— Да почему же злому? Не так все просто, как ты видишь!
— Э-э, Лыков… Я же тебе говорю: все в жизни просто и не требует никаких особых размышлений.
— Докажи!
— А докажу. Ты девятого января был в Петербурге?
И Алексей Николаевич сразу сник.
— Ну был.
— Чем занимался? В народ стрелял или как?
— Нет, не стрелял.
— А если бы велели?
— Отказался бы.
— Ага. Совесть-то еще есть, да?
— Навроде того.
— Врешь, Алексей Николаич, нет в тебе совести. Это как с голодом в девяносто первом году. Хочешь ты малым откупиться. Там радужную бумажку кинул и успокоился. А здесь не заставили стрелять в людей, и слава богу. Да? Можно дальше служить. А не считаешь ты, что царь, который приказал такое, не имеет права быть царем? Что его, сукина сына, за муды надо повесить?
Это был вопрос, который сыщик сам себе не раз задавал.
Колька помолчал, ожидая, что скажет Лыков. Не получив ответа, продолжил:
— Я же не слепой, вижу: не хочешь ты нас арестовывать. Понимаешь, что за нами правда. Но и присягу нарушить не готов. Нельзя так жить, пойми. Так, чтобы и вашим, и нашим. Надо выбрать.
— А как я выберу? — сердито огрызнулся сыщик. — Ты ведь тоже не господь, сам многого не понимаешь. А зовешь за собой людей! Если хочешь знать мое мнение, правды вообще нет и быть не может. Тем более одной на всех. Жизнь несправедлива, это верно. Но это ее вечное свойство, она другой никогда не будет.
— Есть правда, Лыков. И она за теми, кто кормит страну. За крестьянами.
— Нет. Мужики твои темные, забитые, суеверные, пьяницы и лодыри. Дай им водки вдоволь — никто не пойдет трудиться. Или еще есть кулаки-жомы[47]. Где ты других видал?
Лыков почти выкрикнул эти слова, понимая, что несет ерунду.
— Люди грешные, да, — рассудительно ответил атаман. — Но эти пьяницы и лодыри тем не менее кормят таких, как ты. Все на мужике держится, не замечал?
— У тебя только кто пашет, тот и человек. А остальные холопами будут при крестьянах? Чем ты тогда лучше царя? Затеваешь то же общество с неравенством, лишь верх с низом местами поменяешь.
Колька-кун задумался, потом тряхнул головой:
— А вот не то же! У вас меньшинство правит большинством. А у меня наоборот будет.
— И меньшинство должно подчиниться или умереть?
— Зачем обязательно умереть? Пусть бегут в другую державу, если им у нас не понравится. Но в России должно быть царство трудящихся. Это справедливо.
— Царство? — съязвил Лыков. — А ты сам себя назначишь государем?
— Ну, не царство, а власть работающего человека. Земский собор созовем, и он решит, как державе управляться.
Коллежский советник вздохнул и вынул часы:
— Пора. Ну, что надумали, мужики? Жить или помирать?
Вшивобратия собралась вокруг стола, все смотрели на атамана. Тот поднялся и ободряюще хмыкнул:
— Помирать нам некогда, надо сначала революцию учинить. Ты иди, Алексей Николаич. Дай нам еще час. Мы тут посовещаемся без тебя и сообщим.
— Еще час? — недовольно проворчал коллежский советник. — Сколько можно воду толочь?
— А мы даже и не начинали, все тебя развлекали. Ты хотел мою программу узнать — я тебе ее изложил. А теперь будем о судьбе своей рядить. Ты ступай, ступай.
— У вас лишь наган и маузер на всю вшивобратию. Как сопротивляться будете?
— Ты про мой браунинг забыл, — поправил сыщика атаман, вынул из-за пояса оружие, показал его и убрал обратно. — И бомба имеется. Так что не тронь меня!
— Ну-ну, вояки… Ладно. Через час, если не сдадитесь, сами знаете, что будет. Кто не спрятался, я не виноват!
Алексей Николаевич вышел на крыльцо и обнаружил Азвестопуло. Тот обрадовался:
— Наконец-то. Я уж хотел…
— Штурмовать вшивобратию? Погоди, может, еще придется. Они попросили час на размышление. А теперь быстро уходим отсюда за угол.
Но штурма не случилось. Когда спустя час Лыков двинулся обратно в дом, чтобы узнать, что надумали мужики, там уже никого не было. Он пробежался по комнатам, выскочил в крохотный дворик. Увидел в заборе калитку, двинул по ней ногой и оказался за пределами части. Снаружи его поджидал пожилой городовой. Увидев коллежского советника, одетого по форме, он вытянулся:
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Алексей Николаевич почувствовал недоброе:
— Что, отпустил?
— Выходит, что так…
— Он сказал тебе: ты мужик, и я мужик, чего нам делить. Было дело?
— Так точно.
— Растяпа! Под суд пойдешь!
— Так точно!
Лыков оглянулся — рядом никого. Он торопливо сказал городовому:
— Заяви, что растерялся, когда на тебя с оружием налетели восемь человек.
— Как же я совру? — опешил служивый.
— А так! Или хочешь в тюрьме казенной баланды похлебать?
— Понял, ваше высокоблагородие… — пробормотал дядька неуверенно.
