— Может, он был шпионом? И его прикончил агент иностранной разведки?
— Агенты тоже совершают промахи, — заметил Сильвестр и прислушался: — Тебе не кажется, что в подъезде слишком шумно? Слышишь? Что‑то происходит на лестнице, точно.
Они вышли в коридор, на секунду замерли, потом уставились друг на друга. Из‑за входной двери доносился топот, чьи‑то крики, плач и причитания. Все это сопровождалось бешеным лаем Джинервы, который раздавался то сверху, то снизу, из чего можно было заключить, что болонка носится по этажам.
— Вот еще нам не хватало, — пробормотала Майя испуганно. — Нужно узнать, что там случилось.
Она глубоко вздохнула, открыла замки и вышла, оставив дверь приоткрытой. Сильвестр ждал, покусывая нижнюю губу и прохаживаясь взад и вперед по коридору. Прошло не больше минуты, и Майя влетела обратно. Глаза ее возбужденно блестели, на лбу выступил пот.
— Чепукин через дверь сообщил мне, что произошло еще одно нападение на человека! — крикнула она. — Я не очень разобралась, кто на кого напал, потому что там страшная неразбериха. Уже и милиция приехала! Не закрывайте дверь, я сейчас вернусь, все вам расскажу.
Она побежала вниз по лестнице и сразу же наткнулась на Алевтину Витальевну, которая стояла возле мусоропровода, обмахиваясь газеткой. Выглядела она распаренной и несчастной.
— Джинерва сбежала, — с надрывом сообщила она Майе, указывая глазами вверх, откуда доносилось бешеное собачье тявканье.
— Хотите, я за ней схожу?
— Лучше не надо, — шепотом ответила Алевтина. — Там, на лестнице, лежит мужчина. Может быть, он мертвый. Я побоялась посмотреть. После того, как тут такое случилось…
Похолодев, Майя на цыпочках отправилась наверх, бросив через плечо:
— Нет, я все‑таки посмотрю.
На самом деле мужчина не лежал, а сидел на ступеньках, сжав голову руками. Это был молодой, но довольно упитанный человек в костюме и при галстуке. Он привлекал к себе внимание не только тем, что перегораживал проход. Еще он тихонько выл, как будто у него болел зуб. Наверное, Джинерве не нравился этот вой, и она заливалась лаем где‑то наверху.
— С вами что‑то случилось? — спросила Майя, опасливо приблизившись.
Мужчина неожиданно вскинул голову, показав озлобленную физиономию.
— Меня хотели убить! — крикнул он. — Я помощник депутата, пришел с информационными бюллетенями и получил в вашем подъезде не только удар по голове, но еще и словесные оскорбления. У вас тут все сумасшедшие, твердят про каких‑то маньяков с чулками.
— В какой квартире живет виновный, это я вам на раз скажу, — ободрила его Майя, махнув рукой. — А по поводу маньяков обращайтесь на девятый этаж. Там в маленькой комнате прячется сумасшедшая тетя Жабина.
Она замолчала, потому что снизу поднималась целая толпа народу — поднялся такой шум, что хотелось заткнуть уши.
— У вас есть тут хоть один вменяемый свидетель? — громко спрашивал сердитый голос.
Как выяснилось через пару секунд, голос принадлежал милиционеру. Он был в форме, то есть при исполнении служебных обязанностей. То, что в ходе выполнения этих обязанностей у него что‑то не заладилось, было ясно по его лицу — красному, надутому, с выпученными глазами. За милиционером поднималась пара тяжело дышащих старушек, дворничиха с железным совком и местный сантехник, зашедший в их подъезд по большому одолжению. Еще ниже обнаружилась Анжелика Янова и взволнованная пара молодоженов со второго этажа.
— А это кто еще такие? — грозно спросил милиционер, остановившись и уставившись куда‑то вверх.
Майя обернулась и увидела соседей из квартиры напротив, супругов Рудаковых. Они только что вернулись из Флориды и могли порадовать глаз сочным загаром. Впрочем, сейчас им вряд ли стоило говорить комплименты. Лица у обоих были вытянуты, рты разинуты, глаза испуганы.
— Здрасьте, — на всякий случай пробормотала Майя. — Как была погодка?
У вас тоже что‑то случилось? — спросил милиционер, заметив неподдельное страдание на загорелых лицах.
— Они убежали, — ответила Рудакова грудным голосом. — Из‑за этой собаки.
Вытянув руку, она потрясла красным бантом, в котором застряла кудрявая шерсть. С большой долей вероятности можно было сказать, что бант выдран из Джинервы.
— Они убили мою собаку! — закричала снизу Алевтина Витальевна.
— Как же, убьешь ее! — возмутился Рудаков, одетый в шорты и гавайку. — Я бы убил, если бы поймал.
— Кто — они? — устало спросил милиционер.
— Маньяки, маньяки! — вставил свое слово помощи и к депутата. — Вот тут граждане говорят, что они убежали на девятый этаж. Фамилия их — Жабины.
— Кто такие Жабины? — гнул свое милиционер.
— Хулиганы!
— Это шофер и его сумасшедшая тетка, — возразила одна из бабушек, успевшая восстановить дыхалку после марш‑броска на шестой этаж с «перекурами». — Жабинская тетка уже второй раз пытается вырваться из‑под домашнего ареста. Ее Янов только что поймал. Такая драка была на третьем!
— Замолчите все! — басом простонала Рудакова. — Какие Жабины, когда такое несчастье! Они сбежали, сбежали!
