— Прошу вас, хватит, — простонал Заварзин. — Ничего обидного вы не произнесли. Нет у меня на вас обиды! Нет!
— А как же нам быть с Ларисой?
— Тут какое-то недоразумение.
— Ну что ж, давайте разберемся… Скажите, в каких отношениях вы находитесь с Голдобовым?
— Это кто? — Заварзин не смог так быстро переключиться, ему требовалось время.
— Тот самый, который оплатил вашу роскошную покупку.
— Какую покупку?!
— «Мерседес».
— Что вы несете?!
— А разве нет? Тогда извините, прошу великодушного прощения. Скажите тогда, за какие деньги вы купили «Мерседес»? Я бы не стал задавать этот вопрос, но дело в том, что этот злополучный «Мерседес» постоянно участвует в наших беседах, его поминают свидетели, на нем раскатывает Лариса Пахомова, а ее муж падает, сраженный кабаньей картечью, в то время, как Голдобов… Впрочем, я увлекся. Голдобова вы, оказывается, тоже не знаете.
— Я этого не говорил!
— Значит, знаете?
— Слушайте, как же я устал от вас! — искренне воскликнул Заварзин. — Это обычная манера допроса?
— Какого допроса?! Мы просто беседуем, но дело в том, что мои вопросы вы воспринимаете как-то настороженно. Совершенно напрасно. Вам незачем меня опасаться. Все мои устремления направлены лишь на то, чтобы узнать правду. И больше ничего. Так что у вас с Голдобовым? Вы что-то хотели сказать, но я вас перебил… Слушаю, — Пафнутьев приготовил ручку, чтобы вписать слова Заварзина в протокол.
— Ничего у меня с Голдобовым…
— Но вы с ним знакомы?
— Слегка.
— Это как?
— Ну как… Здрасьте-здрасьте… Вот и все.
— То есть отношения чисто приятельские?
— Вы знаете, кто такой Голдобов? — со значением спросил Заварзин, намереваясь пойти в атаку.
— Какая-то шишка из торговли… Он тоже пользовался вашим «Мерседесом»?
— С чего вы взяли?
— Сам видел, — широко улыбнулся Пафнутьев.
— Вы видели, как Голдобов ехал в моем «Мерседесе»?!
— Ага, — кивнул Пафнутьев.
— Не помню. У него своих машин хватает.
— Если вы отрицаете, я так и запишу.
— Я сказал, что не помню.
— И Ларису не помните?
— Не помню.
— И мужа ее?
— И мужа не помню.
— Так и запишем.
— Да подождите вы писать! Давайте выясним… Какая-то бестолковщина идет, у меня все смешалось!
— Будем выходить на прямую дорогу. Среди ваших приятелей есть человек по имени Олег Жехов?
— Жехов?
— Да, тот самый, который однажды, перепившись, неосторожно вывалился с балкона… Хотя некоторые утверждают, что ему помогли сорваться. Впрочем, извините. Это случайно листок из другого уголовного дела мне под руку попался. Извините. Забудем о Жехове, мир праху его. В каких отношениях вы с Николаевым?
— А это еще кто такой?!
— Как же! Ваш работник, член кооператива…
— А, Андрей… Господи! Я же говорю — все перемешалось. А какие отношения… Он у нас работает недавно, я его толком еще не знаю. Вроде ничего парень. У нас зарплата хорошая, многие рвутся, но выдерживают требования не все. Отвыкли работать за годы Советской власти, — Заварзин улыбнулся, словно извиняясь за политическую дерзость. — А чем он-то вас заинтересовал?
— Да вот подвез меня на мотоцикле… Хорошо водит, этого у него не отнять.
— Рокер. Бывший, правда.
— Вон оно что… Тогда ясно. Он механик?
— В моторах разбирается.
— Сколько ему платите?
— Десять тысяч, — ответил Заварзин, поколебавшись.
— Неплохие деньги. Мне таких не платят. Меня возьмете? Я ведь тоже неплохой механик, а?
— С испытательным сроком.
— В чем же вы хотите меня испытывать?
Заварзин усмехнулся, достал из кармана сигареты, вопросительно посмотрел на Пафнутьева. Тот согласно кивнул — кури, дескать, не возражаю.
И допрос продолжался.
И чем больше он длился, тем более успокаивался Заварзин. Если раньше у него были какие-то сомнения, надежда отвертеться и уйти чистым, то теперь он понимал, что выход у него один — спасаться надо немедленно. Если этот увалень выпустит сегодня, уже никакие силы не заставят его снова прийти в этот кабинет. И больше всего угнетало — Пафнутьеву каким-то образом удалось связать в один узел погибшего Пахомова, его шалопутную бабу Ларису, Голдобова, этого недотепу Андрея, мелькнула даже фамилия Жехова…
Пафнутьев почувствовал перелом в настроении Заварзина. Если в начале допроса тот пытался все представить каким-то недоразумением, то теперь его поведение изменилось. Он часто задумывался, уточнял вопросы, интересовался, в какой связи и для какой такой надобности это необходимо знать следователю. Свои показания подписывать не торопился, ссылаясь на плохую память — дескать, насколько помню, если не ошибаюсь, боюсь ввести в заблуждение. Пафнутьев понял, что перелом произошел не только в настроении Заварзина, но и в ходе следствия. Можно сказать, что он раскрыл некоторые свои карты и показал, что намерения его достаточно серьезны. Теперь он наверняка столкнется с круговым молчанием, его будет подстерегать опасность куда бо́льшая, чем до сих пор. Но он и противника заставит подняться из окопов. Несколько раз Пафнутьев поймал выражение Заварзина не то чтобы угрожающее, а приглядывающееся. Да, он, похоже, успокоился. Он просто пережидал этот допрос.
