивительно крепкий мужчина. И психически, и физически.
– Ничего удивительного, – покуривай сигару откликнулся да Эсти. – Это же драгун-канитан из русского Генерального штаба. Сорвиголова!
Доктор в ответ неуверенно улыбнулся – маркиз иногда любил пошутить – и отправился перекусить в буфетную. Откуда здесь взяться русскому капитану, разве только он, как барон Мюнхгаузен, скалился с луны?
Федор Андреевич быстренько привел себя и порядок и опять устроился в том же кресле в уголке гостиной. Там он и поужинал в компании маркиза: им накрыли на ломберном столике. Лючия ужинать отказалась – она не отходила от отца. Старый шейх выпил чашку бульона, и это вселяло некоторые надежды.
Вскоре пришел Пепе. Он хриплым шепотом рассказал, что дом выгорел дотла. Даже сейчас там еще сущее пекло, и осмотреть пожарище просто невозможно. Вернулся молодой доктор и уехал домой старый. Часы хрипло пробили одиннадцать, и Кутергин поразился, как незаметно приблизилась ночь. Казалось, прошло только часа два, как все завертелось, словно в карусели, а за окнами уже темно.
Неожиданно двери комнаты, где лежал слепой шейх, распахнулись. На пороге стояла Лючия:
– Отец зовет вас.
Доктор тоже вскочил и следом за маркизом и русским хотел пройти к постели больного, но девушка мягко удержала его:
– Он хочет поговорить с близкими. Пожалуйста, останьтесь в гостиной, если понадобится, я позову вас.
Шейх лежал на кровати, выдвинутой на середину комнаты, чтобы врачи могли подходить к нему с любой стороны. Последний раз Федор Андреевич видел Великого Хранителя в палатке лагеря вольных всадников, а в горящем доме ему некогда было вглядываться в лицо старика. Теперь же он поразился произошедшей в нем перемене – оно казалось высохшим, обтянутым пергаментного цвета кожей, а незрячие глаза лихорадочно блестели. Мансур-Халим раскинул в стороны исхудавшие руки и нетерпеливо пошевелил пальцами. Лючия шепотом велела Кутергину подойти к правой руке, а сама взяла в ладони левую.
Федор Андреевич снял с шеи маленькую деревянную табличку с выжженными на ней непонятными значками и вложил ее в руку Великого Хранителя.
– Али-Реза просил передать это, – сказал он на арабском. – Твой сын в безопасности. Он в городе храмов, и его избрали одним из Хранителей знания.
Старик закрыл глаза, и по его щеке скользнула слеза. Зажав амулет в кулаке, он что-то тихо шепнул дочери, и она сняла с его шеи шнурок с такой же табличкой. Ощупью найдя руку русского, шейх отдал ему оба талисмана и положил невесомую ладонь на голову преклонившего перед ним колени Федора Андреевича.
– Я знаю все, что случилось после того, как мы расстались, – тяжело роняя слова, сказал шейх. – Ты сдержал слово мужчины и прошел за мной половину мира. Если тебе когда-нибудь выпадет подаренная Судьбой новая встреча с Али-Резой или другими Великими Хранителями, покажи им это и передай: Великий Хранитель Мансур-Халим согласен!
Кутергин не понимал, о чем он говорит, но не решался перебить или задать вопрос: вероятно, больной просто бредил. Не стоило доставлять ему лишние волнения и забирать остатки сил.
– Лоренцо! – позвал шейх. – Ты здесь?
– Да, Мансур. – Маркиз подошел и коснулся ладони слепого, лежавшей на голове русского.
– Спасибо тебе за все, – продолжил старик. – Но Лючии не следует оставаться в Италии. Пусть урус увезет ее отсюда. Я доверяю ему жизнь, честь и судьбу моей дочери!
Лючия побледнела и упала на колени. Отец притянул ее к себе и погладил по голове, как ребенка.
– Все было заранее начертано в Книге судеб, даже моя встреча с твоей матерью на невольничьем рынке. Отец не станет заставлять тебя поступать наперекор велениям сердца!
– Да. – Дочь покрыла его руку поцелуями.
Маркиз стоял в полном недоумении, понимая в происходящем не более русского. Почему капитан должен увезти его племянницу? Разве здесь, под опекой всесильных да Эсти, она не будет в безопасности? И что означают странные деревянные таблички?
Тем временем слепец взял руки Лючии и Федора Андреевича, соединил их и накрыл своими ладонями.
– Куда ты отправишься? – не отпуская рук молодых людей, спросил он капитана.
– В Санкт-Петербург, – ответил Кутергин, еще боясь поверить в свое счастье.
– Прощайте, дети мои, и будьте счастливы. Прощай, Лоренцо! Скажи своим врачам, чтобы шли домой: им больше нечего делать здесь. Я сам врач!
– Ты не прав. – Маркиз поправил подушку под головой слепца. – Европейские врачи тоже многое знают и умеют.
– Все мы пылинки перед лицом Творца, – пробормотал Шейх. – Идите, мне пора уснуть. Я сказал все!
Лючия осталась у постели отца, а синьор Лоренцо и русский вышли в гостиную. Обеспокоенный доктор выхаживал из угла в угол, а у дверей, нетерпеливо переминаясь, ждал дворецкий.
– Он уснул, – успокоил врача маркиз и повернулся к слуге. – Что такое?
