будет чиста. Наивный самообман, конечно, но иначе совсем погано на душе. И он окончательно постановил рискнуть.
Соблюдая меры предосторожности, Алексей Николаевич по приезде на Царскосельский вокзал направился в уборную, а через минуту оттуда бодро выбежал моложавый артельщик с узлом в руке. На всякий случай он сунулся на Калашниковскую хлебную биржу, что в Харьковской улице. Там проследить человека в одиночку невозможно. Поплутав, бойкий малый отправился на Литейный. Шел-шел и вдруг шмыгнул в незаметную подворотню. Дворами в обход Шереметьевского дома выбрался к задам квартала, который занимал Департамент полиции. Подошел к узкой калитке, отпер ее своим ключом — и оказался на службе.
Азвестопуло, увидав начальника, съязвил:
— А куда крестик дели? В ломбард заложили?
— Щас как дам в грызло!
— Фу! Тоже мне, а еще потомственный дворянин.
— Это я, Сергей Манолович, еще из образа не вышел.
Коллежский секретарь увидел, что у Лыкова возбужденно горят глаза.
— Неужели?!
— Да. Там они.
— Попались! Что мы делаем? Кого на этот раз берем, сыскных или жандармов?
Алексей Николаевич сел, порылся в карманах и выложил на стол несколько смятых купюр.
— Ты поезжай сейчас на станцию Шуваловка Финляндской железной дороги и купи билеты до Рихимяки. Восемь туда и один — туда-обратно. Отъезд завтра вечером. На вокзале не покупай, опасно.
Азвестопуло сразу все понял. Он вперил в шефа острый взгляд и спросил:
— Вы понимаете, что делаете?
— Да.
— До конца понимаете?
— До конца, Сережа, до конца. А вот ты лучше сделай вид, что не сообразил. Если вдруг случится недоброе, скажешь, что выполнил мое распоряжение бездумно. Ни о чем таком не подозревая.
Парень вспыхнул от обиды:
— Что я, по-вашему, не человек? Вместе ответим. Мне эти мужики тоже симпатичны.
— Симпатичны до такой степени, что готов ради них вылететь со службы? — вскинулся Лыков. — Ты себя со мной не равняй, у тебя детей при лесном имении нет. У тебя, остолопа, вообще никаких детей еще нет, а ты на рожон лезешь.
— Вернусь в Одессу и поступлю в сыскное отделение агентом по вольному найму.
— Опороченный на прежней службе не будет принят даже вольнонаемным.
Грек задумался.
— Вот-вот, сначала лоб поморщи. А туда же: вместе ответим.
— Я все уже решил и лоб морщу только насчет деталей, — ехидно ответил Азвестопуло.
— Думать над этим будешь вне службы. А пока ступай выполнять поручение. Билеты все купишь в зеленые вагоны[59].
— Вы тоже в третьем поедете? Среди кур и пьяных чухонцев?
— Придется. Иначе мужики будут без надзора, а мало ли что? Билеты положишь в мой стол. Сдачу не забудь, правдолюбец хренов…
Пройдясь по кабинетам и убедившись, что он никому в родном департаменте не нужен, Лыков пошел домой. Там взял в оборот Нину Никитичну:
— Сегодня у нас будут ночевать восемь человек. Они люди простые, но не буйные. Водку не пьют, а вот курят много. Гостей надо накормить, напоить чаем и обеспечить спальным местом.
— Батюшки, — ахнула кухарка. — Где же я их всех положу?
— К вам никого не пущу, — усмехнулся сыщик. — Далеко ли до греха?
— Да я не об том, — отмахнулась Нина Никитична. — Мой бабий век уже прошел, прости Господи меня грешную. Но восемь!
— Раскидаем по трем комнатам.
— А постели где взять? Разве что у конторщика дома занять на одну ночь.
— Нет. Об этих людях никто не должен знать. Они тайно придут, а спустя сутки так же тайно уйдут. Я уеду вместе с ними, через день вернусь.
Кухарка даже не стала переспрашивать. Надо так надо. Тетка она была — кремень. Служа при сыщике много лет, Нина Никитична научилась держать язык за зубами и ничему не удивляться. Однажды в квартире Лыкова неделю прятался беглый кавказский князь, которого ложно обвинили в убийстве. В другой раз тайно проживал военно-морской агент Северо-Американских Соединенных Штатов. Иногда приходили загадочные люди от барона Таубе и тоже подолгу скрывались. Но то было в огромной квартире на Моховой. А тут целое отделение на три комнатки…
С домашнего аппарата сыщик позвонил в Москву титулярному советнику Войлошникову.
— Александр Иванович, запомни: послезавтра я весь день бегал по Москве. Ты меня видел, но чем я там занимался, не знаешь.
— Когда ты уехал от нас?
— Ближе к вечеру.
— Понял.
Приятно иметь дело с людьми, которым ничего не нужно объяснять…
Когда стало темнеть, сыщик отправился в дворницкую. На Моховой и швейцары, и дворники знали о роде занятий жильца и все его распоряжения выполняли беспрекословно. Здесь на Стремянной Лыкову впервые требовалось провести в дом людей так, чтобы никто не увидел.
— Как тебя зовут? — спросил он дворника.
— Варлам, ваше высокоблагородие.
— А по батюшке?
— Варлам Федотович.
