— По глоточку? — мрачно спросил Шаланда.
— Надо, — коротко ответил Пафнутьев.
— За упокой невинной души, которая, наверное, все еще мечется по этим коридорам, — проговорил Шаланда. И невозможно было понять — шутит ли он, всерьез ли озабочен блужданиями оськинской души в его милицейских владениях или продолжает терзаться и маяться собственной виной в случившемся.
— Не знаю, насколько невинна его душа, но водка у тебя, похоже, неплохая. Где брал? — спросил Пафнутьев.
— Сама пришла! — не задумываясь, ответил Шаланда, и опять не понял Пафнутьев — шутит ли потрясенный начальник милиции или уже дает показания. Вслед за бутылкой Шаланда вынул из тумбочки стола банку с солеными огурцами, со стуком поставил ее на стол, развернул пакет с подсохшими кусками хлеба. Разлив водку в два подвернувшихся на подоконнике стакана, Шаланда поднял свой и остро взглянул на Пафнутьева.
— Удачи тебе, Оськин, в неземных условиях! — И, не дожидаясь согласия Пафнутьева на столь своеобразный тост, Шаланда залпом выпил водку до дна. После этого опустил толстые свои пальцы в банку, нащупал там в соленом растворе огурец, вынул его и тут же сунул себе в рот, не обращая внимания на Пафнутьева, которому пришлось добывать себе закуску точно таким же способом.
— Хорошие огурцы, — сказал Пафнутьев.
— Можешь и рассолу выпить, — Шаланда невидяще смотрел в стену и яростно жевал похрустывающий огурец.
— Так ты же вроде пальцы там помыл! — усмехнулся Пафнутьев.
— Тогда не пей, — Шаланда равнодушно передернул плечами, взял банку и сделал несколько больших глотков, показывая безвредность напитка. — Как ты думаешь, Паша, меня выгонят?
— За что?
— Не уследил… Смертоубийство в собственном кабинете… Это тебе не хвост собачий, не ус моржовый!
— Убийца задержан? — спросил Пафнутьев.
— Ты же видел.
— Спрашиваю — задержан?
— С поличным! По горячим следам! — воскликнул Шаланда, и во взгляде его возникла слабая надежда на понимание.
— Тогда все в порядке, — успокоил Пафнутьев. — Преступник задержан, орудие убийства изъято, труп увезли, кровь смыли. Ты чист, Шаланда, и можешь дальше исполнять свои служебные обязанности. Орден «За заслуги перед Отечеством» вряд ли получишь, но звезда на погоны тебе обеспечена. Твои действия отличались грамотностью, оперативностью, решительностью. И потом, в конце концов, во время схватки с убийцей ты рисковал собственной жизнью. На это не каждый способен. А ты подтвердил высокое профессиональное мастерство и личное мужество.
— Ты же видел, Паша! — плачущим голосом проговорил Шаланда, растроганный пафнутьевским сочувствием. — Ты же все видел… Подтвердишь?
— Заметано, — Пафнутьев похлопал осунувшегося за последние полчаса Шаланду по плечу.
— Повторим? — Шаланда протянул руку к бутылке.
— Чуть попозже, чуть попозже, — остановил его Пафнутьев. — А то, не дай бог, я рухну на то самое место, куда упал несчастный Оськин.
— Как знаешь, — обиделся Шаланда и спрятал бутылку в стол, со стуком захлопнув дверцу.
— Пошли в кабинет, я задам тебе один вопрос, — сказал Пафнутьев, направляясь к двери.
— А здесь не можешь?
— Уголовное дело там осталось? Пошли, Шаланда, пока у тебя его не сперли прямо со стола.
— Что ты хочешь узнать?
— Оба трупа работали в фирме «Фокус»?
— Ну? — Шаланда исподлобья взглянул на Пафнутьева, и в глазах его промелькнула настороженность.
— У тебя есть данные об этой фирме?
— Зачем они тебе?
— Тебе известно, кто ее владелец, телефоны знаешь, адреса… Способ сокрытия доходов, налоговые хитрости… Ты же все это знаешь?
— Ничего я не знаю! — резко ответил Шаланда, и Пафнутьев в ответ лишь удивленно вскинул брови. Если до этого выкрика Шаланды между ними было понимание и желание помочь друг другу, то последними словами Шаланда как бы отрекался от всего ранее сказанного. — На фига мне знать что-то об этой фирме, если ее сотрудники не убийцы, а жертвы?
— И тебе неважно, кого убили? — вкрадчиво спросил Пафнутьев.
— Мне важно, кто убил.
— Но, зная, кого убили, ты можешь установить причину.
— Это, Паша, уже твое дело. Устанавливай!
— Пошли в кабинет, — настойчиво повторил Пафнутьев. — Мне надоело в этой твоей забегаловке. Вилки бы завел, что ли! Так и будешь заставлять гостей пальцами огурцы из рассола вылавливать?
— Будут тебе вилки, — проворчал Шаланда. — Все тебе будет. — Он открыл дверь, выпустил Пафнутьева в коридор и повернул ключ в двери.
Не успев сделать несколько шагов по коридору, они увидели идущую навстречу процессию. Впереди с двумя швабрами в руках шел бородатый доцент, а следом дежурный волок, подхватив под мышки, второго алкоголика. Лицо его было серовато-зеленым, руки-ноги безвольны и расслаблены.
— Что с ним? — спросил Шаланда.
— Вырубился, — пояснил дежурный. — Кровь увидел и по стенке на пол соскользнул. Кажется, немного в штаны наделал. Неприятно…
— Кому?
