Тем не менее влияние Распутина при царском дворе увеличивалось все больше. После нескольких чудесных излечений Алексея, одно из которых было проведено даже по телефону, «старец» стал назначать министров и отправлять их в отставку. Правда, не обходилось порой и без скандалов, по причине которых Распутина временно отдаляли от царской семьи. Но маленький наследник престола любил Распутина, его сказки, его магический, успокаивающий, гипнотизирующий голос. Ребенок действительно нуждался в «добром Грише».
Крах
А потом случилось нечто странное, переменившее судьбу черногорок. Вероятно, их аномальная активность привела к тому, что жену Петра Николаевича и ее сестрицу стали звать при дворе «черными женщинами». Они сделались абсолютно неуправлямыми – даже замечания самого царя не могли остановить черногорок от вмешательства в государственные дела. Обе великие княгини интересовались политикой и постоянно выступали в роли передатчиц пожеланий различных балканских интриганов. Так, им даже приписывалась роковая роль в развязывании Первой мировой войны, вызванной, по мнению газетчиков, заговором, возникшим вокруг черногорок… Герцог Лейхтенбергский (первый муж Станы) прозвал сестер «черногорскими пауками», которым удалось ценой неимоверных усилий опутать, точно паутиною, многих… Острый на язык политик Сергей Юльевич Витте (долгие годы занимавший пост министра финансов, затем – пост председателя Кабинета министров) дал им уничижительную характеристику: «Ох уж эти черногорки, натворили они бед в России… Чтобы рассказать, какие пакости они натворили, нужно написать целую историю; не добром помянут русские люди их память». Рассказывая о бесконечных требованиях денег, поступающих к нему от черногорок, он пишет: «Я воображаю, сколько эти сестры потом на меня клеветали императрице. Вообще эти особы крепко присосались к русским деньгам…»
Дружба Милицы и Станы с русской императрицей постепенно сходила на нет. Причины размолвки оставались тайной. «Черногорки пытались примириться, но, по-видимому, ничего не вышло», – писал начальник канцелярии императорского двора Мосолов. Ему вторит современник: «За явную склонность к сводничеству черногорок попросили быть от Александры подальше».
Ну, а семейная жизнь великих княгинь складывалась в ту пору следующим образом. Великий князь Петр Николаевич вел скромный образ жизни в рядах офицеров лейб-гвардейского драгунского полка. Серьезная болезнь – туберкулез легких – заставила его жить продолжительное время в Египте. Он бросил службу и начал заниматься архитектурой… Великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий русской армии, супруг Анастасии, стал все подозрительнее относиться к вмешательству Распутина в военные дела империи, кроме того, возникли опасения по поводу своего собственного брака. Ему надоело терпеть, что его Стана с какими-то сумасшедшими танцует на сеансах, призывает мертвых, лечит буйных и участвует в «божественном бешенстве Григория». Когда вместо военной тактики и стратегии на главные решения императора стала влиять исключительно «прозорливость» Распутина, Николай Николаевич передал «старцу»:
– Уйди, или я тебя убью!
Анастасия, понимая, что рискует лишиться мужа, встала на его сторону – оказавшись, таким образом, среди противников Распутина. Взбешенный «старец» добился перевода Николая Николаевича на Кавказ.
А Милица еще некоторое время встречалась с Распутиным, но и ее восторг также стал охладевать – теперь уже из-за ревности к сотням молодых женщин, счастливым от того, что он расстегивал пуговицы на их платьях. Великие княгини даже ездили в Царское Село к императрице с сообщением о своих ужасных открытиях относительно Распутина. Но Александра Федоровна приняла их холодно.
29 декабря 1916 года Распутин был убит. Помимо официальных известных версий, существует еще одна, согласно которой в «изничтожении» старца не обошлось без великого князя Николая Николаевича.
Накануне убийства, во время обычного, на первый взгляд, ужина за царским столом, Распутин вдруг встал и посмотрел Александре в глаза:
– Сегодня у меня было видение. Предупреждение… Против меня плетется заговор, и, если на то Божья воля, я умру завтра. Но и вам тогда не жить!..
Император не сказал ни слова. Императрицу увели в ее покои в сопровождении врача.
На третий день после убийства – 1 января 1917 года – труп Распутина был найден. В Петербурге, где все знали пикантные детали, связанные с Распутиным, подтверждение того, что «эту скотину» удалось убить, вызвало взрыв радости. Однако вдали от столицы, в провинции, к убийству отнеслись иначе. Для крестьян Распутин стал мучеником. Он был человеком из народа, он доносил до царя голос народа. И поэтому придворные убили его. Вот что говорили русские мужики.
А Милица и Стана, осознавая, что дела плохи, молились за душу Григория Распутина и за себя. В отличие от многих других они чувствовали, что это начало конца и что пророчество Распутина о гибели царской России сбудется. На рассвете кроваво-красной зари черногорки собирали свои вещи – но не шляпы, корсеты и платья, а тайные книги и записки…
Русскую революцию, расстрел царской семьи и других сановников Анастасия и Милица успели избежать волшебным образом. Они нашли убежище на Западе. Одно время жили со своими семьями в Египте и Париже. Кстати, убегая из Петербурга, княгиня Милица не забыла увезти с собой икону Спасителя – ту самую, которая провела ночь на груди покойного Иоанна Кронштадтского. Эта икона оставалась при ней до конца дней… Милица Николаевна умерла в 1951 году в Александрии, пережив сестру Стану на шестнадцать лет.
