- Кто она?
- Голова.
- Так... А остальное?
- Пока нету... Найдется, куда оно денется, без головы-то... Похоже, они сознательно делают так, чтобы все нашлось, все обнаружилось, произвело впечатление... Ведь ту же голову нетрудно было в лесу зарыть, утопить, присыпать мусором на городской свалке... Нет, во двор прокуратуры. Это для тебя гостинец, Павел Николаевич, тебе лично послание...
- Знаю.
- А от кого, знаешь?
- Да.
- Похудел ты, Павел Николаевич.
- Похудеешь... Что наша дамочка?
- Странный это страховой агент, Павел Николаевич, - оперативник расстегнул плащ, не снимая его, положил на приставной столик кепку. - У нее самый высокий процент угнанных машин. У кого одна машина угнана, у кого ни одной... А у этой - семь, - оперативник посмотрел на Пафнутьева, пытаясь понять - усвоил ли тот важность информации. -У оперативника было худое лицо, искривленный в молодости нос, напоминающий о бурном дворовом прошлом, большие костистые руки и сутуловатость, из-за которой он всегда смотрел на людей словно бы исподлобья, испытующе.
- Дальше, - бросил Пафнутьев.
- Очень общительная женщина, эта Цыбизова. Ну, просто очень. Со всеми дружит, все обо всех знает, во всем разбирается... И до того добрая у нее душа, что всегда она готова задержаться в конторе, помочь оформить документы, а в случае, если кто заболеет, только она соглашается обойти чужих клиентов, собрать взносы...
- Понял. А тех, кому помогала... У них тоже угоны?
- Именно.
- Связи?
- Здесь тоже вязко, Павел Николаевич... Ты слышал о человеке по фамилии Байрамов?
- Кто-то мне о нем говорил... Так что он?
- Владелец заводов, контор, переходов...
- Каких переходов?
- Подземных. Купил десяток подземных переходов и уставил их киосками. И получилось, что в каждом таком переходе у него небольшой универмаг? Но подбирается и к центральному универмагу.
- Слышал, - вздохнул Пафнутьев.
- Мой человек устроился в доме напротив и видит всех, кто ходит к Цыбизовой. Он установил фотоаппарат на треногу и щелкает всех, кто входит в этот подъезд, кто выходит. Жильцов уже знает, а вот новичков снимает на пленку... Вот посмотри, - оперативник протянул пачку снимков.
Пафнутьев взял снимки, повернулся спиной к окну, чтобы они были лучше освещены и принялся медленно их перебирать. Снимков было много, но не; было твердой уверенности, что все эти люди направлялись именно к Цыбизовой.
- Хорошие снимки, - сказал Пафнутьев.
- Именно.
- Как сердце? Еще трепещет при виде страхового агента?
- Знаете, Павел Николаевич, привыкаю. Это всегда так - чем лучше узнаешь человека, тем меньше оснований его любить. Пока не знаешь человека, все качества ему додумываешь, и, конечно, не скупишься, награждаешь его и тем, и этим... Что вы там увидели? - спросил оперативник, заметив, что Пафнутьев внимательно всматривается в очередной снимок. На фотографии был изображен молодой человек, в черной кожаной куртке, невысокий, широкоплечий, настороженно смотрящий куда-то в сторону-. Пафнутьев сразу узнал его, он с некоторых пор узнал бы его в любой одежде.
Это был Амон.
- Тоже захаживал? - спросил он у оперативника.
- Два или три раза.
- Один приходил, один уходил?
- Да, он, похоже, не любит больших компаний. Думаете, был именно у Цыбизовой?
- Нисколько в этом не сомневаюсь.
- А то уж мы подумали, что он ходит к кому-то другому, хотели отсеять его...
- Ни в коем случае! Это самый важный наш улов. Что "девятка."? Стоит под окнами?
- Стоит, но, кажется, никого это не интересует.
- Вот этот тип уже клюнул, - Пафнутьев постучал пальцем по физиономии Амона. Он ради "девятки" заглядывал. Куда он дальше направился?
- Не знаю... Такой задачи не было...
- Пусть твой фотограф время от времени наводит свой объектив и на "девятку"... Клиент созрел. Вы ее подготовили как-нибудь?
- Тормоза отключили... Стоит им чуть с места сдвинуться, тут же в кусты упрутся, в забор, в дом... А ребята всегда наготове. Байрамов, оперативник выдернул из пачки снимков один и положил на стол. - На нем был изображен небрежно одетый, небрежно причесанный человек с брюшком и широкой физиономией. Поза у Байрамова была несколько неуверенной, он отвел руку в сторону, не то ища поддержки, не то предлагая кому-то опереться на его руку...
- Пьяный? - спросил Пафнутьев.
- Это с ним случается.
- Ночку провел в этом доме?
- Именно.
- У Цыбизовой?
- Ну, - утвердительно произнес оперативник. И еще один снимок заставил Пафнутьева удивленно вскинуть брови - он увидел Зомби. Неестественно распрямленная спина, палка, темные очки и напряженность во всей фигуре, какая бывает у слепых, передвигающихся по улице наощупь. Зомби, правда, хорошо видел, глаза у него остались в целости, как и зубы, но после нескольких месяцев неподвижного пребывания на больничной койке, после десятка операций, фигура его не приобрела еще достаточной гибкости, уравновешенности, уверенности при ходьбе.
