ся.
Итак, закинуты две сети: одна в Петербургский уезд, где пребывание «японцев» вполне возможно, а вторая — от сыскной полиции — в контору поддельных документов. Жандармы готовят третью сеть. Какая натянется раньше? В ожидании добычи Лыков занялся другими делами, которых у него всегда было с избытком.
Проект по созданию в крупных городах России сыскных отделений Алексей Николаевич тащил уже не в одиночку. У него появился сильный союзник — Лебедев. Василий Иванович перерос должность начальника МСП[53]. Уже второй год он помогал приятелю сочинять для начальства бумаги с обоснованием необходимых реформ. Кроме того, это самое начальство торопила жизнь. Уголовная преступность росла как на дрожжах, имеющиеся институты не справлялись с ней. Лебедев подготовил первый в России «Справочный указатель для чинов полиции», издал словарь воровского жаргона, открыл при отделении музей. Толкового человека приметили в Петербурге. Появление в столице Трепова, хорошо знающего Василия Ивановича, открывало для него новые перспективы. Лебедев собирался тоже вот-вот переехать. Он ушел в длительный отпуск, по выходе из которого надеялся оказаться в штате Департамента полиции.
Лыков не только занимался бумагами, но и скатался в две командировки. Точнее, в полторы… Первая была в Нарву. В окрестностях города уже не первый год хозяйничала банда разбойника Оброка. После очередного убийства (на этот раз урядника) банду приказали ликвидировать. Но, пока коллежский советник собирался, Оброка и сообщников взяли в поезде железнодорожные жандармы. Лыкову пришлось возвращаться с полпути.
Вторая командировка выпала в Москву. После ухода Лебедева МСП возглавил другой приятель Лыкова Александр Иванович Войлошников[54]. Он перевелся в сыскную полицию из охранного отделения. Титулярный советник телеграфировал в Петербург. На Воронцовской улице ограбили ювелирную мастерскую Родионова, убив при этом двух подмастерьев. Одному было семнадцать лет, а второму всего тринадцать… Москва содрогнулась. Трепов, как бывший обер-полицмейстер, попросил Лыкова помочь. Алексей Николаевич примчался на выручку товарищу. За сутки они вышли на след негодяев. Убийц оказалось трое, во главе с обитателем Кулаковки[55] Петькой Седым (он же Петька Петербургский). Когда сыщики ворвались в сорок девятую квартиру, там как раз шло веселье. По уголовному обычаю, Петька устроил «бал» для соседей по случаю удачного ограбления. Прямо с «бала» убийц и увезли в тюрьму.
Еще коллежский советник сочинил записку для Государственного совета насчет увеличения штатов. Дописал акт дознания по похищению сына у князя Чичуа (людоворы схвачены, дело передано следователю). Задержался на лишний день в Москве по секретному делу о краже мобилизационного расписания из штаба Гренадерского корпуса. И ждал новостей о «японцах». Кто первым выйдет на них? Но ребята как ни в чем не бывало сами напомнили о себе. Они напали на пригородный Лесной участок, связали дежурную смену и вынесли оттуда десять револьверов с запасом патронов. А также чистые бланки паспортов и чуть не сотню видов, сданных на прописку. Заодно прихватили со стола пристава шкатулку с наличной кассой участка. Теперь у куницынских было оружие, да и с документами стало проще…
При нападении произошел случай, который укрепил симпатии Лыкова к вшивобратии. Налетчики явились в квартиру пристава, чтобы отобрать деньги. Храбрый офицер отказался выдать наличность и вступил с мужиками в схватку. Один против всех! Обстановка накалилась, дела смельчака были плохи. Но вдруг из комнат на шум вышла его семилетняя дочка. Увидев ребенка, грабители тут же скрылись. Перерезали телефонный провод, цапнули-таки шкатулку, но пристава пальцем не тронули…
Так прошла неделя. Наконец Ясырев прислал записку с одной только фразой: «Будьте вечером». Ага, отставной полковник что-то нашел! Лыков доехал на извозчике до станции Приморской железной дороги, что на углу Большого Сампсониевского проспекта, а оттуда с ветерком домчался до Новой Деревни. Вот он, прогресс, в удобстве и скорости.
На этот раз беседа была короткой, без рябиновой на коньяке. Хозяин выглядел довольным.
— Задали вы мне задачку, Алексей Николаевич, — начал он. — Аж самому стало интересно. И кажется, есть результат.
— Что? Где?
— Отвечаю на вопросы последовательно. Что — это ваша банда. А где — это в Мурино.
— В Мурино? — обрадовался сыщик. — Не так уж и далеко.
— Я исходил из тех же соображений. Совсем в глухомань «японцы» не заберутся, им же надо революцию делать. А Мурино подходит. До столицы два часа езды.
— Но точно они?
— Точно. Сам видел и атамана, и есаула. У вашего Сажина в седой бороде под левой скулой черная узкая прядь. Верно?
— Верно. А…
— Где прячутся? На постоялом дворе Тейвеляйнена. Тот конец деревни, что ближе к Петербургу, по левой стороне, если ехать от нас.
— Притон?
— Конечно. Так-то это постоялый двор без крепких напитков. Но на деле, сами понимаете…
— Их вам хозяин показал?
— Да, настоящий.
— То есть? — насторожился сыщик. — А Тейвеляйнен, что, фиктивный?
