Старичок немедленно отступил, громко проворчав напоследок:
— У, антихристы!
Майя, которая на самом деле вовсе не пищала и вообще не издавала никаких звуков, переступила с ноги на ногу и поежилась. Стас стоял неподвижно и смотрел на свою жертву взглядом вооруженного огородника, решающего, что делать с поганым зайцем, сожравшим его капусту.
Наконец решение было принято. Он отступил в сторону и резко махнул рукой, приказав:
— Пошла отсюда!
Ни слова не говоря, Майя ринулась прямо в кустарник. Продралась сквозь ветки и вывалилась на тротуар, едва не брякнувшись на асфальт. Она была до глубины души потрясена случившимся. Не то чтобы ее никогда не целовали сильно выпившие мужчины — бывало и такое. Но обращаться с ней столь цинично, когда она пришла просить помощи… Да уж, такой подлости от старшего лейтенанта Половцева она точно не ожидала.
Явиться домой в смятении чувств было бы ошибкой. Поэтому Майя некоторое время бродила по улицам, пытаясь успокоиться. Стоял безоблачный летний вечер. Синий купол неба медленно оседал на крыши, и в глубине каждого газона что‑то упоительно стрекотало. Подышав воздухом, она достала из сумочки пудреницу и сунула в нее нос. Зеркало отразило лицо, которое врядли удалось бы пронести мимо Сильвестра без объяснений. Майе пришла в голову идея замаскировать только что испытанные переживания новыми, более свежими.
Добравшись до дому, она вызвала лифт и отправилась на девятый этаж допрашивать Жабина. После большой разборки с рубашкой и штанами она его больше не видела, впрочем, как и других участников драмы. Возможно, бедняга считает, что Майя его опозорила, и даже не пустит на порог. Однако в ответ на звонок Жабин немедленно открыл дверь. Выглядел он неважно — примерно так выглядит отец пятерых детей, когда мать этих детей уезжает на пару дней погостить к подруге.
— Здрасьте, — сказал он в ответ на вежливое приветствие. — Неужели опять что‑то случилось?
— Да нет, с чего вы взяли?
— У вас такой вид, как будто вы только что с пожара.
— Ну, почти, — призналась Майя.
— Вам неплохо было бы чего‑нибудь выпить.
— А что у вас есть? — спросила она, уверенная, что Жабину требуется поддержать дух не меньше, чем ей.
— Не знаю, надо посмотреть.
Он отступил в сторону, приглашая ее войти, а потом повел на кухню, шаркая тапочками по паркету.
— Надеюсь, вы не держите на меня обиды? — спросила Майя у его спины, которая вращала лопатками, пока ее хозяин копался в холодильнике.
Ни боже мой, — ответил Жабин, появляясь с бутылкой горькой настойки. — Это сойдет? А закусывать придется конфетами — больше у меня ничего нет. Только конфеты и манная каша, пропади она пропадом.
Майя огляделась и увидела на плите обугленную кастрюльку, обросшую по краям клочьями засохшего молока. На столе кисла плошка с зернистым месивом, в которую намертво влипла столовая ложка.
— Вам что, одолжили младенца? — спросила Майя, чокнувшись с Жабиным и быстро опорожнив предложенную ей рюмку.
Спиртное она не любила, но полагала, что сейчас у нее просто нет выбора. Лучше вернуться к Сильвестру пьяной, чем вдрызг расстроенной. Его проницательность граничила с колдовством и внушала ей мистический ужас.
— Вы просто не поверите в то, что случилось, — сказал Жабин, глядя на девушку с веселой злостью.
— Я? Неправда. Я поверю во все что угодно.
— Тогда слушайте. Помните ту тетку, у которой я одолжил платье для нашего розыгрыша?
— Еще вы одолжили у нее чулки, — подсказала Майя. — И выдали ее за свою родственницу.
— Точно. Так вот, на самом деле это была никакая не родственница. А курьерша, которая развозит билеты, заказанные по телефону. Я собирался в Турцию. Эх, да что там…
Он выпил еще одну рюмку настойки и зашуршал фантиками. Освободил три конфеты и одну за другой покидал их в рот.
— А как вам удалось ее раздеть? — с любопытством спросила Майя. — Вы ей заплатили?
— Нет, я ее напугал. Сказал, что милиция ищет женщину‑маньяка, которая только что задушила на лестнице парочку жильцов. От волнения с ней сделалась горячка. После того, как все ушли, я не смог вытащить ее из постели. У нее поднялась высоченная температура, она вся пошла какой‑то сыпью.
— Наверное, это вы накаркали, — предположила Майя, заметив свое отражение в стеклянной полке и удивившись тому, какой всклокоченной она выглядит. Вероятно, необузданность старшего лейтенанта Половцева подействовала на нее гораздо сильнее, чем показалось вначале. — Вы заливали про каких‑то мадурайских комаров, помните?
— Надо же было как‑то объяснить, почему тетя без одежды. Короче говоря, она теперь у меня тут болеет. А приехать и забрать ее некому.
— Вы вызывали врача?
— Он сказал, что это похоже на сильное нервное потрясение. От нервного потрясения, дескать, может быть все что угодно — и сыпь, и другие неприятные штуки. Поэтому тете нужно отлежаться и прийти в себя. Я кормлю ее манной кашей, — мрачно добавил он. — Больше она почему‑то ничего не проглатывает.
— Может, у нее горло болит?