- Надо же, и этот здесь, - пробормотал Пафнутьев. - Или тоже из этой компании?
- А, этот, - понимающе протянул оперативник. - Мы с вами, Павел Николаевич, уже о нем говорили. Помню я его, при мне как раз было. Он вначале прошелся вдоль дома, приглядываясь, словно набираясь решимости... Не легко он вошел в подъезд, нельзя сказать, что на крыльях влетел... На подъезд смотрел, потом головой вертел - номер дома высматривал... Ну, и так далее.
- И все-таки вошел?
- Да. И пробыл там довольно долго.
- Так... Вышел, а дальше?
- Опять вертел головой, пытался, видимо, как-то сориентироваться, но сообразил все правильно и зашагал в сторону центра.
Пафнутьев придвинул телефон, некоторое время угрюмо смотрел на него, потом медленно набрал номер.
- Овсов? Приветствую.
- А, Павел! - обрадовался хирург. - Жив?
- Это что, так уж удивительно?
- После всего, что я слышал о твоих похождениях... Это не просто удивительно, это потрясает. Я в восхищении от твоей изобретательности, сообразительности... Затопить два этажа...
- Прижмет - тоже начнешь соображать. А откуда ты-то знаешь. Овес?
- Слухи, Паша.
- И что же, весь город обо мне гудит?
- Не знаю весь ли, но большая половина города... Это точно.
- А у вас-то откуда сведения?
- Паша, ты нас недооцениваешь. Мы ведь напрямую связаны с травмами, с происшествиями, с милицией... Ночи длинные, людям не спится, раны мучают, швы не затягиваются, раскаяние донимает... С кем ему бедному поговорить, как не с лечащим врачом?
- Все ясно. Послушай, Петя... Твой Зомби в город выходит?
- А что? - насторожился хирург.
- Ничего. Это не разговор. Давай так... Я спрашиваю, ты отвечаешь. Ты спрашиваешь - я отвечаю. Договорились? Так вот вопрос - он в город выходит?
- Прогуливается... Может, наверно, и за ворота выйти. Не исключено. Последнее время он чувствует себя лучше, - ответил Овсов.
- Понял. Значит, в городе он бывает. А ведь мы с тобой об этом говорили.
- Жизнь, Паша, обладает иногда странными свойствами...
- Он бывает в опасных местах, - теперь Пафнутьев не пожелал слушать мысли Овсова о странностях жизни.
- Я догадывался об этом. Да он, собственно, и не скрывал. Ты все знаешь, Паша. Он хочет найти авторов той автомобильной аварии, автора того удара ножом в спину...
- Не надо ему этим заниматься. Следующий раз они не промахнутся. Да и авторов этих, как ты выражаешься, я уже знаю.
- Но он тоже на них вышел? - воскликнул Овсов почти с восхищением.
- Он вышел на девицу, которую я же ему и нашел. Тут много ума не надо. Но он неожиданно попал в болевую точку.
- Я всегда верил в него! - с гордостью произнес Овсов. - Ты, Паша, его недооцениваешь. Это потрясающий человек. Зашел бы... Пообщались бы... Ведь вы все-таки над одной проблемой работаете?
- Да?! - возмутился Пафнутьев. - Это надо же! Оказывается, он тоже работает! Оказывается... - Пафнутьев в гневе не смог подобрать достаточно крепкого словца. - У него что-то есть? - спросил уже спокойнее.
- Бумаги, письма...
- А память у него есть?
- Не надо меня кусать, Паша. Нет у него памяти, но есть кое-что поважнее.
- Овес, я предупреждал, что твой клиент - не наш человек. Он из команды Байрамова.
- Ну и что? Какая разница из чьей он команды? У него такая жажда найти тех, кто так с ним поступил... Представляешь, у человека совершенно нет страха, нет боязни!
- Нет страха? - переспросил Пафнутьев. - А может быть, это называется иначе... Может быть, в результате всех неприятностей, которые с ним случились, он лишился чувства самосохранения? Это пострашнее, чем потеря памяти, тебе не кажется?
- Может быть, - несколько сник Овсов. Видимо, похожие мысли и его посещали. - Как бы там ни было, Паша, он уже делает свое будущее, новое будущее.
- Как бы он не лишился своего будущего окончательно! - проворчал Пафнутьев. - Он рискует. Он засветился. О нем уже знают. Он мне мешает, в конце концов.
- Почему, Паша? - ласково спросил Овсов.
- Потому что своей дурацкой самодеятельностью он выдает мою работу!
- Ты бы зашел все-таки... Мне недавно подарили такую причудливую бутылку, с таким невероятным цветом напитка, что без тебя я Просто не решаюсь ее открыть.
- Ох, Овес, - и Пафнутьев положил трубку.
Ушел оперативник.
Пафнутьев закрыл окно, задернул штору, выключил свет. В кабинете установились плотные осенние сумерки. Но сев за стол, Пафнутьев продолжал ощущать какую-то раздражающую неуютность, что было не так, что-то мешало сосредоточиться. Прошло еще какое-то время и он понял - после ухода оперативника дверь осталась чуть приоткрытой и темнота коридора, которая просачивалась в узкую щель, внушала опаску, настораживала. Он встал, закрыл дверь и снова повернул ключ.