— Ему, — почему-то оправдываясь, пояснил дежурный.
— А второй? — Шаланда спрашивал напористо, громко, пытаясь погасить в себе неуверенность и ужас от разыгравшейся в его кабинете трагедии.
— Держится.
— А дело сделали?
— Да, кровь смыли. Мы с Петром. Эти ученые мужи чуть было сами не улеглись в лужи.
— Наука, — с издевкой протянул Шаланда и, не оглядываясь, прошел в кабинет. Пол был влажный, но чистый. Плотно усевшись, Шаланда решительно вынул из стола папку уголовного дела, полистал ее, шумно переворачивая страницы, поднял глаза на севшего напротив Пафнутьева. — Так что тебя интересует?
— «Фокус».
— Телефоны, адреса, имена, банковские счета?
— Примерно так.
— Теперь послушай меня, Паша, — Шаланда сцепил пальцы и положил сдвоенный кулак на папку уголовного дела. — Когда к врачам попадает раненый, умирающий бандит, что они делают?
— Лечат его, охламона, — улыбнулся Пафнутьев, сразу представив все, что скажет Шаланда, к какому выводу придет.
— Правильно. Когда престарелый убийца, отсидевший десять или двадцать лет, входит в троллейбус, где все места заняты, ты что делаешь?
— Я уступаю ему место.
— Молодец. Когда ко мне обращается человек с сомнительной репутацией и просит защитить, сохранить жизнь, рассказывает об угрозах и преследованиях, я что делаю?
— Ты бросаешься его спасать.
— Паша, я просто обязан защитить этого человека.
— У тебя, правда, это получилось не очень хорошо.
— Да. Упущение. Не учел, что этот дряхлый преступник столь злобен и свиреп. Впервые в жизни увидел старца, который бросается на людей с ножом в кабинете начальника милиции. И ты тоже раньше не видел такого, Паша. Не пудри мне мозги и не говори, что ты все бы предусмотрел. Не надо! Все предусмотреть невозможно. Можешь мне поверить.
— Верю, — кивнул Пафнутьев. — Но упрекнуть тебя можно.
— В чем? — вскинулся Шаланда.
— Ты допустил избиение подозреваемого со стороны потерпевшего. Если бы твой Оськин не трогал старика, тот бы не схватил со стола штык. А он его тронул. Ты же при этом спокойно оставался в своем кресле, полагая, что пара лишних зуботычин поможет тебе разговорить старика.
— Так, — крякнул Шаланда. — Понял. Мнение твое уяснил.
— Ни фига ты не уяснил. Я сказал все это только для того, чтобы ты не думал, что чист и ясен, как месяц в лунную ночь. Ты должен был ждать неожиданностей. И получил.
— А ты уж и рад!
— Возвращаемся к моим вопросам. Ты даешь сведения о «Фокусе»? Я не настаиваю, только спрашиваю.
— Паша… Послушай меня… Это очень крутые ребята. Среди твоих клиентов таких еще не было. Прекрасно понимаю, что во всей этой истории есть второе дно…
— И третье тоже.
— Может быть… Чувьюрова я задержал и спрятал за решетку для того, чтобы его не пришили в том же подъезде. Но видишь, как получилось.
— Так что «Фокус»?
— О «Фокусе» я тебе ничего не скажу! Ни единого слова! — К удивлению Пафнутьева, Шаланда, произнеся эти суровые слова, приложил палец к губам, дав знак молчать. — Не твоего ума это дело! Позволь мне самому с ними разобраться! — Шаланда опять приложил палец к губам. Потом этим же пальцем показал на папку уголовного дела и многозначительно подмигнул, желая, видимо, дать понять, что там Пафнутьев найдет все необходимое. — Подожди меня здесь, — сказал Шаланда, направляясь к двери. Обернувшись, он опять указал на папку, оставленную на столе. И лишь после этого вышел, заперев дверь на ключ со стороны коридора.
— Так, — крякнул Пафнутьев. — Крепко же эти Оськины запугали бедного Шаланду, если он в собственном кабинете не решается говорить вслух, если он только в своей забегаловке осмеливается произнести что-то внятное.
Пафнутьев подошел к столу, уселся в шаландинское кресло, вынул свой блокнот и раскрыл уголовное дело. Ему хватило десяти минут, чтобы выписать данные об Оськине, о его убитом приятеле, о старике — адреса, служебные и домашние телефоны, место работы. Все сведения были на первых страницах протоколов допросов, очных ставок, свидетельских показаний.
Хорошую работу провел Шаланда, полную и добросовестную. Трусоват он всегда был, но обвинять его в этом Пафнутьев не торопился, неизвестно, какому давлению он подвергся, как разговаривали с ним и чего требовали. Может, и в самом деле «жучок» установили с согласия хозяина кабинета, а то и без такового.
Минут через десять ключ в двери повернулся, вошел сумрачный Шаланда, молча сунул папку уголовного дела в стол, потер ладонями не очень выбритые щеки и показал Пафнутьеву на дверь. Тот молча пожал Шаланде руку, крепко, сочувствующе и благодарно. Уже выходя, оглянулся и со значением потряс в воздухе кулаком. «Не дрейфь, дескать, мы им еще покажем!»
Поддавшись его настроению и довольный, что ему удалось выпроводить настырного гостя, Шаланда в ответ тоже поднял над головой плотно сжатый кулак. Его жест означал несколько иное: «Держись, Паша! Можешь на меня надеяться!»