– Так вот я вам сейчас скажу, как все произошло, – голос Кожинова стал металлически жестким. – Достаточно двух найденных окурков, чтобы восстановить картину убийства. Вы сидели в курилке, и приход Смоленцева был для вас действительно неожиданностью. Однако вы не ушли сразу, – как рассказываете нам тут байки, – Смоленцев успел закурить и сесть в кресло. Его сигарета дотлела уже на полу, возле нее лежал длинный столбик пепла, – генерал вытер со лба пот платочком. – Вы затушили свой окурок, а затем неожиданно ударили Смоленцева тяжелой хрустальной пепельницей по голове.
– Что за бред! – альбинос вскочил.
– Сядьте, гражданин Глушко! На крик тут никого не возьмешь, – Кожинов ударил ладонью по столу, отчего Глушко немедленно затих и сел. – Дальше вы запаниковали, потому что совершили все это спонтанно, в состоянии аффекта, как говорится, – не могли же вы выбрать такое место – Кремль – для умышленного убийства. Это было бы, согласитесь, более чем странно. Хотя и эту версию мы проверим… – голос генерала Кожинова был спокоен. – Однако никто в курилку не входил, и вы схватили тело и потащили его, чтобы спрятать в туалетной кабинке. За голову тащили?
– Я никого не тащил! – подозреваемый Глушко был смертельно бледен.
– Тащили за голову или приподнимали, и повредили шейные позвонки при этом. Затем вы быстро ушли, – генерал рассказывал с такой уверенностью, будто сам был очевидцем происходящего. – Пепельница рифленая со всех сторон, поэтому ее не было нужды протирать, а свой окурок вы не решились отыскать – у вас на то просто не было времени. А может быть, разволновавшись, забыли. Так все было? – Кожинов пытливо заглядывал в глаза Глушко. – Или изложите свою версию?
– Я уже сказал вам, как было, но вы почему-то не хотите слушать меня.
Кожинов действительно как бы не слышал его:
– Может быть, Смоленцев на вас напал, а вы защищались? Подумайте! А потом я хочу узнать, о чем вы говорили и что послужило причиной того, что вы пришли в такое бешенство.
Подозреваемый уже подавленно молчал…
Кожинов вышел из-за стола и подошел к Макаровой:
– Что у вас, Виктория?
Девушка заговорила полушепотом:
– Майор Бондарович получил сведения о задержании подозреваемого.
– Откуда? – искренне поразился генерал Кожинов и оглянулся на Глушко.
– От своего непосредственного начальства.
– Что он хочет?
– Сведений о задержанном и требует своего присутствия или участия в допросе.
– Ясно, – нахмурился Кожинов. – Ну и фрукт! Вот что ему передашь…
Бондарович и Макарова,
О часов 30 минут ночи,
24 марта 1996 года,
Кремль
Бондарович курил в коридоре, поглядывая на часы, когда наконец появилась Виктория.
Девушка со сдержанной улыбкой подошла к Александру:
– Прошу прощения за долгую задержку. Мне пришлось самой ожидать, пока генерал подойдет к телефону. Он ведет в Бутырках допрос задержанного…
– Спасибо, что вообще вернулись, я подозревал, что вы во мне разочаровались и ушли по-английски, – Александр за время ожидания справился с раздражением, которое вызывали в нем все эти тайны «мадридского двора» и не очень уважительное отношение к нему как к представителю ФСБ. – А вы, оказывается, человек обязательный. Наверное, с вами хорошо вести дела – не подведете.
– Не надо иронизировать, – тихонько покачала головой Виктория, – ситуация очень напряженная, а вы здесь, заметьте, человек незнакомый.
– Я здесь следователь ФСБ, – заметил веско Бондарович. – Что решил генерал?
– Он просил сообщить вам, что задержан Олег Александрович Глушко, – задержан по подозрению в убийстве.
– Глушко? Знакомая фамилия.
– Это руководитель видеомастерской «Каре», один из лучших клипмейкеров на телевидении.
– Понятно, да-да, – я вспомнил – видел его фамилию в списке, она одна из последних. Что слышно насчет моего участия в допросе?
– Генерал Кожинов просил сообщить вам, что в допросе, который он сейчас ведет, затрагиваются некоторые вопросы, касающиеся работы предвыборного штаба. Это вопросы высокого уровня секретности, а у вас нет необходимого допуска, – по лицу Виктории пробежала тень. – В данную минуту вопрос о допуске решить не представляется возможным. Поэтому материалы допроса в его несекретной части вы получите утром, тогда же сможете самостоятельно допросить подозреваемого… Но я думаю – не тет-а-тет…
– Ничего другого я не ожидал, – развел руками Банда. – А почему он не в Лефортово?
Виктория мягко улыбнулась:
– Причина очень проста: возле Лефортово дежурят журналисты. Не стоило устраивать для них преждевременную сенсацию. Сами понимаете, не вести же арестованного с мешком на голове. Завтра можно будет его перевести в Лефортово, – Виктория как-то рассеянно глянула в глубину коридора. – Александр Владимирович, давайте найдем более уютное место для разговора, и я постараюсь ответить на все ваши вопросы.
