Подходя к подъезду, Пафнутьев почти физически ощущал нестерпимый интерес старушек, занявших две скамейки вдоль прохода. Годы однообразного существования приучили их ценить самые незначительные события, а тут вдруг жизнь подбросила такое кошмарное происшествие. «Небось помолодели от волнения, — усмехнулся про себя Пафнутьев. — Ничего, бабули, мы еще встретимся, еще поговорим, и вы расскажете все, что томит ваши души…» Он шел между скамейками, и старушечьи лица, как подсолнухи за солнцем, поворачивались вслед за ним.
Дверь квартиры Пахомовых отличалась от соседних — плотная обивка, перетянутая тонкими стальными струнами, создавала рисунок изысканный, ощущение добротности и недоступности жизни, протекающей в этой квартире. Соседние двери были просто выкрашены коричневой краской, казалось, строители лишь недавно ушли из подъезда.
Нажав кнопку звонка, Пафнутьев прислушался. В квартире стояла полнейшая тишина, потом что-то прошуршало, он явственно почувствовал, что за дверью есть живой человек. Видимо, там колебались — открывать ли, не стоит… Но замок в конце концов щелкнул, и Пафнутьев увидел перед собой хозяйку. И сразу понял — да, это она, Лариса Пахомова. Она не выглядела слишком уж убитой происшедшим. Лишь бесконечная усталость была на ее сером лице.
— Здравствуйте. Вы Пахомова?
— Да.
— А я — Пафнутьев. Следователь прокуратуры. Войду, если вы не возражаете.
— Входите, — сказала она безразлично. И, не оборачиваясь, пошла по коридорчику, свернула на кухню — босиком, в длинном розовом халате, прошитом квадратами, отброшенные назад волосы плескались по спине.
Пафнутьев осмотрелся. Квартира была довольно бестолково обставлена, но все вещи были хорошими. Мелькнула в комнате стенка, сверкнула искорками хрусталя люстра, в кухне высокий холодильник непривычного зеленого цвета. Хороший холодильник. Наверняка там найдется бутылочка минеральной воды…
— Вы уж меня извините, — сказал Пафнутьев, останавливаясь на пороге кухни. — Понимаю, что некстати…
— Да ладно… Ваши уже приходили, тоже извинялись… А потом повезли на опознание.
— Опознали?
— Да, все в порядке, — она улыбнулась, и Пафнутьев понял, что хозяйка слегка под хмельком. — Опознала, — она села на стульчик, втиснутый между стеной и маленьким столиком. Механически передвинула сахарницу, чашку. — Садитесь, чего стоять… В комнате полный бардак, лучше здесь посидим… Чаю выпьете?
— Лучше водички, если, конечно, найдется.
— Найдется. А как насчет водки? — Она в упор посмотрела на него, вскинув тонкие изогнутые брови.
— Можно и водки, но как-нибудь в другой раз. Служба… Прошу простить великодушно.
— Как хотите. А я с вашего позволения пригублю, — Лариса поднялась, вынула из холодильника бутылку нарзана, и Пафнутьев не смог сдержать внутреннего стона.
Вынула и початую бутылку водки, и хорошей водки, отметил следователь, «Сибирской». В продаже такой нет и, наверно, уж не будет. Поднявшись на цыпочки, Лариса взяла с полки два тонких стакана. Пафнутьев заметил — кроме халата, на ней не было ни единой одежки. Откуда-то возникшим в ее руке ножом открыла бутылку нарзана — он завороженно смотрел, как под действием небольшого взрыва рванулись вверх мелкие пузырьки. Наполнив его стакан, Лариса почти столько же налила себе водки. Пафнутьев удивился, но промолчал. Вода оказалась холодной, острой, и он почувствовал, как что-то оживает в нем. Лариса выпила так же спокойно, до дна. И отставила стакан, немного помедлив, словно прислушиваясь к себе.
— Пейте еще, — она поймала стыдливо брошенный на бутылку взгляд Пафнутьева. — Там такая жара… Пейте, я еще открою, если захотите.
— Спасибо. Скажите, Лариса, как вы объясняете происшедшее?
— Чушь какая-то. Не знаю, что и думать. — Пафнутьев внимательно посмотрел на женщину и согласился со всем, что сегодня услышал о ней. Действительно, во взгляде у нее была игра, которую можно было назвать и блудом. Но сейчас все было подавлено горем. Вспомнил слова Ерцева, странные слова… Когда ей сообщили об убийстве, то первое, что она произнесла, было — «убили все-таки…».
— Может быть, у него завелись враги, недоброжелатели? — спросил Пафнутьев.
— Да какие враги! Он же водитель.
— Никто не угрожал ему? Возможно, были какие-то звонки, письма…
— Мне об этом ничего не известно.
— Знаете, о чем я подумал… Ведь для того, чтобы убить водителя, вовсе не нужно устраивать такой фейерверк в центре города. Он бывает в поездках, на дальних дорогах, в стороне от жилья… Там куда удобнее. А тут… Наши просто ошалели от такой наглости.
— Вам виднее. — Лариса добавила себе «Сибирской». — Вам виднее. — И медленно выпила. Но заметил, все-таки заметил Пафнутьев настороженный взгляд, который она бросила на него поверх стакана.
— Говорят, будто Николай Константинович написал какое-то письмо в милицию…
— Письмо? — удивилась Лариса. — В милицию? Мне об этом ничего не известно, — повторила она уже знакомые Пафнутьеву слова. Он частенько слышал именно эти слова во время допросов от людей, которым было что скрывать. — Мы с мужем обычно не касались личной жизни друг друга. — Лариса снова добавила себе водки, сделала глоток.
