И Андрей осторожно оглядывался по сторонам, чтобы успеть выскочить, как только Заварзин снизит скорость. Вот они проскочили поворот, впереди светофор. Но Заварзин нажал на газ и машина успела проскочить на желтый.
– Ты это, – сказал он с ленцой, – не надо.
– Что не надо?
– Суетиться. Дверь не откроется… Блокировка. Да и опасаться тебе нужно не меня. Помнишь того мужика из прокуратуры, которого вез недавно? Вот его опасайся. Он к тебе уж ручонки свои шаловливые протягивает?
– А чего ему ко мне протягивать?
– Ну как же… Убийцу ищет. Говорят, еще не было случая, чтобы не нашел. Невероятной цепкости товарищ. Не зря он настоял, чтоб ты его подвез.
– Мне Михей приказал.
– Михей? – рассмеялся Заварзин. – А почему? Не знаешь? Могу сказать – потому что его об этом попросил твой новый друг Пафнутьев.
Андрей не ответил. Насмешливый тон Заварзина позволял промолчать. Пусть думает, что угодно. Как бы там ни было, Андрей понял – зачем-то он опять понадобился.
– Приехали, – сказал Заварзин, круто сворачивая во двор. Андрей с интересом огляделся – это был тот самый двор, в котором он побывал недавно среди ночи. – Пошли. Поговорить надо.
– Поговорим, – ответил Андрей, и по тому, как взглянул на него Заварзин, понял – и этот ответ тому не понравился.
– Все ершишься… Напрасно.
– Напрасно старушка ждет сына домой, – улыбнулся Андрей.
– А вот тут ты уже прав. В самую точку попал.
Заварзин шел по лестнице позади Андрея, опасаясь, что парень может, чего доброго, попросту удрать. И дверь открывал так, чтобы Андрей при всем желании не смог бы проскочить мимо.
– Входи, – Заварзин чуть ли не силой втолкнул Андрея в квартиру, и тут же захлопнул дверь, нажав какую-то неприметную кнопочку – заблокировал запор. – Проходи в комнату, располагайся. Ты ведь у меня еще не был в гостях?
– Только собирался.
– Считай, что твоя мечта сбылась. – Заварзин сбросил пиджак. – Садись, – и толкнул его в грудь так, что тот упал в низкое кресло. – Что ты все топорщишься… Расслабься, парень, расслабься… Выпьешь?
– Не хочется… Жара.
– Как хочешь… А я выпью, – Заварзин открыл бар, достал бутылку водки, поставил на столик два стакана, сходил на кухню и принес из холодильника воду, формочку с кубиками льда. – Оцени, как ухаживают за тобой, а?!
– Наверное, стою того…
– Ну ты даешь! Что ни скажу, все тебе не так, все ты поперек!
– Но ведь главное еще не началось?
– И опять ты прав… Потому и терплю твою непочтительность. Главное сейчас начнется. И тогда тебе вряд ли захочется хамить, – Заварзин бухнулся в кресло, налил себе из большой бутылки треть стакана водки, бросил туда кубик льда. – А теперь слушай. – Заварзин взглянул на Андрея жестче, без улыбки. – Знаешь, зачем следователю понадобилось, чтобы именно ты отвез его в город на своем мотоцикле? Не надо отвечать. Я спрашиваю не для того, чтобы ты отвечал. Пока ты сидел в его кабинете и пил чай, не знаю, чем он там тебя еще угощал… Он отлучался? Спрашиваю – отлучался?
– Да… да.
– И довольно долго это было?
– Да, минут пять.
– Я могу даже предположить, что он отлучался не один раз?
– Два раза, – подтвердил Андрей. – Он сказал, что повестку оформлял… То печать, то подпись… А когда все сделал, я уехал.
– Бланки повесток со всеми печатями и подписями у него в столе. Там их столько, что он полгорода может вызвать, не отрывая задницы от стула. Пока ты сидел и хлопал ушами, он провел съемку колес твоего мотоцикла.
– Откуда ты знаешь? – насторожился Андрей.
– Сам видел.
– Случайно мимо проходил?
– Парень, кончай. Мне это надоело. Я не проходил мимо. Едва ты отъехал со своим следователем, мне тут же позвонил Михей и обо всем доложил. Я рванул к прокуратуре. И из соседнего двора, сквозь кустики все видел. Выскочил тощий мужичонка с фотоаппаратом и давай вокруг твоего мотоцикла вертеться. Больше всего его интересовал протектор заднего колеса. Знаешь, почему?
– Они у меня не краденые.
– Дурак. Они не ищут ворованное. Они ищут убийцу. А когда мотоцикл скрывается с места преступления, на дороге отпечатывается протектор именно заднего колеса. Ты как удирал? Переулком? Накануне шел дождь, земля была мокрая, следы на ней отпечатываются со всеми подробностями.
– Не помню…
– Ты ни фига не помнишь, потому что драпал, наделав в штаны. Они полдня фотографировали ту дорожку после того, что ты устроил в то утро.
– Ну, устраивал, допустим, не только я…
– Заткнись, Андрей. Ты на крючке, понял? Протектор – это все равно, что отпечатки пальцев. Царапины, камушки, повреждения… Тебя не взяли до тех пор, пока не проявят пленку, отпечатают снимки и сравнят с теми, которые сделали на месте убийства. Понял?
– Дальше, – проговорил Андрей, чувствуя, что внутри у него все похолодело.
– И мне хотелось бы знать – что будет дальше. Для всех нас. Или продашь, или не продашь. Назовем вещи своими именами… Ты всех крепко подвел, по твоей милости мы оказались участниками убийства, хотя договаривались совсем о другом.
