- Что вы решили отрезать на этот раз? - спросил тот, справившись с неожиданностью.
- Ха! - расхохотался Неклясов. - Ну, ты даешь! Молоток парень! Одобряю.
- Так что же? - настаивал Бильдин.
- На этот раз мы решили ничего не отрезать... На этот раз мы пришивать будем.
- О Боже! - Бильдин, кажется, упал бы навзничь, если бы Неклясов снова не подхватил его.
- Шучу! - поспешил исправить он свою оплошность. - Шутка, понимаешь? Милая такая, непосредственная, немного наивная шутка... Ну? - он похлопал Бильдина по щекам. - Уже лучше?
Скрывая отсутствие ушей, Бильдин отпустил длинные волосы, оказавшиеся, на его счастье, достаточно густыми, да еще и вьющимися. Когда он, откинувшись назад, чуть было не упал на снег, а Неклясов подхватил его, волосы обнажили место, где когда-то росли уши, и Анцыферов, увидев это, невольно содрогнулся. Но Бильдин уже взял себя в руки, а когда заметил Анцыферова и стоящего рядом Осоргина, снова чуть было не потерял сознание.
- Как... - прошептал он. - Как.., вы - одна банда?
- Конечно! - весело согласился Неклясов. - Теперь и ты будешь с нами... Крещение прошел, испытание выдержал... Будем работать вместе, дорогой.
- Лучше еще что-нибудь отрежьте, - слабо улыбнулся Бильдин посеревшими губами.
- За этим дело не станет! Только скажи, дорогой, что тебе мешает жить? Тут же и оттяпаем, не сходя с места, как говорится!
- Шучу, - ответил Бильдин словечком Неклясова. - Шутка, понял?
- Понял! - охотно согласился Неклясов. - Теперь, дорогой, побеседуй, будь добр, с ребятами, - он показал на Анцыферова и Осоргина, которые оцепенело наблюдали за ними. - О жизни, о женщинах... Леонард много чего о них знает занятного... Он поделится. А мне нужно отдать последние распоряжения... И тогда начнем.
- Что начнем? - остановился Бильдин.
- Веселиться, - ответил Неклясов, обернувшись на ходу. И Бильдину ничего не оставалось, как побрести к поджидавшим его бывшему прокурору и действующему судье.
***
За это время сгустились сумерки, окутали стволы сосен, а темнеющая невдалеке за оврагом стена елей казалась какой-то зовущей, манящей, словно там происходило в эти минуты что-то важное, что-то такое, чего ты долго ждал и уже не надеялся увидеть. Верхушки сосен гудели над головами, там вверху был ветер, уже почти весенний ветер.
Сбившиеся в кучу Анцыферов, Бильдин и Осоргин изредка перебрасывались незначащими словами, глядя на продолжавшуюся суету неклясовских парней. Стол был уже готов, сам Неклясов, как черная птица в своем распахнутом пальто, неслышно проносился от "мерседеса" к другим машинам, что-то говорил парням и, наконец, как бы взмахнув черным большим крылом, как бы всколыхнув воздух, остановился перед своими гостями.
- Ну что, дорогие, - произнес Неклясов с какой-то вульгарно прозвучавшей светскостью. - Прошу к столу!
- Спасибо, я не голоден! - быстро ответил Осоргин, опять проявив нечто полковничье - проговорил заготовленные слова. Похоже, он ждал этих слов, этого приглашения и выкрикнул свой ответ скорее для Анцыферова и Бильдина, чтобы убедить их в том, что с Неклясовым у него дружбы нет, что хотя и отпустил он его под подписку, но сделал это по долгу службы, в полном соответствии с законодательством, а уж никак не по дружбе.
- А разве я спросил, голоден ли ты? - удивился Неклясов. - Я предложил подойти к столу, чтобы не стоять посреди поляны, чтобы не обдували тебя холодные ветра... Чтобы сказать, наконец, зачем ты здесь... Неужели неинтересно?
- Нет! - опять быстро ответил Осоргин.
- Ладно, Жора, - Анцыферов взял его за локоть. - Хватит выкобениваться... Пошли тяпнем по маленькой.
Бильдин молчал. Он решил, что для его достоинства молчание будет наиболее уместным, и оказался прав. Осоргин не стал возражать, когда Анцыферов потащил его к столу, чуть упирался, правда, как невеста после свадьбы, когда жених вот так же под локоток ведет ее в спальню. Бильдин пошел следом - в кожаной куртке с меховым поднятым воротником, насупленный и съежившийся. Вроде и сам пошел, но дал понять - подневольно он так поступает, не по своему желанию.
Как бы там ни было, все подошли к накрытому столу, оценили качество закусок, щедрость хозяина и не могли не отметить - все на высшем уровне, стоил этот стол никак не меньше миллиона.
- Что-то стало холодать! - весело произнес Неклясов и с силой потер ладошками одна о другую. - Что бы нас ни связывало, а нас кое-что связывает, что бы нас ни разъединяло, а нас многое разъединяет... Выпить-то мы можем? - И сам себе ответил:
- Можем.
И Неклясов щедро наполнил стаканы душистой водкой "Абсолют", настоенной на смородине.
