Георгий АстаховБамбуковый меч
Автор этой книги — Георгий Астахов ряд лет посвятил изучению истории языка, литературы нашего дальневосточного соседа — Японии.
Материалы Георгия Астахова дают живую панораму сегодняшней жизни Японии, позволяют увидеть страну и в крупном историческом плане, и в житейских подробностях, в противоборстве политических страстей, выявляют в какой–то мере социальный, исторический смысл происходящего.
Автор глубинными фактами японской действительности обнажает язвы и жестокие нравы буржуазного общества с его античеловеческими нормами и жесточайшей эксплуатацией трудящихся масс.
В книге показано, как правящие круги Японии под давлением империализма США осуществляют курс на милитаризацию, на усиление международной напряженности.
Известно, что Япония — государство, граничащее с СССР. Это обстоятельство не может не вызвать к очеркам Г. Астахова интереса читателей, особенно пограничников. Книга, несомненно, расширит их познания о сопредельной стране, поможет лучше осознать свой долг по надежной охране государственной границы.
Родителям моим посвящаю
Откровения студента
Закусочная, приютившаяся на углу тихой улицы, была сумрачна и тесна. Под запыленным стеклом маленькой витрины блестели пластмассовые китайские пельмени, коричневый соевый суп с твердыми ракушками и длинная, тонкая лапша. На самой верхней стеклянной полке возлежала пузатая рыба в соусе. Рыба была дорогой, ее вряд ли заказывали часто, и она красовалась больше для придания солидности заведению…
Раздвинув шаткие двери, я пробрался между тесно расставленными стульями и сел за свободный стол.
Рядом сидел усталый человек лет двадцати и рассказывал что–то своему соседу. Тот рассеянно слушал, сонно прищурив глаза. Лишь отдельные слова долетали до слуха:
— Да вот, занимались "арбайто" (арбайт (немецк.) — работа.), недавно возвратились… Всего пятьдесят тысяч иен… За квартиру надо заплатить…
Оба собеседника, истинные японцы, не забывали поминутно кивать головами: говоривший — словно подтверждая этим правоту слов, а слушавший — в знак заранее готового согласия со всем, что будет сказано.
На головах приятелей красовались огромные голубые панамки, какие надевают на младенцев. Перед каждым стояла глубокая чашка, полная дымящейся лапши.
В закусочную то и дело входили новые посетители. С грохотом раздвигая стулья, к столам протискивались плотные здоровяки, а с другого края неслышно подсаживались хилые, измученные зубрежкой студенты. Казалось, присутствовавших объединяла лишь лапша, которую они ели. Кто–то заказывал ее с мандаринами, кто–то — с коричневой соевой жидкостью, а кто–то и с острым индийским соусом карри, но никто не останавливал свой выбор на мясе…
— Чего изволите? — раздался над ухом тихий, почтительный, но очень знакомый голос… Я поднял глаза и обомлел. Передо мной в угодливой позе стоял Уда, бог и гроза каратэистов. Сэмпая (сэмпай — бог) каратэ словно подменили: его мощные плечи опущены, в глазах не играет искра превосходства…
— Ты что же, бросил университет?..
— Наоборот, я работаю здесь для того, чтобы меня не выгнали из университета: ведь учеба стоит немалых денег. Во время каникул так подрабатывают многие студенты…
В темном углу маленького зала томилось от безделья несколько официантов. Одетые в дешевые длиннополые пиджаки и чистые белые рубашки, они ничем не отличались от Уды: такие же короткие, по–солдатски стриженые волосы, такой же потухший взгляд… Неожиданно громко щелкнула дверь, ведущая в кухню, и на середину вышла аккуратная девушка в черной юбке и громко объявила:
— Арбайто но Уда–сан! Дэнва дэс! Господин Уда, нанятый временно, вас вызывают к телефону…
Лицо девушки было холодным и неприступным. Казалось, откажись Уда повиноваться ей, и она превратит его в лед…
Уда напряженно поклонился, тихо произнес: "Прошу прощения!" — и убежал…
Слова секретарши звучали странно–унизительно: в самом деле, стоило ли подчеркивать, что Уда — лишь временный гость в недружной компании официантов?..
Вскоре Уда возвратился, держа в руках маленький поднос, полный чашек с новой лапшой. Осторожно пробираясь между столами, он снимал чашки с подноса и ставил перед гостями, слегка кланяясь.
— Спасибо, бой–сан (бой–сан — господин мальчик), — уважительно говорили ему люди.
Его походка была угодливой и торопливой, а глаза прищурены — и это придавало лицу такое выражение, словно он удивлялся тому, что никто здесь не знает, как грозен он на самом деле…
Поднос тускло блеснул, опустев, и Уда прижал его к груди.
— Рабочий день кончился, — шепнул он, проходя мимо, — не хочешь ли зайти ко мне в гости?..
Я ждал Уду у закусочной. На душе не было радости: Томили смущение и чувство неловкости. Скрипнула дверь, и на жаркую улицу выбежал Уда в неизменных бархатных брючках и майке с номером на спине. Лицо его было усталым.
