— Смотри, приятель, у меня ни пенса!..
— И думать забудь!.. — последовал ответ.
— Ну хорошо, хорошо!.. Ладно, коли так…
В сущности, так по совести и было… Я платил! А они пусть раскошеливаются!.. Ничего, ничего, попойка-то в мою честь! Мой праздник или нет, в конце концов?.. Я на восемьдесят процентов калека. Это они хотя бы сообразили?.. Пора бы уж!..
Я гордился.
А как же мои именины? Что-то до меня не дошло!.. Мысли мои мешались… Снова полюбопытствовал:
— А как же мои именины?
— Опорожни стопку! И не говори с полным ртом!
Не было смысла приставать с расспросами… А эти уже захохотали, как чумовые, подскочили ко мне:
— Песню, песню спой! Sing, sing, Фердуня! Бис! Мы платим, черт возьми!
Вот липучки!
Чтобы отвязались, спел фразу из своего репертуара в двенадцатом кирасирском:
Твои прекрасные глаза!
И так коротки часы и т. д.
И сразу, без перехода, по-английски, исполняя общее желание:
Fairy Queen…
Эта песня принесла успех Габи Деслис, бывшей в те поры звездой «Эмпайра».
Мне хлопали так, что едва рук себе не отбили, главным образом из-за акцента — у меня были неплохие способности к подражанию.
Пришел черед Вирджинии.
— Ну же, мисс! In French!
Она так хохотала, что была просто не в состоянии петь. Как же ей было весело в этом обществе, да еще и горячее вино ударило в голову — не было привычки… Все же через какое-то время голос вернулся к ней.
— In French! In French!
Пожалуйста, песню без сопровождения!.. «Ласточку»… Бесконечные переливы, извивы, красивые повторы, подхваты на высоких нотах, заливистые трели… Она пела так изящно, как улыбалась и смеялась… Звуки перекатывались в ее рту, точно жемчуг:
Ласточка, вернись!
Какой триумф!.. Дамы так и впились в нее глазами: «Боже, какая прелесть! Чистый ангелочек!..» Более всех неистовствовала Бигудиха:
— Ангел! Небесный голосок!.. Восторг!
Одна Дельфина оставалась равнодушна… ей не нравилась ни песня, ни моя милашка, вообще ничего… разозлилась, запыхтела, раскричалась, взобралась на стол и завела:
It's a long way to Tipperary…
Стала помехой веселью. Ее стащили со стола, прогнали взашей… Как раз в эту минуту поднялся шум, забарабанили в дверь: еще кто-то заявился… Просперо подскочил к форточке… Послышались голоса:
— Они здесь?
Один голос знакомый — Каскад!
Что тут началось в столовке!.. Девки запищали: «Давайте сюда, к нам!» Взрыв радости: как приятно встретиться со знакомыми!..
Поднялся крик:
— Здесь он, здесь!..
Стало быть, я.
— Вот и чудесно! Вот и славно! Ах ты, заводной!..
Я сразу понял. Впрочем, уже догадывался… Вот оно! Западня!.. Попал, как кур в ощип!.. Для того и устраивалась вся эта показуха. Вот это влип!.. Как же, святой Фердинанд и все такое! Уж как они старались, уж как развлекали дурачка!.. Надо было драпать на рассвете во всю прыть! Первое побуждение всегда оказывается самым правильным… Позволил обласкать себя, а они, верно, притащили за собой легавых. Пока, правда, их что-то не видно… Ох, чуяло мое сердце!.. Пляска скальпа! «Уж мы с ним поквитаемся, — решили они, — Фердинанд водит нас за нос!» Ну, вот, примите цветочки! Сварганили дельце! Рвите барвинки!.. Проклятье! Я вскочил, стал лицом ко входу…
— А, вот и ты, Фердуня!
Он шел ко мне… Серый котелок, набриолиненная прядь волос…
— Чего тебе от меня нужно? — бросил я ему.
— Да ничего, малыш, ничего!..
Каскад словно бы удивился, что я так возбужден, так резок.
— Ты, случаем, не захворал?.. — спросил он. — Нет, не захворал? Не рад, что ли, встрече? Да садись, садись же!..
Он был спокоен.
А я с трудом удерживался, чтобы не наговорить дерзостей. Он перешел в наступление:
— Похоже, сударь решил осмотреть достопримечательности Лондона?..
Бросил взгляд в сторону скамейки, посмотрел на Состена, мимолетно улыбнулся Вирджинии…
Девицы хихикали, были страшно довольны, что он обращался со мной, как с мальчишкой, как с психованным несмышленышем…
Подливая масла в огонь, Проспер пустился в подробности:
— Просто беда, Каскад!.. Ты еще не все знаешь: наш сударик собрался покинуть страну, наш сударик собрался путешествовать!.. Надоели мы ему до чертиков! Вот такие новости! Ты вовремя приспел!.. Наладился за океан, в Америку, вместе с птичкой и здесь присутствующим господином Состеном! Эспедисьоне!..
— Хм, что это ты засобирался? Кроме шуток? Вот так, не попрощавшись?
Поразил я Каскада. Щелчком он сбил котелок на затылок, снова надвинул на лоб, не сводя с меня глаз…
Я так же внимательно глядел на него…
Я покинул Лестерский пансион около четырех месяцев тому назад… Время наложило свою печать на Каскада: он постарел, кокетливо напомаженная прядь волос подернулась сединой, на лицо словно легла тень, у глаз появились морщинки… точно придавило его вдруг усталостью… потемнел даже наколотый в углу века крест африканских штрафных батальонов…
Он помотал головой, тихонько смеясь про себя, оборвал смех, провел ладонью по лицу, словно стирая следы забот, задумчиво спросил:
— Значит, вещички укладываешь, малыш? Он растягивал слова, подчеркивая акцент.