— Ничего у нее не болит, — возразил Жабин. — Иногда она песни поет. И соседи снизу сразу начинают стучать по батарее. Хотя она хорошо поет, с чувством. Слушайте, а чего вы пришли? — неожиданно спохватился он. — Опять милиционеры нашли какую‑нибудь дрянь в мусорном баке и приписали ее мне?
Да нет, все нормально, — отмахнулась Майя, ощутив, что на кухне значительно потеплело. Даже стало жарко. — Я хотела уточнить насчет того случая с вашим побегом через крышу подъезда.
— Забавно, — сказал Жабин. — Сейчас об этом вспоминаешь как о приключении. А тогда мне казалось, что я попал в чей‑то ночной кошмар.
— Мне важно узнать, что вы тогда заметили. Ведь именно в тот момент, когда вы лезли на крышу, по лестнице спускался убийца, который пришил невинного парня возле нашей двери.
— Ноя ничего не заметил!
— Вы говорили, он кашлял. Тот, кто спускался.
— Не кашлял, а покашливал. Точно как Чепукин. Его я испугался даже больше, чем Янова. Однажды этот тип заманил меня к себе в квартиру и подверг многочасовой пытке. Он говорил, и говорил, и говорил… И выпустил только потому, что я замахнулся на него табуреткой. А когда я лез в окно, то был очень расстроен и про себя решил, что пришью его сразу, без предупреждения — пусть только появится.
— Но вы его не видели, — констатировала Майя.
— Не видел.
— Давайте вернемся к убийце, — предложила Майя. — Значит, он покашливал. А может быть, что‑нибудь бормотал?
— Ничего он не бормотал. Впрочем, мне было не до этого, знаете ли.
— А он не топал? — не отставала Майя. — Стучали каблуки по ступенькам или нет?
Я тогда обращал внимание только на голос Янова, который разговаривал по мобильнику. Так я хотя бы мог сориентироваться, где он находится. Впрочем, нет, тот, кто спускался сверху, не топал. Потому что я еще подумал — он может появиться в любую секунду. Значит, это был убийца? Выходит, наткнись он на меня, запросто мог бы пришить?
— Не думаю, что он готов был кромсать народ направо и налево, — пожала плечами Майя. — Он же хитрый, хотел, чтобы подумали, будто никакого убийства не было, а тот парень просто поскользнулся на банановой шкурке. Вроде как это судьба, злой рок. Ему невыгодно было убивать кого‑то еще.
Жабин сокрушенно покачал головой и задумчиво посмотрел на бутылку.
— Предлагаю освободить посуду.
Майя согласилась, и они махнули еще по рюмке, зажевав их конфетами. Конфеты были лежалые, покрытые белым налетом. Вытерев рот тыльной стороной ладони, гостья решила откланяться и напоследок посоветовала Жабину успокаивать больную «тетю» теплыми грелками и тягучими ирландскими песнями, которые можно купить в любом музыкальном киоске возле метро.
Прошагав пешком три этажа, она достала связку ключей и открыла дверь. За дверью стоял Сильвестр Бессонов и молча смотрел на нее.
— О, босс! — оживленно воскликнула Майя. — Как дела?
Ее улыбка была такой же яркой и фальшивой, как те стеклянные побрякушки, которыми торгуют в подземных переходах.
— Тебя не было целую вечность, — попенял он, окинув ее внимательным взором. — Почему ты такая потрепанная?
— Разве я потрепанная? — удивилась Майя, приглаживая волосы обеими руками.
— Ты похожа на чемодан, побывавший в кругосветном путешествии. И от тебя пахнет спиртным. Ты что, предавалась разврату?
Майя выпятила подбородок, изображая обиду:
— Так вот что вы обо мне думаете!
— Послушай, ты отправилась покупать себе всякие штучки‑дрючки, а вернулась пьяная и с пустыми руками. Что еще я должен думать?
— Разве я пьяная? — с еще большим удивлением спросила она.
— Скажем так: нетрезвая. И ты вряд ли способна приготовить ужин.
— Почему это? Сейчас немного полежу и приготовлю.
Сильвестр ни на секунду не отставал от нее, хотя Майя делала все возможное, чтобы ускользнуть. В конце концов она попыталась закрыться в ванной, но он подставил ногу и не дал двери захлопнуться.
— У тебя явно что‑то случилось. Попался еще один поклонник, помешанный на кроликах?
— Какая вам разница? — спросила Майя, дергая дверь на себя.
— Хочу знать точно. Возможно, ты перебарщиваешь. Если он художник, который пользуется беличьими кисточками, то я вовсе не против ваших отношений.
— У меня нет никаких поклонников.
— Не ври. Я вижу, ты с кем‑то целовалась. Майя высунула язык и провела им по губам.
— Можешь не облизываться, тебя выдали глаза.
— Глаза?
— Да, твои бегающие глазки, — протянул Сильвестр и принялся рассуждать вслух: — Раз тебе стыдно, значит, это был не поклонник. Тут что‑то другое.
— Конечно, поклонник, — небрежно возразила его помощница. — Я ни с кем больше не целуюсь.
— Недавно ты целовалась с Мурочкиным. А! Кажется, я догадался. Ты ходила к Жабину?
— Да, — с облегчением призналась Майя.
— И вы с ним выпили?
— Точно. А потом поцеловались на прощание. Я хотела его поддержать, потому что та тетка, которую он выдал за свою родственницу, до сих пор лежит у него в постели. Только теперь она вся покрылась сыпью. Разве можно было уйти просто так?