— Сегодня мы с тобой вступили в новые отношения заказчика и слуги, — усмехнулся он. — Но ведь никому не стыдно зарабатывать деньги: жизнь есть жизнь… Знакомо ли тебе слово "арбайто"? Пришедшее из немецкого языка, где оно обозначало любую работу, слово приобрело у нас иной смысл: временный заработок. Чаще всего его стремятся получить студенты, и поэтому слово "арбайто" стало символом студенческой жизни.
— Что греха таить, — продолжал Уда, — хозяева охотно принимают нас на временную работу. — Нам не положены ни пособия при несчастных случаях, ни дополнительные выплаты при увольнении, ни бонусы — денежные наградные, которые выдают на фирмах раз в полгода, ни пенсии…
Уда замедлил шаг и низко поклонился маленькому старичку, шедшему навстречу. Тот ласково кивнул в ответ.
— Научно–технический прогресс не затронул традиционных общественных устоев, — продолжал Уда. — Поступив в японскую фирму, человек не просто нанимается на работу. Обычай на всю жизнь привязывает его к ней, как некогда бывало с самураем, влившимся в клан феодального князя… Как бы мала — или велика — ни была фирма, она безраздельно присваивает будущую судьбу новичка. Если он изменит ей или захочет перейти на другую работу, его сочтут чужаком и ненадежным человеком, оттолкнувшим пригревшую его руку. Только в своей первоначальной фирме человек может рассчитывать на продвижение. Поэтому так усердны наши чиновники…
Предприниматели легко соглашаются нанимать искателей "арбайто" еще по одной причине. Например, если я проработаю в этой закусочной до седых волос, я так и останусь в ней чужим: каинова печать пришельца, однажды нанятого временно, всю жизнь будет жечь меня… Впрочем, я и не смогу задерживаться в закусочной надолго. При малейшем изменении рыночной конъюнктуры хозяин просто не откроет мне дверь, и я никуда не смогу пожаловаться на несправедливое увольнение: ведь меня брали лишь на время…
Рабочие, служащие и студенты, ищущие желанное "арбайто". — это спасительный балласт капиталистической экономики, и когда начинается буря, их безжалостно выбрасывают за борт!..
Уда тяжело вздохнул и посмотрел по сторонам. Извилистая песчаная дорожка, по которой мы шли, сверкала зеленью изгородей. Сквозь жесткие глянцевые листья виднелись, белея квадратами, маленькие дома. Стены их были тонки, двери сделаны из картона, а окна из бумаги, — но, казалось, они были тверже стали, наглухо скрывая от мира тревоги и печали людей, живших за их шатким заслоном…
Навстречу нам шагала толпа студентов, юношей и девушек, сжимавших в руках газетки. "Вестник арбайто", — было напечатано на них. Ребята спешили на электрички. В толпе молодых людей торопливо семенила старушка, старательно кивая седой головой. Бедняжка! Она тоже искала "арбайто"!..
За поворотом показался дом, где жил Уда. Низкий и сильно вытянутый, он напоминал казарму.
— Почему многие здешние дома так похожи на бараки?
— Да потому, что земля слишком дорога. Ведь по закону домовладелец обязан купить и часть площади вокруг здания. Обычно несколько хозяев соединяют свои одноэтажные дома и сообща покупают один участок земли: каждый ловчит как умеет, ведь жизнь немилосердна…
Мы вошли в темную прихожую, по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж и остановились у дверей.
Уда достал из кармана медный ключ. Замок щелкнул.
И замок, и ключ казались ненужными: тонкую фанерную дверь мог без труда разбить любой злоумышленник. Но дверь была цела: охотников попасть в комнату Уды пока не находилось…
В игрушечной прихожей размером в полметра можно было снять обувь только одному человеку. В дверь мы входили поочередно, потому что вдвоем просто не уместились бы в прихожей.
Пол, сплетенный из тугой соломы, упруго вибрировал, когда ступали на него. Все помещение комнаты можно было пересечь двумя небольшими шагами. У двери тускло поблескивала раковина из серого цинка, рядом была привинчена к стене другая, пониже, предназначавшаяся для мытья ног и стирки. У подрагивающего от ветра бумажного окна стоял низкий письменный стол. Рядом примостился железный стул, на спинке которого висели смятые брюки.
На полу оставалось небольшое свободное пространство. Наверное, его занимал сам хозяин, когда спал ночью, расстелив матрац.
— А это электрическая батарея для обогревания воздуха! — указал Уда на маленький железный предмет в углу. — Рано утром, едва взойдет солнце, я машинально просыпаюсь на секунду и выключаю электроприбор: ведь тепло стоит немалых денег… А вообще я плачу за комнату по 40 тысяч иен в месяц. Сколько это выходит в пересчете на ваши деньги?
— Около ста рублей…
— Почти столько же приходится тратить на учебу в университете… А на остальное остаются гроши… Ты помнишь секретаршу хозяина в закусочной, которая вызывала меня к телефону? — улыбнулся Уда. — Ее лицо было настороженным и холодным, не правда ли? Капитализм рождает множество характерных выражений лиц. Среди них и самодовольная, тупая физиономия полицейского, хитрые, горящие затаенным блеском глаза дельцов, нередки и открытые, искренне улыбающиеся лица… Существует сила, которая вмиг делает серьезными смеющи