Выйдя от следователя, Заварзин не увидел ни роскошного цвета своей машины, ни ее форм и даже звука захлопывающейся дверцы, которым всегда наслаждался, не услышал. И момента, когда заработал мотор, не почувствовал, хотя прежде это было одно из самых радостных его ощущений. Посмотрев в зеркало, Заварзин увидел сзади отвратительного типа, того самого, который недавно ползал вокруг мотоцикла Андрея. Теперь он совершенно откровенно, расставив тощие кривоватые ноги, фотографировал его, Заварзина.
— Во дурак-то! — воскликнул Заварзин и не удержался, подъехал к Худолею. — Слушай, как тебя там… Если нужны мои портреты, поехали ко мне домой — дам сколько унесешь!
— Нет, мне важнее мои любительские фотки. Они более подходят для уголовного дела, — Худолей тоже мог при случае произнести несколько слов из прокурорского набора.
— Для какого уголовного дела?!
— Которые находятся в производстве, — не задумываясь, ответил Худолей и щелкнул Заварзина, выглядывающего из машины. После этого тому оставалось только чертыхнуться. Мощный мотор в секунду вынес машину со двора прокуратуры.
Заварзин продолжал материться про себя, когда через десять минут входил к Голдобову. Он не спросил разрешения у секретарши, а на человека, который сидел в кабинете, даже не взглянул. Подошел к приставному столу, сел и положил на него тяжелые руки.
— Ну? — произнес Голдобов.
— Похоже, папаша, мы на крючке.
— У кого?
— У Пафнутьева, этого гада!
— А кто это?
— Следователь!
— Разве он еще жив?
Заварзин медленно повернул голову и встретился со спокойным, почти безмятежным взглядом Голдобова.
— Вы говорили, что его отстранят от дела?
— Его отстранили. Он просто хулиганит. Дело уже поручено другому.
— Но он меня допрашивал! Собирается допрашивать вас! И, похоже, умеет это делать. Анцышка нас дурит! Он не отстранил Пафнутьева от расследования.
— Анцышка подписал приказ. С завтрашнего дня Пафнутьев уходит в отпуск. Поэтому если с ним что-то случится, то случится с отпускником, а не с человеком, который распутывает страшные преступления. И шума не будет. — Голдобов посмотрел Заварзину в глаза. — Мне кажется, ты чего-то недопонимаешь.
— Чего там особенно понимать… — Заварзин поднялся и, не сказав больше ни слова, вышел.
Часть третьяСтреляй нежно!
Теперь Заварзин в полной мере оценил преимущества своей машины — почти бесшумно неслась она по улицам города. Позади остался центр, пригороды, и вот он уже на раскаленной под солнцем грунтовой дороге. Заварзин остановился у самых ворот, а увидев Андрея, подозвал его.
— Садись. — Он распахнул дверцу.
— Зачем? Я могу на мотоцикле… — неуверенно проговорил Андрей. — Все-таки свежий воздух… Там у вас душно…
— Садись. — И Андрей понял, что сопротивляться бесполезно. Заварзин тронул машину, круто развернулся и, не обращая внимания на выстроившихся у ворот кооператоров, на Подгайцева, сбегавшего по ступенькам конторы, рванул так, что колеса покрутились на месте.
— Куда едем? — спросил Андрей.
— Домой. Ко мне домой.
— Зачем?
— Надо.
— Кому?
— Кому, спрашиваешь? — Заварзин глянул на Андрея, оценив дерзость вопроса. — Тебе.
— Сколько заботы, волнений… Уж не знаю, смогу ли оправдать такое доверие.
— Сможешь. Я в тебя верю. С некоторых пор.
— С каких, интересно?
— С тех самых, когда мы по твоей дурости вляпались в историю с убийством. Понял?! Вот с тех пор я в тебя и поверил.
— Я тоже, — сказал Андрей несколько бестолково.
— Что — тоже? Выражайся яснее!
— Тоже поверил, — улыбнулся Андрей. — В себя.
Он уже понимал, что происходит нечто важное. И первая мысль была: неужели Заварзин что-то узнал о его ночном визите? Неужели остались какие-то следы? Потом Андрей как-то внове осознал, с кем едет. Убийство того мужика на улице… Да, это сделал он, но организовал Заварзин, сам оставшись в стороне. Эта дикая пьянка — ведь пили за упокой чьей-то души, опять кого-то пришили. Правда, на этот раз обошлось без него, но суть-то прежняя — рядом человек, готовый завалить его в любой момент.
И Андрей осторожно оглядывался по сторонам, чтобы успеть выскочить, как только Заварзин снизит скорость. Вот они проскочили поворот, впереди светофор. Но Заварзин нажал на газ, и машина успела проскочить на желтый.
— Ты это, — сказал он с ленцой, — не надо.
— Что не надо?
— Суетиться. Дверь не откроется… Блокировка. Да и опасаться тебе нужно не меня. Помнишь того мужика из прокуратуры, которого вез недавно? Вот его опасайся. Он к тебе уж ручонки свои шаловливые протягивает.
— А чего ему ко мне протягивать?