— Да кто сбежали? — хором спросили Майя и дворничиха.
— Семь тысяч долларов! — воздела глаза к потолку. Рудакова. — Подумать только! Как мы их холили, ласкали и лелеяли! Мы успели их полюбить!
— Я бы тоже полюбил семь тысяч долларов, — задумчиво сказал сантехник, вытирая лоб рукавом. — Какие у нас жильцы занятные, нет слов для описания.
Именно в этот момент раздался страшный рев, перешедший в тонкий визг. Было ясно, что Джинерва с кем‑то сцепилась не на жизнь, а на смерть. Тотчас, рыча, кусаясь и роняя шерсть и слюну, мимо всей честной компании сверху по лестнице скатился огромный шерстяной клубок серо‑белого цвета о восьми лапах и двух хвостах. Помощник депутата вскочил, как ошпаренный, и прижался к стене, пропуская кучу‑малу, которая просвистела вниз, до полусмерти напугав бабушек. Дворничиха попыталась было ударить кучу‑малу совком, но успела только примериться, потому что Рудакова бросилась на нее всем телом, примяв к стенке.
— Да я вам… Я вам руки оторву!
— Тут настоящие звери живут в подъезде! — гневно заявил помощник депутата, обращаясь к оторопевшему милиционеру. — Вы же правоохранительные органы! Ну так давайте, охраняйте мои права!
— Что это было? — вместо ответа спросил милиционер, глядя вслед укатившемуся живому клубку. — Что это за недоразумение?
— Точно знаю, что половину недоразумения зовут Джинерва, — ответила Майя.
— Это ведь с девятого этажа, — задумчиво проговорил милиционер. — Говорите, там проживают сумасшедшие?
Все присутствующие хором подтвердили, что да, на девятом имеется чокнутая тетка Жабина, которая сошла с ума после того, как ее кто‑то укусил. Кто и при каких обстоятельствах совершил это злодеяние, жильцы не смогли точно сформулировать. Но пару версий выдвинули прямо на месте.
— Это случилось за границей, — высказалась с трудом отбившаяся от Рудаковой дворничиха.
— Точно, — подтвердила одна из бабулек. — Ее укусил иностранец и передал ей через слюну комариное заболевание.
Пока шло дознание, к квартире, находившейся этажом ниже, приблизился большой букет роз. За букетом обнаружился скрипач Мурочкин, застенчиво ожидающий, когда кто‑нибудь откликнется на его звонок. Через секунду дверь приоткрылась и показался Сильвестр, который, узрев букет, резко отшатнулся.
— Розы?! — грозно вопросил он через щель. — Вы спятили!
— Почему это я спятил? — удивился скрипач. — Я пришел к Майе, а не к вам.
— Какая разница! Вы задумали протащить этот веник внутрь.
— Да, я на это рассчитывал, — честно признался Мурочкин.
— Вы не должны были приносить розы, — категорично заключил Сильвестр.
Мурочкин ужасно расстроился, особенно потому, что Майя все не появлялась. Наверху орали соседи, там опять происходила какая‑то разборка, в которой он не хотел участвовать: желание устроить личную жизнь оказалось гораздо сильнее любопытства.
— Ну и какие же цветы я могу принести?
— Искусственные.
— Послушайте, — возмутился Мурочкин. — Я пришел на свидание, а не на похороны!
— Приводите какие угодно доводы, но ваши розы не переступят порог моей квартиры.
— И куда же мне их девать?!
— Отнесите на могилу той кошки, которую вы переехали.
Кажется, жестокий Сильвестр хотел добавить что‑то еще, но в этот момент сверху, рыча и воя, сверзилось что‑то огромное и мохнатое, завертелось вокруг Мурочкина и неожиданно распалось на две половины. Одна половина, жалобно тявкая, поскакала вниз, где, судя по радостным возгласам, попала прямо в руки Алевтины Витальевны. Вторая же — молнией метнулась к приоткрытой двери, мелькнула под ногами Сильвестра и скрылась в его кабинете.
Скрипач даже не успел слова сказать, потому что на площадку немедленно хлынула целая толпа народу, и там была Майя, при виде которой у него зашлось сердце.
— Это вам, — сказал он, отодвинув дворничиху и наступив на ногу милиционеру, которого даже не заметил.
— Какая прелесть! — воскликнула Рудакова, стоявшая рядом с Майей. Вырвала розы у скрипача из рук и сунула мужу. — Рада, что вы встречаете нас цветами. Мы на ваш концерт, помните, три года назад, тоже приходили не с пустыми руками. Правда, букет тогда пришлось отдать виолончелистке, в вашем оркестре она была единственной женщиной.
— Люся, не отвлекайся! — призвал ее к порядку супруг, передав розы одной из бабушек. — Нам необходимо отыскать Везареспула.
— Как вы сейчас сказали? — удивился милиционер.
— Какая разница?
— Как это «какая разница»? Если мне придется протоколировать…
Услышав слово «протоколирование», Рудаковы наконец связно объяснили, что случилось. Их сын, работающий в одной из миссий ООН, женился на американке, с которой его счастливые родители познакомились во время своего отпуска. Американка оказалась не простой, а страшно богатой, ни больше, ни меньше — наследницей табачного магната. К новым родственникам сразу же прониклась теплыми чувствами и на прощание подарила им кота Везареспула. Кот был образцом новейших достижении генетики и стоил семь тысяч долларов.