— Ты знаешь, где я служу?
— Так точно. Полковник в Департаменте полиции.
— Сам из солдат?
— Так точно, отставной фейерверкер лейб-гвардии Первой артиллерийской бригады.
— Тебя случайно не Пятибоков сюда пристроил? Игнат Прович?
Дворник расплылся в улыбке:
— Так точно! Знаете его, ваше высокоблагородие?
— Служба такая, обязан знать.
Сыщик оглянулся на дверь, понизил голос:
— Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами ко мне через заднюю калитку придет человек. Секретный!
— Мне его впустить?
— Повторяю: секретный. Какой же это будет секрет, если ты его увидишь?
— Ага…
— Я сам его впущу. А когда надо будет, выведу. Перед этим, Варлам Федотович, загляну к тебе и прикажу не высовываться.
— Понял.
— Как пройдет человек, дам команду отбой. Опять можешь ходить, где нужно. А до команды чтобы сидел тут как привязанный. Если увижу, что вышел или в окошко подсматриваешь, вылетишь отсюда. И никакой больше работы в Петербурге не найдешь. Уяснил?
— Так точно, ваше высокоблагородие! Я же понимаю, государственная тайна.
— Правильно понимаешь, Варлам Федотович. Ну, иди пока сделай все дела, чтобы потом мог четверть часа никуда не выходить.
— Есть!
Дворник схватил метлу и отправился на двор. Лыков прогулялся до табачной лавки в Свечном переулке, купил пять сотен недорогих, но приличных папирос. Он нарочно ушел так далеко от дома. Если полиция что-то заподозрит, агенты отправятся по всей округе расспрашивать про жильца со Стремянной. Если выяснится, что некурящий человек закупил так много табака, это будет улика.
Кроме папирос, у Лыкова было еще одно дело в Свечном. Здесь квартировали извозопромышленники, было много дворов с конюшнями, тут же жили ямщики. Сыщик навестил хозяина небольшого извозного промысла по фамилии Челноков. В свое время он спас мужика от больших неприятностей, когда тот из жадности повадился возить бандитов. Алексей Николаевич убедил следователя перевести извозчика из сообщников в недоносители. И получил преданного человека. Два-три раза в год, когда сыщику требовался свой экипаж с верным ездовым, он обращался к Челнокову.
Извозопромышленник обрадовался гостю. За все годы тот ни разу не попросил лишнего, не потребовал ничего в счет прежних благодеяний. Даже наоборот, дважды выручил из неприятностей с околоточным.
— Нужда у вас, Алексей Николаевич? А то, может, чайку? У меня фамильный, хороший.
— Времени нет, Сила Иванович. Дело вот какое. Завтра в одиннадцать часов ночи требуется взять у моего дома девять человек, включая меня самого. И довезти до Шуваловки, что возле Озерков, на станцию Финляндской дороги. Так, чтобы быть там в час пополуночи. Сварганишь?
— Ежели вам к поезду, то надобно пораньше выехать.
— В десять?
— Да. Лучше там полчаса постоять, чем на пять минут опоздать.
— Маячить мы не можем, дело секретное.
— Хм. Ну, тогда в половине одиннадцатого.
— Понял. Как хочешь везти такую ораву?
— Три экипажа возьму, в одном сам поеду.
— Но только чтобы молчок. И людей подбери надежных. Матвея можно, и брательника твоего.
— Так и сделаю.
— Почем прокатишь?
Челноков задумался:
— Обратно пустые вернемся. Навряд ли кто в Шуваловке сойдет. Придется вам, Алексей Николаич, за оба конца заплатить.
— Когда это я жульничал? Скажи, сколько.
— Меньше девяти рублей себе в убыток.
— Плачу десять.
Челноков повеселел:
— Так я прикажу супруге чаю?
— В другой раз, Сила Иваныч. Когда времени побольше будет.
Итак, для укрытия государственных преступников все готово. Рубикон будет перейден примерно за час до полуночи. Ребята вяжут городовых, забирают у них оружие, крадут деньги и документы. Готовят переворот. А спасти злодеев от наказания хочет коллежский советник Лыков. Про которого никто даже и не подумает, что он может изменить присяге. По правде говоря, именно на это и надеялся Алексей Николаевич. Сергей не выдаст, он человек надежный. Дворник, извозчики, жена Сажина — не свидетели. Главную опасность представляли сами «японцы», и это следовало нынче вечером обговорить. Если вдруг они вернутся из Финляндии, чтобы делать свою чертову революцию, то обязательно попадутся полиции. И на допросе могут рассказать, как ушли от преследования в прошлый раз. Тут Лыкову и конец. Можно попробовать отовраться. Известно, что преступники часто оговаривают невинных людей с целью запутать следствие. Но пятно останется, как его потом ни смывай.
Лыков досидел до условленного времени спокойно. Решение он уже принял и не привык менять позицию. За полчаса до полуночи позади Владимирского храма его поджидали восемь человек. Сыщик провел их в квартиру, представил кухарке и велел накормить. Потом спустился в дворницкую и выпустил Варлама на свободу. А когда пришел домой, поразился.
Вшивобратия вольготно расположилась за обеденным столом. Нина Никитична летала, как мотылек, успевая подкладывать добавки всем сразу. Но особое внимание старуха уделяла атаману: