— Скажи, Петя, а знаешь ли ты, что такое пожар?
— Да, знаю, — ответил Петя. — Это когда горит что-нибудь. Один раз я даже видел, кажется, там горел сарай…
— Горел сарай, говоришь? Это на Кировском проспекте?
— Да!
— Нет, это не то. Пожар — это совсем другое. Слушай меня внимательно…
Зажигательное слово Василия
Василий вскочил и раскинул руки.
— Представь, Петя, горит дом!.. Пламя бушует в пятом этаже семиэтажного дома! Стекла лопнули от высокой температуры, рамы сгорели, и языки пламени вырвались, как из пасти дракона, наружу и лижут шестой и седьмой этажи. Клубится черный дым, верхних окон уже не видно. Жильцы пятого этажа успели сбежать вниз, и там нет ни одной живой души, хотя горит все: книги, одежда, рояли, мебель! А в верхних этажах — люди! Пока они собирали кое-какие пожитки, их отрезало, путь вниз преградил им дым и огонь, огонь и дым.
На улице крик, гам, остановилось движение, люди выбежали из домов, парикмахерских и магазинов. Кто-то, обмотав мокрым полотенцем голову, бросился вверх по лестнице, кто-то по другим лестницам — на чердак и на крышу. Но никто ничего толком не может сделать! Один смельчак прорвался сквозь огневой заслон, задыхаясь от дыма, пополз по полу, руками ощупывая все углы и предметы. Но где же люди?… «Лю-юди-и!..» — кричит он и кашляет, и обливается слезами, и невдомек ему, что двое детей заперлись в ванной и сидят там, не отрывая глаз от кудрявых струй дыма, и плачут от страха…
А внизу уже вся улица запружена народом. Подъезжают милицейские машины, кареты «Скорой помощи», кто-то плачет, кто-то воет, раздаются свистки. «Где же они? — только и слышно. — Почему же не едут?… Ах, всегда, когда нужно, их нет!..»
И вдруг — рев сирен, и на полной скорости, не переставая реветь, среди отхлынувшей публики к дому подкатывают одна за другой три красные машины. «Да что вы зря говорите, — облегченно гудят в публике, — вот они, здесь!..»
В тот же миг из машин выскочили пожарники в брезентовых робах и в касках. Сами собой поползли вверх лестницы, закрутились барабаны со шлангами. Надев противогазы, захватив концы шлангов, пожарники закарабкались вверх. Некоторые из них побежали в парадную и скрылись в клубах дыма.
И вот их нет две, три, четыре минуты, но все внизу знают: что-то там происходит. И вот их нет пять минут. А дым все валит и валит, и пламя бушует… Но тут общее внимание перекинулось на подъезд. Из него пожарники выносят и тех двух детей, и еще каких-то людей, и того смельчака — несут к санитарным машинам. «Живы? Живы?» — проносится в публике. «Живы, — отвечают пожарники. — Без сознания». Санитарные машины включают сирены и уносятся, и когда все снова подымают глаза вверх, то видят черные стены верхних трех этажей, пустые прямоугольники окон и легкие, прозрачные клубы дыма, выплывающие из них.
Прямая дорога
Петя так увлеченно слушал Василия, что теперь он не мог вспомнить, как и в какой момент он забрался на подоконник. Спрыгнув на пол, он покачал головой:
— Вот это да-а…
— Теперь представь, Петя, — продолжал Василий. — Вот ты утром вышел из дому и не обнаружил в своем почтовом ящике свежих газет: почтальон забыл про твою квартиру. Как ты выйдешь из положения?
— Пойду в киоск…
— Это правильно, в киоск-то ты пойдешь, но он окажется закрытым: киоскерша не пожелала выйти на работу, к ней родственники из другого города приехали. Что ты будешь делать?
— Ну как что, — сказал Петя, — ну, допустим, прочитаю газету на щите. На нашей улице вон сколько щитов.
— Это все хорошо, но, понимаешь ли, дело в том, что и там ты не обнаружишь свежей газеты, по той причине, что она просто не вышла — так, конечно, не бывает, — но представь, что печатники сказали: «Да ну, надоело работать, давайте устроим лучше День здоровья, вон какая погода хорошая!»
— Ну, это уже безобразие, — сказал Петя.
— Конечно, безобразие. И с почтальоном, и с киоскершей, а тем более с печатниками. Но ведь и в этом случае ты не пропадешь, да, Петя?
— Не пропаду. До завтра как-нибудь перебьюсь.
— Правильно, перебьешься. И вот так, что ни возьми: водопровод, магазин, трамвай, парикмахерская — не работает; безобразие, конечно, но один денек можно потерпеть. Что же можно сказать о пожарниках? В праве ли они откладывать свой приезд на завтра?
— Так ведь дом сгорит! Люди погибнут!
— Вот именно. Пожарник безотказен. Пожарник — вот он здесь, в любую минуту! Пожарник — самый надежный и верный товарищ! И потому, Петя, чтобы как-то стать верным человеком, прямая дорога тебе — в пожарники!
Этот вывод был так прост, так неожидан и так справедлив, что Петя сначала не мог выговорить ни слова, а все только глотал слюну.
— Да ну?! — воскликнул он, наконец. — А я бы пошел!
— Вот и отлично!
— Только когда?…
Василий подумал.
— Знаешь что, давай с сегодняшнего дня.
