Для начала он решил повидать человека, которого ему назвал киллер. Вася напоследок дал телефон, адрес и напутствие — передай, дескать, что ты от Васи. И этого будет вполне достаточно.
Еще раз сверившись с бумажкой, на которой он все-таки вопреки советам Васи записал адрес, Пафнутьев направился к стоянке такси. Машин было немного, но они были свободны, и в каждой за рулем сидел водитель — в Москве так бывает нечасто, в Москве обычно водители стоят кучкой в стороне.
— Привет, — сказал Пафнутьев, останавливаясь у первой машины. — Поедем?
— Куда? — хмуро спросил водитель, не по-московски, не так, как разговаривали и в родном городе Пафнутьева.
— Улица Высоковольтная.
— Куда-а-а? — протянул водитель. — Высоковольтная? Ни за какие деньги. Понял? Ни за какие.
— Как знаешь, — ответил Пафнутьев и подошел к следующей машине. Он не успел ничего спросить. Водитель выпростал руку наружу через приспущенное стекло и отрицательно покачал из стороны в сторону.
После этого Пафнутьев слегка озадачился. То ли он ведет себя неправильно, то ли не к тем машинам подходит, то ли улица Высоковольтная не пользуется здесь любовью.
За рулем третьей машины сидел парень с зажатой в зубах сигареткой. Его сильные жилистые руки лежали на руле. В наколках были руки у парня, в хороших таких, обильных наколках, можно сказать, профессиональных.
Пафнутьев подошел, постоял, скучающе глядя по сторонам, дождался, пока водитель посмотрит на него.
— Ну? — сказал парень. — И что скажешь?
— Высоковольтная.
— Хорошее место. Номер дома?
— Двадцать четыре.
— Крутоватый адрес. Первый раз едешь?
— Первый.
— Тебя там ждут?
— Вряд ли.
— Не знаю, мужик, не знаю, — с сомнением протянул парень. — Отвезти я тебя отвезу, конечно… А там сам определяйся.
— А что, есть какие-то сомнения?
— У меня нет… У тебя, я вижу, тоже нет… Так что, вперед? Без страха и сомнений?
— На что ты все время намекаешь? — спросил Пафнутьев, усаживаясь на сиденье рядом с водителем. — Другие ваши ребята вообще ехать отказались… Там что, дорога плохая?
— Люди там плохие, — усмехнулся парень.
— В каком смысле?
— Непонятливые, обидчивые, со своим пониманием жизни… Я понятно говорю?
— Догадаться можно, — кивнул Пафнутьев.
— Я вот что тебе скажу, товарищ дорогой, — проговорил парень, выезжая с вокзальной площади. — Человек ты, я вижу, служивый, похоже, дело у тебя там какое-то есть… Один тебе мой совет — не возникай. Не надо. Там — не надо.
— В каком смысле — не возникай?
— Темный, да? Глупый? Наивный? Не возникай — это значит, не вякай лишнего, забудь про самолюбие, не перебивай, слушай внимательно и послушно кивай головкой… Угостят — благодари, не угостят — сам за бутылкой сбегай, если с собой не везешь… Не пригласят — не садись, не спросят — молчи… Предметы без спроса не хватай руками своими погаными…
— А почему ты решил, что они у меня поганые? — обиделся Пафнутьев.
— Я ничего не решал, и мне по фигу, какие у тебя руки… Я о том, как надо себя вести. Если будешь хватать что попало без спроса и разрешения, ребята решат, что руки у тебя поганые. Не потому, что они в самом деле поганые, а так, на всякий случай. Другими словами, — терпеливо, но уже со скукой закончил парень, — законы там тюремные. Камерные, иначе говоря.
— Понял, — кивнул Пафнутьев и замолчал.
С каждым поворотом дороги дома становились все ниже, дорога хуже, прохожие вскоре вообще исчезли. Лишь изредка бредущие по колдобинам фигуры с сумками оживляли пейзаж и позволяли думать, что место это все-таки жилое.
Въехали на Высоковольтную.
Если эта улица чем-то и отличалась от тех, по которым только что проехала машина, так это еще большей заброшенностью, какой-то неухоженностью. Редкие лепешки асфальта говорили о том, что когда-то улица переживала более счастливые времена. Откуда взялось диковатое название, трудно было догадаться. Ничего высоковольтного не было даже в отдалении. Хотя предположить можно — собирались в этих местах протянуть высоковольтную линию, заранее в ее честь назвали улицу, но потом, как это водится, планы поменялись, линию протянули в другом месте, а название так и осталось.
Двадцать четвертый дом если и отличался от прочих, то опять же заброшенностью. Похоже, хозяев нисколько не волновал внешний вид дома, забор, повисшая на одной петле калитка, засохшее дерево у окна, покосившаяся труба — не то печная, не то вентиляционная. Хотя какая вентиляция в этой избе, какая вентиляция, если даже с улицы были видны щели в двери.
— Приехали, — сказал водитель, с интересом поглядывая на Пафнутьева — как тот будет себя вести.
— Спасибо, — сказал Пафнутьев, протягивая водителю сотенную бумажку.
— Добавил бы маленько, — проворчал тот. — Сам видел — не каждый сюда поедет. За риск, можно сказать.
Пафнутьев подумал, глядя в ветровое стекло, и протянул водителю еще пятьдесят рублей.
— Нормально?
— Годится, — усмехнулся водитель.