Сыщик вернулся к арестной команде, которая не решалась покинуть укрытия. Комиссаров выбежал навстречу:
— Ну, что они решили, Алексей Николаевич? У меня уже нервы сдают. Будет бой-то?
— Да там нет никого, Михаил Степанович. Ушла вшивобратия.
— Как ушла? Куда?
— А в заборе оказалась калитка, на плане не обозначенная. Видать, офицеры себе сделали, чтобы мимо караулов проходить. Вот через нее и ускользнули ребята.
Ротмистр схватился за голову:
— А полиция куда смотрела? Я же распорядился оцепить забор с той стороны.
— Колька-кун опять уболтал городового. И тот их выпустил.
— Дьявольщина! — заревел Комиссаров на весь плац. — Мать вашу так! Я первый раз за год мундир напялил, и для чего?[48]
— Ну, можно дом обыскать, — предложил Лыков. — Вдруг что интересное найдем.
— Без меня, Алексей Николаевич, без меня.
На этих словах жандарм повернулся и пошел прочь. Обыск делали агенты во главе со старшим филером, но ничего стоящего не обнаружили. Лыков с помощником вернулись в департамент. Настроение у коллежского советника было отличное.
Глава 7Вшивобратия распоясалась
Спустя два дня в кабинете Трепова состоялось очередное совещание. Присутствовали сам хозяин, его конфидент Рачковский, начальник ПОО Герасимов, начальник ПСП Филиппов, от Департамента полиции — директор Гарин, начальник Особого отдела Макаров и чиновник особых поручений Лыков.
Тон совещанию задал Трепов:
— Скажите, Алексей Николаевич, о чем вы два часа беседовали с Колькой-куном?
— Я хотел лучше понять его модель будущего.
— Как вы сказали? Модель будущего?
— Да. Какой он видит Россию завтра, что для этого готов сделать. Я надеялся, что злоумышленник выдаст мне свои планы.
— Ясно. Это вместо того, чтобы арестовать его со всей бандой, — ехидно вставил Рачковский.
— А пока вы там выведывали секреты, банда-то и сбежала, — добавил Трепов.
— Вовсе и не так, Дмитрий Федорович, — обиделся Гарин. — За арест отвечал ротмистр Комиссаров из охранного отделения. И местная полиция. Вот они и профукали. Не могли, видите ли, полковое хозяйство как следует изучить. Пока Лыков заговаривал бунтовщикам зубы, и надо было оцепить дом. А Комиссаров…
— Пусть, — примирительно сказал Рачковский. — Пусть вы правы. Чего теперь виноватых искать? Надо поймать злодеев наконец. Который уж раз они уходят из-под ареста?
— Со счету сбились, — вступил в разговор молчавший до сих пор Герасимов. — Но довести дело до конца надо… Предлагаю внедрить в окружение Куницына нашего агента.
— Вот это дело, — крякнул Рачковский. Макаров, наоборот, брезгливо поморщился. Товарищ министра заметил это и вспыхнул:
— Что такое, статский советник? Вам не нравятся методы?
— Точно так, ваше превосходительство, — спокойно ответил начальник Особого отдела. — В приличном обществе это называется провокация.
— Если вы чистоплюй, так может, надо сменить службу?
— Может быть. Я как раз думаю над этим.
Макаров был обеспеченный человек и легко мог не служить. Кроме того, по предыдущей своей деятельности он являлся законником. И много уделял внимание тому, чтобы чины Департамента полиции не злоупотребляли правом. Лыкова как розыскника это раздражало, но он понимал, что такие люди нужны в политической полиции. Вот в уголовной они мешают, а в политической бывают полезны.
Между чиновниками началась свара, но ее разом пресек Герасимов:
— Разрешите, ваше превосходительство, изложить свои соображения вам лично? Без скептиков и резонеров.
— А…
— Понадобятся еще господа Рачковский и Лыков. Остальные, как не имеющие прямого отношения к дознанию, могут уйти.
— Считаю целесообразным привлечь надворного советника Филиппова, он тоже участвует в дознании, — тут же вмешался Алексей Николаевич. Герасимов кивнул:
— Согласен.
Получалось, что лишние здесь только департаментские. Гарин с Макаровым удалились, причем последний под гневными взглядами диктатора оставался совершенно невозмутим. Вот молодец…
— Итак, Александр Васильевич, — уже спокойным голосом начал Трепов, — что именно вы надумали?
— Мое предложение основывается на тех важных деталях, которые нам сообщил господин Лыков.
— Важных? — удивился товарищ министра.
— Очень! Для розыска нет мелочей, ваше превосходительство. По словам коллежского советника, атаман банды доверяет лишь своим. То есть мужикам. А если еще они окажутся из одной с ним роты…
— Вы предлагаете внедрить к ним Жучкова? — удивился Алексей Николаевич.
— Нет, конечно. Второго, Галкина. Жучков хитер и тоже заражен революционными идеями. А Галкин простодушен. И ему нужны деньги, причем позарез.
— Даже позарез? — скривился Трепов. — Вам-то это откуда известно?
— Негласный агент по моему приказу сблизился с объектом. Тот собирается жениться на одной вдове. Нужны средства на обзаведение. Думаю, за сто рублей парень с удовольствием выдаст всю вшивобратию.