- За что пить будем? - спросил Анцыферов, первым взяв свой стакан и подавая пример остальным. Все-таки именно Анцыферов по уровню общения, раскованности, умению вписаться в компанию, в любое, самое дикое положение явно превосходил и новоиспеченного банкира Бильдина и почти состарившегося судью Осоргина. Те еще пыжились, ворочали желваками, поглядывали друг на друга и на Неклясова, но, скажите, куда им деваться? Глухой лес, город в пятидесяти километрах, вокруг бродят неклясовские амбалы, которые за их спинами продолжали какую-то свою суету, чем-то были заняты, хотя, казалось бы, - чем? Стол накрыт, гости в сборе... Нет, мелькали в сторонке их тени, слышались иногда негромкие, сдержанные голоса.
- Выпьем за то, чтобы каждый из нас выполнил свой долг, - произнес Неклясов лукавые слова. - Перед самими собой, перед своими ближними, друзьями... И чтобы каждый получил по заслугам.
- Вы себя имеете в виду? - спросил молчавший до сих пор Бильдин.
- Конечно! - не задумываясь, подхватил Неклясов. - И себя тоже. Но ведь не могу же я пить только за самого себя, верно?
- Будем живы! - воскликнул Анцыферов и, подправив тост Неклясова, слегка изменив его, вынудил остальных гостей выпить. Водка пошла легко, как бы сама нырнула в глубины организмов и начала там свою неспешную благотворную деятельность. Острота положения сгладилась, люди уже не казались столь несовместимыми, все стали ближе друг к другу, терпимее, благодушнее. Опять же на ветру простояли больше часа, а стол.., стол сам по себе звал и манил.
Неклясов снова наполнил стаканы, водка в громадной бутылке почти не убывала, и уже никто не обращал внимания на парня, который время от времени продолжал фотографировать теплую компанию, а вспышки фотоаппарата гости уже готовы были принимать чуть ли не за иллюминацию в их честь.
Осоргин, не успевший пообедать в городе и до сих пор протянувший на утреннем чае с пряником, набросился на роскошную закуску куда охотнее, чем можно было ожидать. А когда Анцыферов взялся произнести второй тост, никто не возражал, потому что морозный воздух, гудящие сосны, приятные слова, прекрасная водка делали свое дело. Даже улыбки замелькали на лицах до того хмурых и неприступных - улыбнулся Осоргин, что-то сказав Анцыферову, не смог удержаться от улыбки Бильдин.
- Садитесь, гости дорогие! - спохватился Неклясов. - Что же вы стоите... Я понимаю, когда стоишь, больше в себя поместится... Но лучше мы потом встанем, у нас будет повод... - и он первым сел, оказавшись во главе стола. За ним последовали другие, причем, несмотря на выпитое, никто не осмелился переставить свой стул, каждый сел там, где стоял. И получилось так, что сторона стола, обращенная к сосне, оказалась свободной, все сидели лицом к сосне.
- Ну что, Жора, будешь меня судить? - спросил Неклясов Осоргина, который оказался рядом с ним за столом.
- А как же, - ответил тот с набитым ртом. - Положено.
- За что?
- Судить тебя можно за многое, но доказано, например, то, что ты похитил вот этого человека, - Осоргин показал на Бильдина, который все еще молчал, хотя от других ни в выпивке, ни в закуске не отставал. - Держал в заложниках, требовал денег, допустил бесчеловечные пытки...
- Есть пытки человечные? - усмехнулся Неклясов.
- Не надо словами играться... Это нетрудно, но для дела бесполезно.
- А о каких пытках речь? - продолжал вести свою линию Неклясов с неожиданной настойчивостью.
- Ну, знаешь.... Вы же отрезали ему уши, скормили у него на глазах собакам... Город был потрясен этой жестокостью!
- Я не отрезал ему ушей, - невозмутимо сказал Неклясов. Обернувшись назад, он что-то сказал своим амбалам и снова повернулся к Осоргину. - У вас есть доказательства, что именно я отрезал уши?
- Таких доказательств нет... Уши отрезал другой человек, но по твоему приказанию.
- Уж не этот ли? - Неклясов махнул рукой за спину, и все, оглянувшись, увидели, как двое парней вели под руки Ерхова. От слабости тот не мог идти сам, но телохранители управлялись с ним без особого труда.
- Я не знаю его лично, мне трудно судить, - смешался Осоргин, торопясь прожевать.
- А ты, Эдик, узнаешь этого злодея? - спросил Неклясов у Бильдина.
- Да, это он надо мной поработал.
- Ты на него в обиде?
- Нет, Вовчик, я на тебя в обиде. Это ты сказал ему, что надо делать, чтобы я отдал деньги... Ты велел бросить мои уши на сковородку, а потом сам отдал их собаке... И она их сожрала. Из чего я сделал вывод, что той собаке частенько приходится питаться человечиной, - кажется, из всех только Бильдин сохранил твердость духа и несмотря на выпитое оставался непримиримым.
- Ты прав, Эдик, - согласился Неклясов. - Собака у нас действительно кровожадная... Она нам помогает, это наше самое мощное орудие по убеждению некоторых сомневающихся...
- Да, меня она быстро убедила, - кивнул Бильдин.
Ерхова за время разговора усадили под сосной, руки завели за спину и связали так, что они обхватывали ствол сзади. Усадили Ерхова на какой-то сдавленный картонный ящик, и он, сидя на нем, не мог сделать ни одного движения. Разве что подтянуть к себе ноги или вытянуть.
- А дальше? - спросил Бильдин.
- Хочешь с ним выпить? - усмехнулся Неклясов.