Забой и Жестянщик некоторое время рассматривали попутчика. Был он плотен телом, упитан, после бега даже румянец выступил на выбритых щеках. И, конечно, они заметили, не могли не заметить шрам над бровью, наколку в виде кольца на правом безымянном пальце — это кое о чем говорило, вроде как свой человек в попутчиках оказался.
— Я вижу, вы тут уже успели пригубить. — Парень усмехнулся, показав на стол, где стояла почти пустая бутылка водки. — Не дождались, значит, меня, поторопились. — Он наклонился, расстегнул «молнию» на сумке, вынул лежавшую сверху бутылку водки, батон, кусок сухой колбасы. — Продолжим?
— Можно, — сказал Жестянщик и посмотрел на Забоя.
— Нужно, — улыбнулся тот.
— Будем знакомиться. — Парень протянул сильную розовую ладонь. — Сергей.
— Женя, — сказал Жестянщик.
— Геннадий.
— Сеня, — представился парень Забою.
— Так Сеня или Сергей? — усмехнулся Жестянщик.
— Какая разница! Вот скажешь мне… Сергей Семенович, давай выпьем! Я тут как тут. Или скажешь… Семен Сергеевич, выпить не хочешь? И я опять как штык!
Все рассмеялись, Жестянщик сбегал к проводнику за третьим стаканом, Сергей или Семен, кто его знает, за это время нарезал колбасы, вынул из сумки несколько помидоров, и к тому времени, когда Жестянщик вернулся со стаканом, все уже было готово к тому, чтобы знакомство освятить хорошим тостом. Допили водку, оставшуюся на столе, выпили бутылку, которую выставил Сергей, потом выяснилось, что у Забоя есть еще одна, в самой глубине его сумки.
И время пошло, понеслось стремительно и неудержимо, наполненное забавными историями, анекдотами, рассказами о разных случаях, из которых удалось вывернуться, выскользнуть и уцелеть.
Легли поздно, далеко за полночь, легли друзьями, которые, казалось, знали друг друга давно и до самого донышка. Сергей или Семен оказался отличным парнем, своим в доску. Несколько раз он намекнул ребятам, что живет не совсем по закону, живет неплохо, и только чрезвычайные обстоятельства заставили его на некоторое время покинуть этот прекрасный город.
— Мы тоже уезжаем на некоторое время и тоже по не зависящим от нас причинам, — начал было рассказывать захмелевший Жестянщик, но Забой с такой силой наступил ему на ногу, что тот мгновенно умолк.
А утром из окна вагона уже можно было видеть на горизонте черные, похожие на египетские пирамиды терриконы шахт. Едва увидев их, Забой приник к окну и не мог, не мог оторваться. Лицо его постепенно разглаживалось, исчезала угрюмость и какая-то непреходящая настороженность, в которой он прожил последние несколько тяжелых, мучительных лет.
— Все, — сказал он, повернул к Жестянщику просветлевшее лицо. — Я дома.
— А я? — спросил тот.
— И ты дома.
— Тогда наливай!
Странно, но и Жестянщик изменился, хотя никогда не бывал в этих краях. Заметно поубавилось в нем нервозности, готовности на все отвечать криком, часто беспомощным криком. Казалось, оба возвращались из долгого опасного путешествия, из которого и вернуться-то надежд было совсем немного.
И вот надо же, вернулись.
Попрощавшись с попутчиком, они стояли на перроне донецкого вокзала и счастливо оглядывались по сторонам. Это была другая страна, здесь у милиции были другие задачи, и никто, ни единая душа не знала ни Жестянщика, ни Забоя. И хотя люди вокруг говорили на том же языке, так же были одеты и матерились теми же словами, дышалось здесь свободно, легко, и улыбки, счастливые улыбки сами по себе раздвигали их губы.
— Сколько до твоего Первомайска? — спросил Жестянщик.
— Километров двадцать. Автобус ходит, можно и электричкой…
— Какой автобус! Ты что?! Возьмем машину! Другая жизнь началась, Гена!
— Другая-то другая, — пробормотал Забой, — но знаешь…
— Ничего не хочу знать! Пошли! — Жестянщик, подхватив тощеватую свою сумку, решительно зашагал через рельсы прямо к привокзальной площади.
Но не успели они обогнуть здание вокзала, как прямо на них выбежал их попутчик, весь в белом, опять румяный и запыхавшийся.
— Вам же до Первомайска? Пошли! Я взял машину, и водитель сказал, что ехать будем через Первомайск… Пошли, пошли. — И он первым побежал к стоявшей в сторонке белой «Волге». Жестянщику и Забою ничего не оставалось, как ускорить шаг и устремиться вслед за Сергеем, Семеном, или как там его. — Садитесь сзади, я уже застолбил себе место рядом с водителем.
Что-то мешало, что-то настораживало, но настолько невнятно и смутно, что Жестянщик и Забой, подавив в себе это чувство, расселись на заднем сиденье.
— Вперед, — сказал попутчик и, обернувшись, посмотрел на своих новых друзей. — Что-то вы, ребята, смурные, — сказал он. — Похмелитесь?
— Можно, — неохотно согласился Жестянщик.
— Надо напоследок… Просто надо.
— А почему напоследок? — спросил Забой.
— Так ведь расстаемся же… И, похоже, навсегда, — рассмеялся Семен-Сергей и, вынув из своей сумки бутылку водки, не глядя протянул ее назад. — Хлопните по стаканчику, да и мне глоточек оставьте!
