ремать…
Вечером Алексей Николаевич пришел в департамент, возился допоздна с бумагами, ждал помощника. Но Сергей так и не появился. Видимо, задание оказалось непростым. Лыков удалился в десятом часу, весь вечер ждал звонка, и опять впустую. Сам телефонировал Сергею. Трубку никто не взял. Коллежский советник начал уже всерьез беспокоиться, куда делся Азвестопуло, но тут ему позвонил барон Таубе.
— Я сообщаю тебе по просьбе твоего помощника, что он застрял в архиве Военного министерства.
— Так уже ночь!
— Вижу это в окно.
— Что мой бездельник у вас забыл?
— Выполняет твое поручение. И вообще, не ругай парня, он старательный. Переписка по боксерскому восстанию еще не разобрана, бумаги валяются прямо в пачках без картотеки. Хорошо, если к утру управится.
Барон оказался прав. На следующий день, когда Лыков собирался на службу, пришел Сергей.
— Вот, — протянул он шефу мятую бумажку.
— Не царское это дело, — отстранился тот. — Читай вслух.
— Да я уж наизусть выучил.
— Ну тогда с выражением.
Коллежский секретарь отставил ногу, задрал подбородок и начал:
— Знак Военного ордена четвертой степени нумер сто восемьдесят две тысячи ноль двадцать два…
Вдруг прервался:
— А у вас какой, шеф?
— Не отвлекайся!
— Вечно вы так. Короче говоря, деньги за крест получает по доверенности его жена Прасковья Егоровна Сажина.
— Прасковья Егоровна! — поразился коллежский советник. — Это ведь сестра Кольки-куна!
— Наверняка.
— Значит, они с Сажиным не только друзья, но и породнились. А в формуляре ни слова о его женитьбе. Молодец, Сергей. Адрес супруги георгиевского кавалера добыл?
— Александровская слобода, шестнадцатый дом.
— Там же одни инвалиды живут, — удивился Алексей Николаевич.
— Прасковья работает прачкой в Чесменской военной богадельне. Видать, как-то зацепилась.
— Александровская слобода… Место близ города, но малонаселенное. Как там могут спрятаться восемь человек?
Полицейские рядили и так и сяк и пришли к выводу, что надо туда ехать и смотреть.
Лыков снова отказал своему помощнику в участии. Загримировался стариком, нацепил собственный Георгиевский крест и отправился на Царскосельский вокзал. Сергею заявил с издевкой:
— Вот когда появится у тебя свой Георгий, буду брать с собой.
Когда сыщик остался один, то улыбаться перестал. Надо выбирать, время пришло. Как уж сказал тогда ему Колька-кун? Нельзя жить так, чтобы и нашим, и вашим. А кто теперь коллежскому советнику наш? Революционер из лукояновских мужиков, с сумбуром в голове? Похоже, да. Зацепил он своей нелепой правдой царского служаку. Присяга, многолетняя служба — все это на одной чаше весов. А вшивобратия — на другой. Если выбирать, то он, Лыков, голосует за соль земли, за многострадальное крестьянство. Тогда, в страшный день расстрела русскими русских, царь оттолкнул от себя сыщика. Навсегда оттолкнул. Алексей Николаевич не вышел в отставку, продолжил служить, но то был уже другой человек. Критически относящийся к государственной машине. Заржавела машина, пора ее менять! А начальство хочет подмазать и ехать дальше. Ведь и впрямь поедут, скрипя старым железом.
Лыков пока не решился на крайний шаг. Попробую еще удержаться, подумал он: стоя на подножке и готовый в любую минуту соскочить. Неудобно, но что поделать… Вдруг обойдется? Как может обойтись, сыщик думать не хотел. Гнал от себя мысли. Жизнь потом сама рассудит, пока же надо спасти мужиков. Вот морока! А главное, посоветоваться не с кем. Раньше в таких вопросах главный голос был у Вареньки. Там, где тонкая материя, правда или кривда, жена всегда могла дать совет. И ее мнение зачастую все решало. Сейчас Варвары Александровны нет, спрятаться не за кого. Барон Витька? Он, конечно, лучший друг, старинный и сто раз проверенный. Но Таубе — однорукий инвалид, который боится потерять службу и вылететь в отставку. Разве можно его сейчас втянуть в свои делишки? Нет, придется решать самому. Титус далеко. Сергей Азвестопуло? Молод еще быть советчиком. И жалко парня: в нынешней кутерьме пусть он лучше постоит в сторонке. Если Лыкова поймают, то уж не казнят. Оставят без пенсии, так имение прокормит. А Сережа чем будет себя содержать?
