— Света, не слушай его, он врет! — сказал с порога Пафнутьев.
— Он не врет, Павел Николаевич, он молчит… Уж лучше бы врал.
— Да, этот человек не врун, его глаза не лгут, они правдиво говорят, что их владелец плут! — процитировал Пафнутьев, на ходу пожимая руку поднявшемуся навстречу Андрею. — Едем, Андрей, едем. — И Пафнутьев, ухватив его за рукав, потащил к выходу. — Света, забираю этого хитрого молчуна! Прости великодушно.
— Да я счастлива, Павел Николаевич!
— Недавно где-то прочитал, что счастливы бывают только куры, да и то… — Продолжать Пафнутьев не стал и, выйдя в коридор, закрыл за собой дверь. Быстрыми шагами он прошел по коридору, почти выбежал на крыльцо и, не останавливаясь, не поджидая отставшего Андрея, зашагал к черной «Волге». Но в последний момент Андрей успел догнать его и, пока Пафнутьев обходил машину, сел за руль и открыл начальству дверь.
— К Овсову. — Пафнутьев упал на сиденье и с силой захлопнул дверцу. — Слышал? Неклясов подорвался.
— Да, весь город об этом говорит.
— Что еще говорит город?
— Разборки идут… Теперь его боевики должны нанести ответный удар по Фердолевскому.
— А что, этот взрыв… работа Фердолевского?
— В этом никто не сомневается. — Андрей вывел машину со двора, свернул направо и влился в поток транспорта.
— Поговаривают о какой-то третьей банде…
— Вряд ли… Эти ребята не допустят. Они уже обжились, обосновались, поделили город и окрестности… Не думаю.
— Банда, — задумчиво протянул Пафнутьев. — Появилась еще одна банда. Это совершенно ясно.
Андрей промолчал. Машина въезжала в больничные ворота, и это избавляло его от необходимости что-то отвечать. Андрей остановился, но Пафнутьев не торопился выходить. Казалось, какая-то неуверенность охватила его, он словно чего-то ждал или чего-то опасался.
— Неклясова разнесло, а водитель уцелел, — раздумчиво произнес он.
— Да? — удивился Андрей. — А говорят, машина вдребезги.
— А водитель уцелел, — повторил Пафнутьев. — И прекрасно себя чувствует.
— Вы его допрашивали?
— Вот иду… С духом собираюсь.
— Если прекрасно себя чувствует, то почему он здесь? — Андрей кивнул на больничное здание.
— Поместили, — неопределенно ответил Пафнутьев. — Вроде контужен, вроде в шоке…
— А что он может сказать? — спросил Андрей, неотрывно глядя в лобовое стекло.
— Авось что-нибудь скажет… Поделится воспоминаниями… У них вчера был напряженный вечер.
— Слышал, — кивнул Андрей.
— Сожгли парня… А жаль, — сочувствующе проговорил Пафнутьев.
— Жаль? — удивился Андрей. — Жаль того, кто людям уши обрезал? Павел Николаевич, я вас не понимаю. Да пусть они все друг друга сожгут, расстреляют, взорвут… Вам же легче будет жить!
— Может быть, ты и прав, — проговорил Пафнутьев. — Но все равно жаль Ерхова… Мы с ним подружились. — Словно услышав все, что ему требовалось, Пафнутьев, не задерживаясь больше, вышел и зашагал к входу в больницу — к пологой площадке, по которой поднимались машины «Скорой помощи», подвозившие клиентов — растерзанных, порезанных, взорванных.
Водитель лежал в той самой палате, на том самом месте, где совсем недавно, всего две-три недели назад, маялся и страдал несчастный Ерхов. Только этот выглядел здоровее и, похоже, был не столько контужен, сколько испуган происшедшим. Сожжение их же приятеля Ерхова, ночная езда по пустынному шоссе, неожиданный взрыв, который превратил в месиво не только заднюю часть мощного «Мерседеса», но и хилого Неклясова — он был просто размазан, растерт по искореженному металлу.
Пафнутьев узнал его, этот амбал входил совсем недавно в его кабинет вместе с Неклясовым в качестве телохранителя. Не уберег, значит, не от того оберегал.
— Привет, — сказал Пафнутьев, придвигая табуретку и усаживаясь у изголовья. — Как поживаешь?
— Ничего…
— Меня помнишь?
— Помню.
— Что, не уберег Вовчика? Не справился с обязанностями, а?
— Как скажете…
— Поговорим?
— Разные у нас интересы, гражданин начальник, — проворчал детина густым басом. — О чем говорить? Не о чем.
— У нас одни интересы. Я ищу убийцу Неклясова.
— Зачем он вам?
— Как зачем? — удивился Пафнутьев. — Посадить хочу. Упечь. Подальше, подольше, поглубже. А тебе не хочется знать, кто Вовчика взорвал?
— Не возражал бы.
— Тебя как зовут? Имя, фамилия?
— Круглов я… Серега Круглов.
— Ну что, Серега Круглов… будем искать?
— Ну… Коли так… Давайте попробуем.
— Хорошо. — Пафнутьев распрямился, оглянулся по сторонам, словно призывая в свидетели своей маленькой победы всех присутствующих. Но никого вокруг не было, и потому восхититься ловкостью Пафнутьева никто не мог. Не очень этим огорченный Пафнутьев снова повернулся к лежащему на кровати Круглову. — Скажи мне, будь добр, Серега Круглов… Почему взорвался ваш «Мерседес»?
— Понятия не имею. — На круглом, мясистом, молодом, румяном лице Круглова появилось выражение искреннего недоумения.