— Снова фордыбачишь?
Перевел взгляд на Вирджинию…
— Твоя куколка?
Он внимательно разглядывал ее…
— Хм-хм… хороша штучка, паренек!.. Мила, ей-ей, мила!.. Понравилась она ему.
— А почему ты не выводишь ее? Я своих дам не прячу!
Он рассмеялся… Тут он был прав…
Его дамы фыркали, давились смехом… хохотали до полуобморочного состояния…
— Ну, уморил!.. Другого такого поискать!..
А что было смешного?..
Одна Дельфина не смеялась, с упрямым видом потягивала свой грог, что-то плаксиво брюзжа себе под нос, хлебнула рома, и ее развезло окончательно… Лицо у нее было еще больше наштукатурено, чем у Бигуди, и когда из глаз хлынули слезы, все поплыло… разноцветные потеки, синие и красные дорожки разукрасили ей щеки… Она встала и пересела за другой стол, подальше от гвалта, уткнулась лицом в митенки, сгорбилась и заплакала навзрыд… Других это раздражало. Что за слезы? Она просто невыносима!.. Дельфина разобиделась…
— Что случилось, Дельфина?
Молчание.
Меня стали просить спеть еще.
— Пожалуйста, только это будет «Морячок»!
Они накинулись на меня: ну уж, нет!.. Я разозлился… Им все про любовь подавай! Я отказался петь…
И тут запел Каскад… Вроде немного оправился, просто устал малость…
Пум! Пум! Пу! Пум!
Городской голова!
Вперед три шага!
Назад три шага!
Смешки… Сидя, он выглядел бодрее… Позднее я узнал, что у него пошаливало сердце. Возраст!.. Оттого и выглядел неважнецки…
Начинали с припева:
Вперед три шага!
И подражание тромбону… Кто собьется — штраф!.. Три стаканчика подряд!.. Возникали забавные недоразумения… Одному пьянчуге хотелось непременно знать, уезжаю я или нет. Стоял и сопел мне в лицо:
— Going? Going lad?
Бигуди тоже вступила в игру со своей полевкой:
Отдайте мне свою дочь,
Терпеть мне совсем невмочь!
И следом во всю глотку:
Отдайте мне,
Отдайте мне,
Отдайте мне свою дочь!
Терпеть мне уже невмочь!
О, как я ее люблю,
Дорогая мадам Люлю!
Улю-лю-лю-лю-лю!
Такт отбивался притопами.
— Он здесь! Здесь и останется!
Решение принято. Судьба моя решилась выкриками в пространство… Тверже всех стоял на том Каскад:
— Никуда он не поедет!..
Нахальство, конечно, но намерения самые благие…
— Господин Состен тоже остается с нами? Ведь вам хорошо здесь, не так ли, господин Состен?
В эту самую минуту у господина Состена двоилось в глазах, а язык едва ворочался. Он играл с Джокондой в «руки накрест», а участников оказывалось то ли десять, то ли двенадцать… Кроме того, он развлекался тем, что отвешивал себе одну за другой звучные оплеухи: Плюх! Плюх! Плюх! Хохот стоял!.. Морячок из «Ла Реаль», которому загорелось сплясать матчиш, облапил Мими и принялся скакать с ней, отчаянно обжимая ее… Но Проспер решил, что пора было завязывать и прекратить разливать спиртное. Мол, час уж больно поздний… Пренебрегши его запретом, Гектор завел граммофон, зашипело, затрещало в раструбе — хоть святых выноси! Проспер требовал, чтобы немедленно прекратили танцульки. Немедленно!
Забухали в ставни… Снова полиция! К счастью, оказалось не фараоны, а просто соседские охранники из дока Поплар…
Их впустили… Спокойные ребята, только, как всегда, их мучила жажда — засохло в груди. В эту ночь был их черед дежурить, вот они и заглянули узнать, по какому поводу песнопения. Охранники уселись между дамами… Каскад поведал, как Жером Дай Деру поспорил с одной из девиц… так, рисовки ради… что проедется в машине по стеклянному балкону «Кристалл Палац» и ничего не разобьет… Нет, подумать только! Черт знает, какая эквилибристика!.. На сорокасемиметровой высоте прокатиться по всему витражу, балансируя на железных штуковинах, то есть, в сущности, показать номер воздушной акробатики! Трюк подстать Тара-Toe!.. Иными словами, настоящее чудо… В назначенный день все явились поглазеть и из «Лестера», и из «Ройял»… А он возьми, да струхни на своей верхотуре… Обделался, на попятный пошел, мокрая курица! Махнул рукой, мол, цирка не будет, спускаюсь… Какой тут крик поднялся: засранец, говнюк, недоделок! Жлоб поганый!.. Готовы были разорвать его на куски! Орали под витражами, вопили в «Паласе»… Едва удалось ему спастись от самосуда, удрал через турникет. Бежал от позора, больше его никогда и нигде не видели… Прямиком в Америку, исчез бесследно! Вот такая штука приключилась с Жеромом…
— Ты-то, малыш, не таковский! Тебе-то с чего смываться? Женщины снова посмеялись, вспоминая, какая рожа была у Жерома на верхотуре «Кристалл Палац». Ой-ей-ей!..