— Да, он подставное лицо, держатель патента. А настоящий хозяин — Мишка Брюхатов. Дядя хитрый, жадный и в общении не безопасный. «Японцы» у него почти неделю живут, постоянно пропадают в городе. Причем, чтобы их не заметила полиция, сбиваются в маленькие группы по два-три человека.
— Завтра же еду на разведку, — решил сыщик. Поблагодарил своего осведомителя — тот опять оказался на высоте — и откланялся.
Лыкову предстояло теперь хорошенько загримироваться. Вшивобратия знала его в лицо. Кем прикинуться? Лучше всего тем, о ком и в голову не придет, что это переодетый сыщик. И Алексей Николаевич решил стать геологом, который ходит в поисках мест для торфоразработок. Торфа в уезде навалом, легенда правдоподобная. Только надо изменить внешность как следует. Однажды в молодости Лыков надел с этой целью очки с простыми стеклами. И ошибся. Такие очки наблюдательные люди быстро замечают; оплошность едва не стоила сыщику жизни. Поэтому теперь он без колебаний отправился к парикмахеру и велел обрить себя наголо. Затем заперся в гримерном депо и долго клеил бородку и усы. Когда показался в новом обличье Азвестопуло, тот его не узнал.
Лыков изложил помощнику свои открытия и сообщил, что намерен делать. Грек попросился сопроводить шефа. Но тот отказал наотрез:
— Деревня, постоялый двор, все на виду. Как тебя спрятать?
— Я тоже наклею длинную бороду!
— Тоже мне дядька Черномор. Колька тебя запомнил: слишком неосторожно запускал глазенапа в полку. Нет, я пойду один. Не бойся, меня они не тронут.
И Лыков отправился в Мурино. Точнее, сначала он доехал до Девяткино и уже оттуда двинул пешком в волость. Сыщик тащил на плече геологический бур со сменными насадками, а в холщовой сумке — образцы породы. Вид у него был убедительный.
Село оказалось приличное: крепкие дома, многие крыты железом, на базарной площади новый храм. Постоялых дворов аж четыре, на любой кошелек. Алексей Николаевич зашел к чухонцу в буфет. Там было просторно и накурено. А еще пусто. Только в углу трое мужиков дулись в домино. За стойкой скучал корпусный детина с плутовской физиономией.
— Здравствуйте. Пиво у вас есть? Холодненькое.
— Пиво? Найдем. А не желаете чего покрепче?
Посетитель осмотрел стойку — на ней бутылки отсутствовали. Глянул через плечо на игроков и спросил шепотом:
— А есть?
— Ну, вашество, удивляете. Мурино, оно ведь поблиз столицы. Тут народ балованный. Как же без водки? Пропадем без водки.
— Я рябиновую люблю, — просительно сообщил Лыков.
Трактирщик молча нагнулся, порылся внизу и выставил бутылку рябиновой на коньяке.
— Сколько желаете?
— А… смотря почем.
— Чарка двадцать пять копеек.
— А! Гулять так гулять. Устамши я по болотам вашим таскаться. Давайте сороковку[56] и заесть чего-нибудь.
— Имеются мясные пироги и чухонская колбаса с чесноком. А так у нас буфет не хуже трактира, могу настоящий обед соорудить. Встанет вам в рупь-целковый, а будут там уха из сига, битки, а на сладкое пикули[57]. Но придется час обождать.
— Уф… Соблазнительно, и цена подходящая. Дайте покуда рябиновой… И пирога вон тот кусок. Я у окошка посижу, обеда подожду. А омнибус на Питер когда придет?
— Через два часа. Аккурат покушать успеете.
— Решено.
Трактирщик — это явно был Мишка Брюхатов — плеснул рябиновую в чайный стакан с подстаканником. Пояснил:
— Это ежели урядник зайдет.
— Угу.
— А вы сами, вашество, кто будете? Сверло вон какое большое, никогда таких не видал.
— Я геолог, полезные ископаемые ищу.
— Во как! А разве они тут есть? Тут только пьяницы, прости господи.
— А я торф ищу. Господа одни наняли, хотят деньги вложить.
— Да ну? Торфу у нас…
Мишка в энергичных, но непечатных выражениях дал оценку запасам торфа в волости и во всем уезде.
Лыков взял пирог и настойку, сел к окну, осмотрелся. Грязно, пахнет горелым маслом. Но ему здесь важно другое. Где обитают куницынские? Если они в Петербурге, то когда и как возвращаются? Сыщик еще не решил, чего он хочет, арестовать Кольку или предупредить.
Вдруг коллежский советник затылком почувствовал опасность. Он покосился через плечо. Из задней двери вышли двое: Сажин и Булавинов. Лица суровые, глазами так и шарят вокруг. Что за черт? Почему они такие нервные?
Сажин подошел прямо к сыщику, вперил в него взгляд. Тот замер. Что с ним сделают, если узнают? Убить, наверное, и впрямь не убьют, но морду начистить могут. Чтобы не шпионил! А полковник Лыков уже отвык от подобных приключений.
Несколько секунд есаул разглядывал «геолога» и его снаряжение. Потом направился к стойке, спросил что-то у Брюхатова. Тот коротко пояснил. И Сажин, удовлетворившись услышанным, отошел. Поверил!