– Там пришел человек. Он хочет говорить с вами и капитаном. – сообщил дворецкий.
– Француз? – быстро спросил Кутергин, чувствуя, как его вдруг охватило необъяснимое волнение.
– Неаполитанец, синьор, – ответил слуга. – Он в голубой гостиной.
Капитан бегом кинулся по коридору, распахнул двери и увидел коренастого черноволосого человека в грязной одежде, с любопытством разглядывавшего картины на стенах.
– Титто?
Неаполитанец сдержанно поклонился и обратился к вошедшему следом за русским да Эсти:
– Наш договор еще в силе, дон Лоренцо? Мне не удаюсь все, что я обещал, но, как болтали в городе, вы сами неплохо справились?
– Смотря с чем, – усмехнулся маркиз.
– Вы обещали мне помощь и деньги. – Титто поднял лежавший у его ног мешок и вытащил из него большую кожаную сумку. При виде ее Федор Андреевич не смог сдержать крик радости, но южанин вытянул из мешка кривую саблю и выставил ее перед собой. – Погодите, синьор иностранец! Я хочу услышать слово дона Лоренцо!
– Если вы принесли вещи… – начал маркиз, но махнул рукой и улыбнулся. – Даже если вы ничего не принесли, я готов выполнить свои обещания: пожар здорово помог нам.
Он подошел к секретеру, открыл ключом потайной ящичек и вынул из него конверт. Следом появился холщовый мешочек. Да Эсти раскрыл конверт и подал неаполитанцу лист плотной бумаги:
– Вот обещанный паспорт. Здесь указано новое имя и ваши приметы. Теперь вы уроженец Болоньи. А тут деньги.
Титто отдал сумку. Подумав немного, положил на стол и саблю.
– Мне она ни к чему, синьоры. Наваха привычнее. А как насчет того, чтобы побыстрее убраться из Италии?
– Я распоряжусь, – кивнул Лоренцо. – Вас доставят в Геную и посадят на корабль. Куда вы хотите отправиться?
– Чем дальше, тем лучше. – Неаполитанец раскрыл мешочек и заглянул в него. Вид золотых монет придал ему бодрости. – Хорошо бы за океан.
– Там идет война, – заметил маркиз.
– Ничего, – отмахнулся южанин. – Не пропаду.
Пока они разговаривали, Федор Андреевич завладел сумкой и с дрожью нетерпения открыл ее. Какие-то перевязанные бечевками бумаги, книги на английском и французском – все это явно чужое, хотя сама сумка именно та, с которой он выехал в степь из пограничного форта: вон царапина на крышке, случайно оставленная его шпорой.
Но что это? Не может быть! Он нащупал лаковые бока заветной шкатулки. Цело ли ее драгоценное содержимое? Даже легкая испарина выступила на лбу капитана, когда он увидел уложенные ровными столбиками резные костяные таблички. А где рукописная книга и его записи? Они оказались на самом дне. Все, теперь он с чистой совестью и спокойной душой может вернуться домой.
– Прощайте, синьоры!
Голос Титто отвлек его от разглядывания сумки и ее содержимого. Неаполитанец уже стоял у дверей, собираясь уходить.
– Можем ли мы еще что-то сделать для вас? – спросил русский.
– И так достаточно, – усмехнулся Титто – Прощайте!
Вскоре во дворе послышался стук колес отъехавшего экипажа – дон Лоренцо привык держать свое слово.
– Все в порядке? – обернулся он к капитану. – Вас заинтересовал клинок? Занятная вещичка, наверное восточной работы? Интересно, как он попал к неаполитанцу?
– Это сабля Мирта, – глухо ответил Кутергин.
– Тогда возьмите ее себе, – быстро решил маркиз. – По праву это ваш трофей! Пусть напоминает о необычайных приключениях в пустынях и горах. Что такое?
Он прислушался. Громко хлопнула дверь, раздались быстрые шаги, и вбежала Лючия. Синьор Лоренцо сразу все понял и раскрыл навстречу ей руки для объятий, но она упала на грудь Федора Андреевича, порывисто обняла его за шею и спрятала лицо у него на плече.
И тут да Эсти наконец осознал смысл слов шейха, доверившего русскому капитану жизнь, честь и судьбу девушки. Видимо, выбор отца полностью совпал с выбором, сделанным сердцем Лючии, и теперь племянница недолго задержится в гостеприимном доме дяди.
Маркиз повернулся и тихонько вышел. Не нужно мешать молодым людям. К тому же впереди множество хлопот. Надо позвать отца Франциска и посоветоваться с ним: можно ли похоронить Мансур-Халима в родовом склепе да Эсти? С одной стороны, он был восточным шейхом и магометанином, а с другой – по-европейски широко образованным человеком и как-никак членом семьи маркиза, мужем родной сестры синьора Лоренцо.
Он вошел в комнату покойного.
«Вот и верь дурацким россказням, – грустно улыбнулся да Эсти, глядя в спокойное лицо зятя, ушедшего на Небо во сне. – Здесь лежит тело человека, которого считали Великим Хранителем тайны бальзама Авиценны, способного дать бессмертие. Хранитель бессмертия сам смертен. Прощай, Мансур!..»
Утром следующего дня содержавшийся под стражей в тюремном замке Роберт Мак-Грегор, подозреваемый в шпионаже в пользу австрийской короны, получил свидание с представителем английского консула. Войдя в комнату, арестант