Нет, Алексей Николаевич, сказал себе сыщик. Не перекладывай на других, решай сам. И он решил.
Глава 8Эвакуация
Дедушка сошел на разъезде и медленно двинулся по единственной улице. Александровская слобода была выстроена для семейных инвалидов Чесменской военной богадельни. В разные времена разные жертвователи поставили семнадцать жилых домов, все по одному плану. Начала традицию вдова фельдмаршала Волконского. Потом кто только не строил: и граф Гейден, и чины штаба Виленского военного округа, и лица Свиты Александра Второго после его гибели, и даже какой-то генерал-майор Слесарев. Прасковья Сажина обитала в новом доме, одном из тех, что стояли по левую сторону от железной дороги.
Он уже подходил к месту, когда услышал из палисада могучий чих и следом знакомый голос:
— Шайтан!
Зот Кизяков! Один или другие тоже с ним? Словно в ответ на вопрос сыщика раздался ленивый баритон Сажина:
— Как ты надоел со своими шайтанами…
— Ну не могу я не чихать, — обиделся баталер.
Ему ответил невидимый из-за сирени Колька-кун:
— Не можешь не чихать — чихай. Только не поминай всуе шайтанов, дурная голова!
Лыков зашел в калитку, направился к курящим на скамейке «японцам». Атаман, завидя старика с Георгием, привстал и ласково спросил:
— Что, дедушка, богадельню ищешь? Она на другой стороне, зря ты сюда ковылял.
Лыков ответил ему своим голосом:
— Здорово, Николай Егорович. Отойдем-ка на два слова.
Куницын разинул рот:
— Ты кто?
Сыщик взял его за рукав и отвел в сторону:
— С Галкиным еще не встречался?
— А… Да…
— Я Лыков.
— Черт, глазам не верю! В таком виде… Как ты нас нашел?
— Обещал, помнишь?
— Помню… Но в таком виде! Я уж хотел гривенник тебе подать.
— Я вас еще в Мурино наблюдал, как вы волостного писарька тиранили.
— В Мурино? — подскочил Сажин. — Второго дня?
— Да. Помнишь землемера с длинным буром? Это я был.
— Невозможно! — заявил есаул. — Я тебя в упор рассмотрел.
— Точно. И не узнал.
Кизяков встал сбоку и тихонько подергал Лыкова за наклеенную бороду:
— Вот чертовщина! Никогда бы не догадался.
Сыщик дал всем выговориться, а потом повторил вопрос:
— Николай, ты с Галкиным еще не встречался?
— С Пашкой? Нет, на завтра договорились.
— В пивной на Шлиссельбургском проспекте?
— Да, — с удивлением подтвердил атаман. — Ты-то откуда знаешь?
— Не ходи туда. Галкина завербовало охранное отделение, он предатель.
Колька отшатнулся, словно его ударили по лицу. Посмотрел растерянно на товарищей:
— Он же из мужиков…
Лыков укорил его:
— А ты думал, что все мужики святые?
— Не все, но… Пашка Галкин. Ах, сволочь!
Сделал шаг к сыщику и спросил тихо:
— Алексей Николаич, что же нам теперь делать?
— Здесь оставаться нельзя. Не сегодня завтра вас арестуют, или полиция, или жандармы. Если я вас нашел, то и они найдут.
— Куда бежать-то? Все места пересмотрели, и всюду ты нас отыскиваешь.
— Поехали ко мне на квартиру. Там вас искать не будут.
— К тебе? — удивился Куницын.
— Ненадолго, на один день. А оттуда я вывезу вас в Финляндию.
— В Финляндию? — хором спросила вшивобратия.