Постояв в растерянности перед калиткой, болтающейся на одной петле, Пафнутьев решился толкнуть ее. Калитка с места не сдвинулась, поскольку нижний край ее увяз в грязи, но зато отклонилась в сторону и мимо нее уже можно было протиснуться. Дорожка к крыльцу была выложена из половинок кирпича, и Пафнутьев без помех добрался до двери. Что-то его насторожило, за спиной он услышал тяжкий вздох, а обернувшись, увидел рядом с собой громадную собаку, напоминающую кавказскую овчарку. Собака смотрела на него с любопытством, без злобы.
— Привет, мужик, — сказал Пафнутьев, — как поживаешь?
Собака чуть шевельнула тяжелым вислым хвостом, но ничего не ответила. Однако даже этого слабого движения хвоста было достаточно — контакт налажен, и ничего дурного пес не затевает.
— Я могу войти? — спросил Пафнутьев у собаки, поскольку больше спросить было не у кого.
И опять слабо шевельнулся хвост.
— Благодарю вас, — ответил Пафнутьев и, толкнув низкую дверь, оказался в коридоре, заваленном рухлядью — от велосипеда с одним колесом до выварки без дна. Дальше шла еще одна дверь. Ему показалось, что в доме все-таки кто-то есть, жизнь, видимо, здесь еще теплилась.
— Входи, хватит тебе там топтаться, — услышал он голос, весьма далекий от почтительного.
Пафнутьев чуть приоткрыл дверь, просунул голову в образовавшуюся щель и увидел в тусклой комнате у маленького, задернутого занавеской окна мужика в черных трусах и голубоватой растянутой майке. Мужик сидел за столом и, подперев щеку рукой, печально смотрел на Пафнутьева.
— Можно войти? — вежливо спросил Пафнутьев.
— Давно жду, — ответил мужик, не меняя ни позы, ни выражения лица.
— Спасибо. — Пафнутьев переступил порог, плотно закрыл за собой дверь и повернулся к хозяину. — Серьезная у вас собака.
— А мы тут все такие. Ты кто?
— Паша.
— Что тебе, Паша, от меня нужно?
— Мне нужен Коля.
— Зачем тебе Коля?
— Вася прислал.
— Какой Вася?
— Из Москвы.
— Ага, — кивнул Коля, убрав наконец руку от щеки. — Приехал все-таки… А ведь Вася тебя предупреждал?
— Было дело.
— Пренебрег?
— Выходит, так. А вы, значит, будете Коля?
— Почему буду… Я и есть Коля. И раньше был Колей. Звонил мне Вася, звонил… Предупредил, что приедет один хмырь. Вот ты и приехал. Ну, присаживайся, коли приехал. — Он встал, набросил на плечи рубашку, надел какие-то синие тренировочные штаны.
Пафнутьев, поколебавшись, оставил свою сумку у двери, положил на нее кепку и, приблизившись к столу, сел на свободную табуретку. Подняв голову, в упор посмотрел на Колю. Знал он таких людей, встречался с ними в своем кабинете и Колю понял с одного взгляда. Дело с ним иметь можно, зарываться нельзя и за спиной лучше не оставлять. Лукавить с ним бесполезно, а все советы, которые дал ему водитель такси по дороге, надо помнить постоянно.
— Выпить хочешь? — спросил Коля, не отводя глаз в сторону.
— Можно, — кивнул Пафнутьев.
— Нужно, — с доброжелательной ворчливостью поправил Коля.
А дальше произошло нечто такое, что изумило Пафнутьева больше всего. Взяв в подвесном самодельном шкафчике два тонких стакана, Коля подошел к подвешенному у двери рукомойнику и тщательно их вымыл. Потом, сдернув с гвоздя полотенце, долго протирал стаканы, время от времени разглядывая их на свет и каждый раз находя какие-то невидимые пятнышки.
— У каждого свои слабости, — пояснил Коля, обернувшись к Пафнутьеву. — Я, например, не могу пить из мутных стаканов. Я могу, конечно, выпить плохую водку, могу… Но стакан должен при этом сверкать как… — Он задумался на секунду. — Как роса на траве. Согласен? — требовательно посмотрел он на Пафнутьева.
— Как не согласиться, — развел руки в стороны тот.
— И есть не могу из тарелки, из которой уже кто-то ел до меня… Даже если ел я… — С этими словами Коля вытряхнул в помойное ведро все, что у него было на тарелке, ополоснул ее под рукомойником и положил из кастрюли несколько сваренных картофелин. Подняв с пола банку, вилкой выловил из нее два соленых огурца и положил их в блюдце. — Закуска, — пояснил он. — Годится?
— Что значит годится… Лучше не бывает!
— Я тоже так думаю, — сказал Коля, разливая водку в стаканы. Хоть он и предупредил, что может выпить иногда и плохую водку, эта оказалась вполне приличной, и Пафнутьев выпил до дна после молчаливого чоканья стаканами.
— И кто у нас на кону? — спросил Коля негромким и неожиданно трезвым голосом.
— Лубовский.
Коля чуть отодвинул стакан в сторону, одернув занавеску, посмотрел в маленькое тусклое окошко, перевел взгляд на гостя, не то прикидывая его возможности, не то молча с ним прощаясь — и эту печаль увидел Пафнутьев в его глазах.
— Он сейчас высоко, — протянул Коля.
— Я знаю.
— Дотянешься?
— Дотянусь, — отчаянно пообещал Пафнутьев.
— Ну-у… Не ты первый… Тебе много денег за него пообещали?
— Не будет денег.