Пить не хотелось, водка оказалась с каким-то отвратным запахом, но деваться было некуда, и Жестянщик с Забоем, давясь, выпили почти по полному пластмассовому стаканчику, который нашелся в бардачке у водителя.
Сергей сразу пить не стал, опустил бутылку с оставшейся водкой между ног на резиновый коврик. Там она опрокинулась, вылилась, но он, похоже, этого даже не заметил.
Минут через пятнадцать машина выбралась из города и устремилась к далеким черным терриконам, видневшимся где-то на горизонте.
К этому времени Жестянщик и Забой крепко спали, забывшись тяжелым нездоровым сном, спали, привалившись друг к другу и на всякий случай просунув руки сквозь ручки сумок.
На губах у обоих блуждали улыбки — они вернулись домой.
Дорога была плохая. Вся в колдобинах, но это никого не огорчало, даже водителя, который, похоже, привык к таким дорогам, а может, и не знал, что где-то есть другие. Мимо проносились грязные шахтерские поселки, беленькие деревеньки в садах. Воздух сквозь опущенные стекла врывался в машину, освежая и наполняя душу каким-то непривычно-взволнованным состоянием.
— Останови на минутку, — сказал Сергей водителю и вышел, когда машина, прижавшись к обочине, замерла.
Прямо от дороги простиралось зеленое поле, в стороне тянулась лесная полоса, отгораживая шахту. На горизонте возвышались все те же черные пирамиды терриконов. Сергей постоял некоторое время, закрыв глаза и на полную грудь вдыхая воздух, настоянный на скошенной подсыхающей траве. Оглянувшись на машину, он убедился, что оба его попутчика все так же лежат на задних сиденьях, привалившись друг к дружке. И тут ему пришла в голову шальная мысль — он вынул из кармана коробочку всеохватного телефона, откинул крышечку и набрал номер.
Телефон долго молчал, где-то там за горизонтом, в большом городе трубку все не поднимали, видимо, хозяина не было на месте. Но вот в коробочке что-то пискнуло, и раздался голос, который Сергей сразу узнал.
— Павел Николаевич?
— Он самый!
— Рад слышать ваш голос! А ведь вы меня не узнали, признавайтесь?
— Признаюсь! — радостно закричал в трубку Пафнутьев.
— Помните, неделю назад к вам приходил прекрасный молодой человек в светлом костюме и с неприличным, противозаконным выступом под мышкой, помните?
— Что-то припоминается… Сергей Семенович или Семен Сергеевич… кажется, так?
— У вас отличная память, Павел Николаевич! Тогда вы, наверное, помните, я кое-что предложил…
— Вы предложили мне японский джип за помощь в наказании некой банды, которая расстреляла ваших друзей!
— Вы заработали этот джип, Павел Николаевич! Банда разгромлена. Мы выражаем вам самую искреннюю, самую сердечную благодарность!
— Рад служить! — воскликнул Пафнутьев таким тоном, что нельзя было понять — действительно ли он рад бандитским похвалам.
— Правда, дело несколько не доведено до конца… Два члена банды от вас все-таки улизнули.
— Да, — сокрушенно согласился Пафнутьев. — Виноват.
— Не переживайте, я их настиг.
— Где?
— В сопредельном государстве, Павел Николаевич. От меня не уйдут.
— Значит, они еще живы?
— Не думаю, что это будет продолжаться слишком долго. Представляете, напились какой-то гадости, даже не знаю, выживут ли…
— Да… — протянул Пафнутьев. — Жаль… А я все-таки надеялся довести дело до суда.
— Суд нынче такой непредсказуемый, Павел Николаевич… От него можно ожидать чего угодно. И оправдать могут, и условный срок дать, и под залог отпустить… Нет, нет, не уговаривайте.
— Ну что ж, спасибо, что позвонили… Заглянули бы как-нибудь на минутку, а? Нам есть о чем поговорить.
— Обязательно загляну! Вернусь из командировки и на следующий же день у ваших ног. Годится?
— Жду с нетерпением.
Сложив свою телефонную коробочку, Сергей сунул ее в карман и вернулся к машине. Двери были распахнуты, и он, взяв с резинового коврика бутылку, на дне которой плескалась какая-то жидкость, запустил ее в освеженные ночным дождем посевы. Она упала мягко, почти без шума.
— Поехали, — сказал Сергей, падая на сиденье. — Свернешь где-нибудь на обочину в тихое зеленое местечко… Не возить же нам с собой эти трупы по всей Украине.
Водитель молча кивнул, и машина тронулась с места.
Пафнутьев и Шаланда сидели рядом на холодной бетонной ступеньке лестничного марша. Им было тесновато, сидели они сжавшись, плотно соприкасаясь друг с другом. На несколько ступенек ниже перед ними лежали в причудливом переплетении Огородников и Веденяпин, более известный по кличке Вандам. Площадка была залита кровью, крови было много, необычно много.
Осторожно переступая через кровавые лужи, ходил Худолей и беспрестанно щелкал фотоаппаратом. Яркая вспышка время от времени выхватывала из полумрака площадки два застывших трупа, выхватывала во всех, даже ненужных подробностях — набрякшие кровью волосы Вандама, оставшийся чистым белоснежный воротничок Огородникова, зеленую с переливом бабочку, выражение его лица, спокойное, даже отрешенное, будто наконец открылось ему нечто важное в этой жизни, нечто самое главное.