— А почему Неклясова размазало, а ты вот без единой царапины выбрался из обломков?
— Меня подозреваете?
— Да ну тебя! — в сердцах воскликнул Пафнутьев. — Ты что, дурной, больной, убогий? Как я могу тебя подозревать, если ты в одной машине с Вовчиком ехал!
— Вообще-то да…
— Давай подробно, шаг за шагом, километр за километром… Ерхова при тебе сожгли?
— Мое дело машину вести, — уклончиво ответил Круглов, дураком прикинулся.
— Ты видел, как Ерхов синим пламенем пылал?
— Ну? — не то согласился, не то опять ушел в сторону Круглов.
— Слушай, так мы не договоримся. Я же тебя ни в чем не уличаю, ни в чем не упрекаю… Отвечай по-людски. Задаю вопрос второй раз… Ты видел, как горел Ерхов?
— Ну… — начал было Круглов, но тут же поправился: — Видел, чего ж не видеть, когда он горел, как… Как я не знаю что.
— Кто поджег?
— Судья спички дал, Вовчик чиркнул… Решайте, кто из них.
— А кто поливал бензином?
— Поливали, — ответил Круглов. — Без бензина он бы не загорелся.
— Ты так хитро отвечаешь, что мне сразу все становится ясно — ты ведь поливал его из банки?
— Откуда вы знаете, что из банки?
— Так вы же ее на месте оставили. А на ней отпечатки твоих пальцев. Опять прошу, давай поговорим!
— Там не только мои…
— Конечно, вы все там расписались… И второй ваш амбал слинял куда-то… Куда он может слинять с его ростом? Найдется. Ладно, сожгли, сгорел мужик… Хотя со своим так поступать… Подловато, Серега, подловато.
— Он заложил всех… Что с ним было делать? Вовчик и предложил… Мы, говорит, не только его накажем, но и всех остальных к порядку призовем.
— Кого это остальных?
— Судью того же, который поспешил спички сунуть Вовчику. Безухого банкира, Анцышку-ресторанщика… Вовчик сказал им… Неприятно, говорит, вот так умирать… Надеюсь, говорит, что вас такая судьба не постигнет…
— Его самого и постигла, — заметил Пафнутьев.
— Вовчик хорошо умер, — покачал головой Серега. — Он и не понял, что умирает, не успел ничего понять. Лучше смерти не бывает… Всегда везучим был.
— Ладно, — прервал Пафнутьев. — Завидовать чужому счастью нехорошо, не будем… Сгорел Ерхов, затих, костер потух, водку выпили… Что дальше?
— Почетных гостей он отправил «жигуленком»… Велел всех по домам развезти… Они там уделались все, вонь стояла, как в вокзальном туалете… А я с Вовчиком поехал.
— Ерхова оставили догорать?
— А чего там оставлять? Там уже ничего и не осталось. Никто бы и не догадался, что это Ерхов… Мало ли по лесам, по полям валяется недогоревших, недогнивших, всплывших… Одним больше, одним меньше…
— Ладно, оставим пока это. Вы с Вовчиком отъехали последними?
— Он проследил, чтобы все гости отбыли, потом приказал мне с Костей собрать остатки ужина в один мешок…
— Какие остатки?
— Все, что не доели, не допили, что могло навести на него…
— Куда все дели?
— В мусорный ящик сунули.
— Какой ящик? Где? На какой улице?
Круглов посмотрел на Пафнутьева с нескрываемым сочувствием, даже с жалостью.
— Вы в самом деле думаете, что там что-то осталось? Нищие, все эти бывшие учителя, ветераны, герои, защитники отечества… С пяти утра, с ночи еще обшаривают все мусорки… Кому-то из них крепко повезло с этим мешком… Неделю будет питаться и месяц водку пить.
— Да, тут ты, наверно, прав, — согласился Пафнутьев. — Продолжим. Итак, вы поехали… Дальше?
— А что дальше… Ехали без приключений. Когда въехали в город, когда до его дома оставалось два квартала, оно и бабахнуло.
— Вы ехали без единой остановки? Никуда не заезжали? Нигде Вовчик не похмелялся, не выходил позвонить?
— А зачем выходить? У него в машине телефон. Хоть в Японию, хоть в Германию… Не выходя из машины.
— Что, в самом деле приходилось в Японию звонить? — простодушно удивился Пафнутьев.
— В Японию не знаю, не слышал, к слову сказал… А в Германию он частенько… Ой! — Круглов прижал ко рту большую ладонь в ссадинах, вымазанную зеленкой. — Проболтался, дурак набитый.
— Да ладно! — Пафнутьев махнул рукой. — Вовчик на тебя не обидится, наказывать не станет. Продолжаем вспоминать… Вас кто-нибудь останавливал?
— Вы знаете человека, который может Вовчика остановить?
— Нет, я такого человека не знаю… Хотя нет, вру, знаю. Я его останавливал. Правда, не один, с помощником, но останавливал.
— Это когда вы нас с оконной решеткой облапошили? Неплохо сработано. Вовчик неделю бесновался…
— Вспоминаем дорогу… Что-то у вас было в дороге. Была помеха, не может не быть…
— О! — вдруг воскликнул Круглов и даже приподнялся на подушке. — Точно! Гаишник нас останавливал. Уже в самом городе. Улицы были пустые, Вовчик любит быструю езду, мы, конечно, нарушали, и на красный шли, и на желтый… Это было. И он нас остановил.
— Так, — удовлетворенно проговорил Пафнутьев. — Дальше? Остановил, потребовал документы? Что-то сказал напутственное? Узнал Вовчика?