Цветы сливы мейхуа
Слива мейхуа в китайской символике означает нежность цветения и умирания в расцвете. Ее цветы могут опадать, не давая плодов.
Он заметил ее еще в Париже, в кафе «Анджелина» на рю Риволи. Он там был с приятелями из миссии – они затащили его показать местную достопримечательность в самый час пик – когда парижане неспешно пьют шоколад, поглощают крохотные, невероятно вкусные десерты и без умолку болтают. Звяканье ложечек, звон чашек, жужжание голосов – в этом весь Париж, так что роптать не стоит. Он и не роптал, изредка бросая взгляд на часы в ожидании, когда минутная стрелка наконец доползет до без пяти шесть и можно будет встать и отправиться на собрание миссии, которая располагалась в здании неподалеку. Она была там, видимо, тоже с друзьями, потому что весело смеялась, часто касаясь рукой рукава сидящего рядом молодого человека, давая пробовать свой десерт женщине, сидящей напротив. Что было в ней такого, что привлекло его внимание? Шатенка, стрижка каре, очень белая кожа. Простое черное платье, а на плечах – золотистый платок с роскошным тигром.
Он присмотрелся внимательнее – платок был знаком. Вернее, рисунок платка. Кажется, недавно он видел его – то ли в теленовостях, то ли где-то еще… И вспомнил – платки, подобные этому, были выпущены в очень ограниченном количестве фирмой Hermes. Деньги от их продажи передавались в благотворительный фонд. Она, должно быть, была состоятельной женщиной, раз смогла позволить себе купить такой платок. Если он – не подделка. Но было в этой женщине нечто, что исключало возможность представить рядом с ней любую подделку, сколь бы мастерски та ни была изготовлена. В его родном Гонконге тысячи мелких торговцев продают копии известных брендов, и туристы их охотно раскупают.
Чарли уловил последнюю фразу своих друзей, кивнул головой и, наконец, встал из-за стола. В Париж он приехал сегодня утром, рейс был с промежуточной посадкой, полет длился около тридцати часов, и он чувствовал легкую головную боль.
Проходя мимо столика, за которым сидела шатенка с платком Hermes на плечах, Чарли успел разглядеть ее серо-голубые глаза, четко очерченный рот и небольшой нос. По европейским стандартам – красивая женщина. По китайским – так себе. Троица тоже встала из-за стола, женщина взяла в одну руку сумку, в другую – короткий черный плащ.
– Дружище Ли, – Карел, товарищ Чарли, шутливо ткнул его в плечо кулаком, – где витают твои мысли, а? Пойдем, скоро шесть, не хотелось бы опаздывать на общее собрание.
От Риволи по переулку они дошли до каменного дома, построенного в начале восемнадцатого века. Здесь располагалась штаб-квартира миссии. Именно здесь формировалась группа волонтеров, отправляющихся в небольшую западную провинцию Китая – Лойбань. Несколько городов сильно пострадали от землетрясения, и население было эвакуировано в единственный не затронутый стихией город Иньян.
Иньян – древний город, годы и культурная революция пощадили его. За крепостными стенами города развернулся палаточный городок, где временно проживали несколько тысяч пострадавших от землетрясения. В каждой палатке размещались по три-четыре семьи. Всем требовались еда, питье, одежда, медицинская и психологическая помощь. Дети должны были ходить в школу, больные лечиться, дома строиться – короче, жизнь должна была идти своим чередом. Власти обещали, что за три месяца пострадавшие города и села будут восстановлены. Будет жилье, свет, больница и школа. А пока ждали помощи.
В небольшом, но хорошо освещенном зале уже собрались люди. Слышалась разноязыкая речь, смех, кто-то перекрикивал шум, разговаривая по мобильному телефону. Здесь были врачи, учителя, воспитатели, психологи – все из группы волонтеров. Чарли присмотрелся внимательнее – сомнений быть не могло – та самая женщина с золотистым платком на плечах, замеченная ранее, тоже была здесь. Она пожимала руки, смеялась, что-то говорила, в общем, чувствовала себя своей в этой пестрой компании. Эта женщина выделялась даже в кругу симпатичных европеек и китаянок. То ли ее природный магнетизм, то ли ореол золотого платка сыграли свою роль, но у Чарли сложилось впечатление, что, кроме нее, в зале никого больше нет. Женщина почувствовала его взгляд и обернулась. Их глаза встретились. Она улыбнулась и… направилась прямо к нему.
– Меня зовут Анна, я из Москвы, – представилась она первой, показывая на свой бейдж, приколотый у правого плеча. – А вы, – она сощурила глаза, пытаясь прочитать надпись на его бейдже, – Чарли Синг Лун. Вы из Гонконга?