— Да. Там русские законы не действуют, вас никто не тронет. Поехали прямо сейчас, дома у меня поговорим о том, как вам дальше быть.
Тут за спиной Лыкова стукнула дверь. Он обернулся: на крыльце стояла женщина лет тридцати в кожаном фартуке.
— Ваня, кто это? — спросила она у Сажина.
Сыщик прошептал ему:
— Она не должна меня видеть.
И тот сразу кинулся к жене:
— Прасковьюшка, инвалид по ошибке зашел, богадельню ищет.
— Так она на той стороне.
— Я его сейчас направлю. Ты иди пока, самовар поставь.
— Горячий стоит.
— Так неси чашки в сад, хочется на воздухе попить. Иди.
Женщина потопталась немного, чувствуя неладное, и ушла в избу.
— Вы все здесь? — продолжил разговор сыщик.
— Только мы трое, — пояснил Зот.
— Остальные где?
— В полках, агитируют. К вечеру придут.
— Так. Слушайте внимательно. Я живу на Стремянной в пятом доме. Это между Владимирским проспектом и Николаевской улицей.
— Знаю, — кивнул Сажин.
— Как стемнеет, идите на угол Колокольной улицы и Дмитровского переулка, это позади Владимирской церкви. Добирайтесь по одному — по двое, гурьбой не ходите. Полиция ищет восьмерых.
— Ясно, — сказал атаман.
— За храмом я вас встречу и проведу двором, чтобы швейцар не заметил. Только бомбу свою, Николай, ко мне в дом не носи. Взорвешь еще, не дай бог.
— А нету бомбы, — ухмыльнулся Куницын. — Мы ее израсходовали.
— Куда? — испуганно спросил сыщик.
— Да не боись ты. Рыбу глушили в речке Оккервиль. Знатная уха вышла!
— Вот хорошо. Тогда до вечера!
Стараясь не привлекать к себе внимания, Лыков поковылял обратно к поезду. Вдруг «японцев» уже нашли и где-то поблизости прячутся филеры Герасимова или Филиппова? Тогда они проследят ветерана с целью выяснить его личность. Вот будет здорово, если топтуны доведут его до Фонтанки, 16. Объясняй потом, что ты делал в обществе государственных преступников.
Еще сыщик запоздало ругал себя за слабость. Ничего он, как оказалось, пока не решил. А теперь взял да и поставил на карту всю свою многолетнюю безупречную службу. Чтобы спасти вшивобратию! Восемь мужиков, у которых каша в голове. Кто-то да попадется, кто-нибудь да проболтается. Невозможно долго скрывать такое, правда рано или поздно вылезет наружу. Куда он, умный опытный человек, вляпался? Да еще по своей воле.
Ну а как их бросить, стал оппонировать сам себе коллежский советник. Ведь после девятого января гадливое чувство внутри так и сидело. Да, мужики. С сумбуром, невеликого ума ребята. Но спасшись из плена, они не разбежались по домам, а пытаются что-то в державе переменить. Рискуя свободой и даже жизнью. Эсеров, анархистов, социал-демократов Лыков не уважал. Раскачивают лодку, в которой сами же и плывут. Утопят всех. Либералы? Эти еще хуже, только болтать мастаки. Нелепые идеи Кольки-куна вдруг показались коллежскому советнику ближе всего к правде. Так, конечно, не будет никогда. Не позволят сильные мира сего учредить мужицкую республику. Такая держава нежизнеспособна. Но, как всякая утопия, модель Кольки привлекала, в ней была справедливость. И сыщик решил: не дам правдолюбцам сломать себе шею. Спрячу, увезу, а там как пойдет. Сейчас все силы властей были брошены на поиск этих людей. Вот-вот их найдут. А если ребят эвакуировать в Финляндию, накал быстро спадет. Пропали, и ладно… Жандармы скучать не будут, их умы тут же займут другие возмутители спокойствия. Вон их сколько в очереди стоит. И вшивобратия как-то, Божьим промыслом, но выживет. Когда-нибудь их наверное поймают, если не успокоятся и не уплывут в Америку. Но без Лыкова — его совесть