– Дальше?
– Перестань повторять это слово! Нам светят срока. Про тебя не знаю, суд решит – расстрелять или посадить на пятнадцать лет. Не хочу об этом думать. Но о ребятах, оказавшихся под угрозой трех, пяти, семи лет тюряги… – Заварзин закурил и, подойдя к окну, распахнул форточку. Поднявшись на небольшую табуретку, он отвел штору в сторону, несколько раз глубоко затянулся, выпуская дым в форточку. Выбросив окурок за окно, снова опустил штору и сел в кресло. Андрей выпил воды, осторожно поставил стакан на столик.
– Хорошая вода, – сказал он, зная, что и эти его слова Заварзину не понравятся.
– И водка хорошая. Но наше положение от этого не становится лучше. Ребята согласились тебе помочь, хотя одно лишь наше молчание уже является уголовным преступлением. Это называется «недоносительством».
– Если я правильно понял, – медленно проговорил Андрей, – от меня опять что-то требуется?
– Слушай, ты, мудак! – Заварзин вскочил, схватил Андрея за горло, но тут же отпустил. – Мне не нравится, как ты разговариваешь! Понял?! Не нравится.
– А я в полном восторге, как ты со мной разговариваешь, – Андрей поправил воротник, запихнул подол рубашки под ремень. – Только просьба – хватит. С меня достаточно. Я провинился? Хорошо. Виноват. Хотя мы сейчас оба знаем степень моей вины, верно? – Андрей исподлобья посмотрел на Заварзина. – Мы ведь оба знаем насколько я виноват и насколько не виноват? И не надо мне пудрить мозги. Тебе есть, что сказать – говори. Нечего сказать – гуляй.
Заварзин налил себе водки, бросил в стакан кубик льда, звякнувший глухо и влажно, подождал, когда он почти растаял, и выпил холодную, чуть ослабленную водку.
– Хорошо. Продолжим… Ты на крючке. Не только у следователя, но и у меня. Согласен? В конце концов, к чему бы ни пришел Пафнутьев, мы с ребятами свидетели… Если скажем, что в это время ты был в гараже, ремонтировал машину… Никто не сможет перешибить наши показания. Если скажем нечто противоположное, то и этого никто не перешибет.
– Короче!
– Должок за тобой, парень. Пора платить. Заплатишь – и можешь отвалить. Если захочешь, конечно.
– И на этот раз патроны менять не будешь? – Андрей вылил в стакан остатки воды, но ставить бутылку на стол не торопился, даже взял ее как-то странно – горлышко оказалось в кулаке, а сама бутылка торчала в сторону, напоминая короткую стеклянную дубинку.
Заварзин усмехнулся.
– Поставь. Ты мне нужен живым. Пока ты в долгу, тебя никто пальцем не тронет. Вот так, – он взял у Андрея бутылку и поставил ее в угол. – Кстати, пустая бутылка гораздо опаснее полной.
– В каком смысле?
– В прямом. Полной бутылкой можно лишь оглушить человека, удар получается мягче. А пустой – это смерть.
– Запомню.
– Сейчас тебе пригодится другое. Ты спрашивал о патронах… Патроны будут боевые. Это говорю сразу.
– И после этого отвалите?
– Как сам захочешь, Андрюша. Может получиться, что войдешь во вкус и не захочешь расставаться. Все-таки мы надежные ребята, на нас можно положиться. И работаем грамотно, не оставляя следов.
– В этом я убедился.
– Вот видишь, теперь и сам знаешь – своих следов не оставляем. Теперь ты уже наш, теперь тебя беречь будем… А если подведешь… Не будем беречь, и девочку твою не сможем спасти, если с ней что случится. Знаешь, сейчас столько хулиганья, пьяни всякой… А она девочка видная, каждый оглянется, у каждого душа дрогнет или еще там что…
– Значит и о ней заговорили?
– Я же сказал – мы работаем надежно. С подстраховкой. Говорят, с мамашей живешь, вдвоем? Видел я ее как-то, совсем старенькая… Она не перенесет, если с тобой что случится. Хорошая женщина, но жизнь, видно, у нее была несладкая… А?
– Хочешь сказать, что я хорошо влип?
– Это зависит от того, как все назвать… Может, влип, а может, познакомился с отличными ребятами.
– Это я уже знаю.
– Правильно. Тебя же ведь не дали в обиду!
«Продадут, – спокойно, будто это само собой разумелось, – подумал Андрей. – Ведь с кем-то разобрались, за чей-то упокой пили в тот вечер. Вот так же напьются, когда со мной разделаются. Они не будут долго колебаться – я для них становлюсь опасным. Или придется так в крови вымазаться, чтобы и сомнений во мне не возникло, или же будут постоянно испытывать заданиями с боевыми патронами… А может, не врет? В самом деле, выполнить эту просьбу, снять угрозы со Светки, с матери… Ведь с матерью им разбираться не придется – как только узнает, что меня осудили за убийство… Для нее это будет конец. А они не остановятся…»
– Говори, я слушаю, – сказал Андрей.
– Ты готов?
– Да.
– Тогда пошли.
– Куда?
– В одно место. Не робей, все будет гораздо проще. Никаких мотоциклов, обрезов, погонь, перестрелок…
Заварзин долго возился у двери – видимо, заменил замки, но еще не привык к их секретам. Андрей, как и час назад, шел впереди, чувствуя спиной жар большого заварзинского тела. Воздух в «мерседесе» разогревался точно так же, как и в любой другой машине, и Заварзин, распахнув дверцы, подождал несколько минут, пока ветерок остуди