– Вот как? – Бондарович затушил сигарету. – Я знал, что мое врожденное обаяние сработает, и вы непременно перемените ко мне отношение.
Куда мы отправимся, в курилку с хрустальной пепельницей наготове?
– К вашим шуткам непросто привыкнуть, – серьезно ответила девушка. – Меня отпустили до утра отдохнуть… Не могли бы мы совместить беседу с дорогой?.. Или вы хотите остаться здесь, в штабе следствия?
– Я предпочел бы отправиться в Бутырку и как можно скорее допросить Глушко, но сидеть там ночь, в общем-то, как я понимаю, бессмысленно. Я собираюсь ехать домой. Могу подвезти и вас, далеко ваше жилище?
– Вовсе нет: на Старом Арбате.
Банда округлил глаза:
– Даже так? Неплохо вас обеспечивают жильем…
Виктория только усмехнулась.
Дверца распахнулась, и молодая женщина в плаще на меху уселась на переднее сиденье.
Весенняя свежесть разлилась по салону. Бондарович вздохнул и завел двигатель. Скоро перед лобовым стеклом начала разворачиваться перспектива ночного города… Кремлевская Набережная, река Москва, мост… Поток машин и ночью велик в этих местах, а днем – постоянные пробки… Но на этот раз торопиться было некуда, Бондарович расслабленно с удовольствием вел машину. Он достал из кармана кассету и сунул в магнитофон, заиграла ритмичная и несколько экзотичная музыка, за легкостью которой угадывалась большая глубина.
– Что это? – заинтересованно спросила Виктория, нарушая молчание.
– Одна из моих слабостей: Дэвид Бирн, его московский концерт. Мне даже довелось слушать его вживую, когда он выступал на «Горбушке».
– На «Горбушке»? Это, к сожалению, прошло мимо моего внимания.
Александр с интересом взглянул на девушку:
– А что? Пошли бы?
– На такой концерт почему бы не сходить?
– А есть с кем?
Она ушла от прямого ответа:
– За проблемами на работе не за всем удается уследить. Особенно за тем, что для души.
«Весьма романтично, – сказал сам себе Бондарович. – Мужественный следователь, прекрасная женщина-ковбой, неспешная поездка по ночной столице под музыку Бирна. Американское кино, да и только».
Виктория, рассеянным взглядом посматривая на город за окном, внимательно слушала музыку.
– Как взяли Глушко? – как всегда, бросив сам себе невеселую шутку, Бондарович переходил к прозе жизни. – Есть серьезные улики?
Виктория вернулась из иллюзорного мира музыки к действительности:
– Я не знаю во всех подробностях, но улики есть. Его вычислили по окурку «Житана», найденному в комнате для курения на полу; окурок вылетел из пепельницы во время удара. Кроме него, на полу был только фильтр от сигареты Смоленцева.
– Да, это зацепка. Хотя и небольшая.
– Бригады просто поехали проверять всех от конца списка регистрации выходивших. Начинали брать показания, а потом просили сигарету. Уловка простая, но сработала. «Житан» – достаточно редкая марка, она нашлась только у Глушко.
– Он признался?
– В убийстве, насколько мне известно, нет. Но он дал показания о том, что действительно находился в курилке, причем один, и видел там Смоленцева. И ушел. Учитывая очень тесные временные рамки, невелика вероятность того, что кто-то дождался его ухода и совершил преступление.
Банда вел автомобиль не спеша:
– Нужно иметь сверхубедительные причины, чтобы совершить убийство в Кремле.
– Глушко – личность творческая и склонная к истеричности…
– Вы его знаете?
Виктория ответила не сразу:
– Да, приходилось сталкиваться пару раз по службе. Как с сослуживцем Виктора Смоленцева… – девушка почему-то наморщила носик. – Так что выдвигается версия о спонтанном убийстве под воздействием сильных эмоций.
– Обыск делали?
– При обыске, как сообщили ребята, у этого Глушко нашли амфетамин. Он наркоман…
– У него были мотивы?
– У него был конфликт со Смоленцевым, после которого Глушко пришлось уйти из «Молодежной», он лишился и заказов на съемки с этой стороны.
Александр удивленно покачал головой:
– Смотри-ка, как все подбирается одно к одному!
– Вас что-то смущает?
– Я бы не сказал, что очень… Но обычно смущает легкость – если она проявляется в делах.
Виктория пожала плечами:
– Надо полагать, в вас говорит ваш опыт? Но мне не кажется, что все так легко. Просто люди работают…
– Чересчур убедительный получается портрет.
– Смоленцев выгнал подчиненного с работы. Да, это серьезный мотив – особенно для творческого импульсивного человека, для которого его работа – не принудиловка от звонка до звонка, а процесс самовыражения… Вполне естественно, что Глушко затаил обиду.
– Если поискать, могут быть еще мотивы, – подсказал Александр. – Хотя я не спешил бы с выводами относительно Глушко. Во всяком случае ничего не могу сказать, пока сам не допрошу его.
– Устанавливать весь круг мотивации – задача слишком обширная. Генерал Кожинов сказал, что именно в этом направлении он рассчитывает на содействие ФСБ. В области экономических махинаций и разборок вы гораздо опытнее, наша сторона – политика, терроризм…