Сомнения Леши Копейкина
В тот же вечер ученик пятого класса Леша Копейкин сидел дома и спокойно делал уроки. Папа его был в экспедиции, а мама ушла по делам и должна была скоро прийти.
Неожиданно зазвонил телефон.
— Але, але! — закричал Леша. — Мама, это ты?
Но в трубке прозвучал какой-то мужской голос:
— Але, позовите, пожалуйста, Лешу Копейкина.
— Это я — Леша Копейкин. А кто это говорит?
— Василий.
— Какой Василий?
— Это я — Василий.
— Что-то я вас не знаю.
— Петр меня попросил.
— Какой Петр? Дядя Петр, может, это вы?… Хватит вам притворяться!
— Ты один дома?
— Один.
— Спички не трогаешь?
— Какие спички?…
— Да, в общем, ладно. Ну, как дела?
— Кто это говорит? Я ничего не понимаю.
— А ты соловьем умеешь? Послушай, как я соловьем.
И незнакомец вдруг засвистел, защелкал, затренькал. И так же неожиданно замолчал.
— Але! — крикнул Леша Копейкин. — Что-то у меня нет знакомых, которые бы умели соловьем. А тем более Василиев. Вы случайно не Соловьев-Седой? Он тоже, кажется, Василий. Але, але!.. Что же вы молчите?
В трубке было тихо. Леша Копейкин уже не мог без окончания этого странного разговора, и он изо всех сил дул в трубку и кричал «але». Наконец Василий какой-то на том конце провода снова заговорил.
— Але, Леша, так как дела?
— Куда вы пропали? — спросил Леша Копейкин.
Василий на том конце провода, пожалуй, что-то ел, потому что голос его то и дело густел и прерывался.
— Вы что там, едите? — спросил Леша Копейкин.
— Ем. А что?
— Ну, странно как-то…
— А чего странного? Тороплюсь.
— Куда?
— Как куда, на пожар.
— На какой еще пожар?
Василий помолчал, дожевывая.
— На обыкновенный.
— Горит что-нибудь?
— Нет еще.
— Как это «нет еще?» Вы как-то загадками говорите.
— А чего тут загадками! В восемь загорится.
— Что загорится?
— Да дом один. Номер девять по Угловой улице.
— Да что это вы говорите! Откуда вы можете знать, когда загорится?
— Сам и подожгу.
— Ну, знаете, это уже совсем нелепость…
Теперь замолчал Леша Копейкин. Он не знал, продолжать ему этот странный разговор или прервать. Пожалуй, надо было заканчивать. Либо этот человек его разыгрывал, либо это был какой-то ненормальный, а может быть, даже преступник.
— Да ладно переживать-то, — сказал неизвестный. — Подумаешь, сгорит дом. И не такие еще горят.
— О вас надо в милицию сообщить, — сказал Леша.
— Вот это напрасно. Слушай, дела-то как, ты не сказал.
— Какие еще дела?
— Уроки, к примеру… Ну, ладно, так ровно в восемь. Пока.
В трубке загудело.
На секунду оторопев, как бы мысленно проверяя реальность только что оконченного разговора, Леша Копейкин молниеносно набрал номер милиции.
— Товарищ милиционер, товарищ милиционер, дом хотят поджечь в Угловой улице!..
— Понятно, — сказал милиционер, даже не выслушав Лешу до конца. — Примем меры. Спасибо! — И повесил трубку.
Леше показалось было, что там не очень хорошо поняли, о каком странном случае идет речь, но во второй раз беспокоить милицию не хотелось. Тогда он набрал «01».
— Товарищ пожарный, — закричал Леша в трубку, — выслушайте внимательно, в восемь часов в Угловой улице будет пожар, дом номер девять!..
— Спасибо, знаем, — ответили ему и повесили трубку.
«Что они, все с ума посходили?… — думал он, одеваясь. — Или не верят? Думают, что разыгрываю. Нужно пойти хоть жильцов предупредить».
Наскоро написав записку маме, чтобы не беспокоилась, Леша Копейкин выбежал на улицу. Времени оставалось ровно столько, чтобы забежать за Саввой.
Было уже совсем темно.
Пенообразователь Дедкова
Угловая улица жила обычной вечерней жизнью. Посередине ее довольно тускло светила цепочка обыкновенных электрических лампочек под старомодными колпаками. По обеим сторонам тротуара тянулись сугробы неубранного снега. Вдоль них безмятежно шли редкие прохожие, ничего не подозревая. Одна девушка даже все время хохотала, потому что спутник норовил столкнуть ее в сугроб.
Возле дома номер пять стояла заметенная снегом машина. На ее заднем стекле было написано: «Пека — дурак».
Возле дома номер семь ничего не было.
Возле дома номер девять Савва и Леша Копейкин переглянулись. Это была новостройка, каких тысячи возводили в их городе. Наверняка этого дома ждали сотни людей, которые жили сейчас в коммунальных квартирах. «Сотни людей, — думал Леша Копейкин. — Десятки квартир! Почему же он должен сгореть?»
Дом номер девять подымался из-за дощатого забора всего лишь на три с половиной этажа. Четвертый этаж еще не был достроен. Забор стоял здесь так давно, что на нем сохранился плакат про первое сентября.
— Где же милиция? — спросил Савва. — Что-то никакой милиции не видно. Ты не перепутал номер дома?
— Ничего я не перепутал, — ответил Леша Копейкин, волнуясь, а волновался он оттого, что как бы отвечал теперь за судьбу этого дома.