Пафнутьев начинал понимать — она хотела опьянеть. И весь разговор, все ее слова теряли смысл. Но пока Лариса держалась, отвечала внятно. Увидев на подоконнике тарелку с солеными молодыми огурчиками, Пафнутьев поставил их на стол, как бы предлагая закусить.
— Спасибо, — сказала Лариса. — Вы еще что-то хотели? Торопитесь, а то я, честно говоря, устала… Вернее, опьянела.
— Вы давно были женаты?
— Лет десять… Что-то так.
— Дети?
— Дочка. На Украине, у бабки.
— Школьница?
— Да, пойдет в третий класс. Сейчас загорает на Азовском море, там мои родители. Чего ей здесь делать? Здесь стреляют прямо на улицах, — Лариса усмехнулась, отвернулась к окну и вдруг заплакала. — Как же мне паршиво, — проговорила она сквозь слезы, — как же мне паршиво, если бы кто знал… Такое чувство, будто я его убила…
— Почему вы так думаете? — насторожился Пафнутьев.
— Не успокаивайте, я знаю, что говорю… Я всегда знаю, что говорю, даже после «Сибирской». — Она выплеснула в стакан остатки водки и тут же выпила, вытерев губы рукавом халата. — Две вот такие дыры в груди, — она показала свой кулачок. — Какие сволочи, какие сволочи… Разве так можно…
— Что же нужно натворить, чтобы с тобой так поступили? — проговорил Пафнутьев сочувствующе, но в то же время ожидая, что Лариса как-то откликнется.
— На такое можно пойти, только спасая собственную жизнь, — проговорила она, а Пафнутьев никак не мог понять, к кому относились ее слова — к убийцам или к их жертве. — Ах, Коля, Коля… Я же тебе говорила, я тебя предупреждала… Дурак, какой дурак… Из-за такой чепухи…
Лариса подняла голову и увидела Пафнутьева. Поморгала, пытаясь, видимо, вспомнить — кто этот человек и как он здесь оказался?
— Знаете, мне плохо, — проговорила она невнятно. — Я, похоже, совсем опьянела… Мне очень плохо… Хочу прилечь, помогите добраться до дивана…
Пафнутьев осторожно провел Ларису в комнату, уложил на диван, целомудренно поправил халат, соскользнувший с ее бедер, под голову положил подушку. Лариса вела себя послушно, не пытаясь ни противиться, ни возражать.
— Спасибо… Все хорошо… Я скоро приду в себя…
— Не беспокойтесь, — утешил Пафнутьев. — Вам надо отдохнуть, хорошо выспаться. И все станет на свои места.
— Да-да, конечно, — бормотала женщина заплетающимся языком. Мягкий диван, удобная поза, подушка под головой делали свое дело — она засыпала прямо на глазах. А когда Пафнутьев набросил на нее теплое мохнатое одеяло, Лариса тут же заснула. Он отошел в сторонку, сел в кресло. Прошло всего несколько минут, и лицо Ларисы разгладилось, исчезло напряженное выражение. Ровное дыхание не оставляло сомнений — женщина крепко спала.
— Вот и хорошо, — пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. В комнате ничто не привлекло его внимания, он лишь еще раз убедился — все вещи были явно повышенного качества. Если здесь жил водитель, то довольно необычный. Семейная кровать в залитой солнцем спальне вообще озадачила следователя — белая, с золотыми резными завитушками, покрытая желтой шелковой накидкой с громадными золотистыми розами, посверкивающими в солнечных квадратах от окна…
— Желтый — цвет разлуки, — пробормотал Пафнутьев и направился к столику, стоявшему в углу. Видимо, здесь готовила уроки дочка Пахомовых — он не видел другого места, где можно было бы присесть и что-то написать.
Стол был чист, но у самой стены стояла картонная коробка с письмами, открытками, счетами за телефонные разговоры… Пафнутьев присел и начал внимательно просматривать содержимое коробки. Если Пахомов отнес письмо в милицию, то вряд ли ему удалось с первой попытки изложить все, что он хотел, должны остаться заготовки, черновики… Если, конечно, никто не побывал здесь раньше. Но убийство произошло лишь сегодня утром… Пафнутьев перевернул коробку и высыпал все на стол.
— Слава тебе, господи! — шепотом воскликнул он, увидев продолговатую бумажку — такие полоски из нескольких почтовых квитанций отрывают, когда человек отсылает письма сразу в несколько мест. Пафнутьев вчитался в адреса — прокуратура, редакция, какой-то контрольный орган… — Спасибо, Коля, ты продолжаешь действовать.
Квитанцию Пафнутьев сунул в карман, а остальные бумаги положил на место. Отошел, оглянулся — вроде все, как прежде, явных следов не оставил.
Лариса спала. Обнаженная полноватая рука свесилась с дивана, на лице ее возникло скорбное выражение, она, кажется, легонько всхлипывала во сне. Пафнутьев осторожно завел руку под одеяло, поправил подушку, сбившуюся в сторону. «Красивая? — спросил он себя. — Как сказать… Наверно, может эта женщина довести до неистовства. Не каждого, не всегда, но может… Впрочем, как сейчас шутят, плохих женщин не бывает, бывает мало водки…»
И еще знал Пафнутьев, что в каждом кругу людей складываются свои понятия о красоте, и женщины подстраиваются, подгоняют себя под те или иные требования. Вряд ли та же Лариса, работая, к примеру, в прокуратуре, стала бы делать такие тонкие изогнутые брови… А оказавшись в управлении торговли, сделала, и не ошиблась. Добилась и потрясла. Конечный результат, правда, оказался печальным, но это уже другое сработало… Хотя толчок, самый первый, неслышный, неприметный, возможно, дали именно брови, яркая помада, золотой перстень с розовым камнем или тем, что принято называть камнем — настоящих самоцветов такого размера и цвета в природе не бывает.