Глушко уставился взглядом куда-то под потолок:
– Смоленцев обвинил меня в присвоении рекламных денег и еще в работе «налево» на оборудовании «Молодежки». Но это – фактически; если без эмоций…
Щербаков уточнил:
– Деньги наличные, конечно.
– Да. Но поймите, моя работа производится на очень дорогих машинах, и эти деньги я вкладывал в покупку высокопрофессиональных аппаратов. Все это делалось в общих интересах, а он обвинил меня в личных, корыстных… Это монтажное оборудование. Компьютерное и видео. Через безнал его брать очень невыгодно – налоги все съедают, да и дороже.
Бондарович кивнул:
– И на учет его надо ставить. Все тут понятно.
Глушко опять распалился:
– Он выставил меня за дверь, заявив, что я обкрадываю его. Выставил за дверь, как школьника. Понимаете? Разве не обидно?.. И крикнул мне вслед, что, пока я не рассчитаюсь, не получу свое оборудование, – в голосе Глушко зазвучали истерические нотки. – И я с трудом собрал собственное производство. В основном, на чужие деньги. Все-таки у меня есть имя, и платят за мою работу хорошо. Теперь я получил сложный госзаказ под выборы, а выполнять его не на чем… И потом… я здесь… не знаю, на сколько. Может, еще вообще не выпустят…
Щербаков перебил:
– В чем заключается заказ?
– Сложные видеоколлажи. Вы, наверное, видели по телевизору: много разных двигающихся изображений на экране, буквы, графика – все сразу. И музыка тоже… Очень мало у нас специалистов моего уровня.
Бондарович опять заметил, что Глушко отвлекается от темы:
– У вас были скандалы со Смоленцевым по этому поводу? Я имею в виду аппаратуру.
– Да, были…
Щербаков уточнил:
– С угрозами? С мордобоем?
Глушко взглянул на генерала исподлобья:
– Да, как я вам уже говорил, он однажды вытолкал меня из кабинета. После этого я с ним и не разговаривал. Старался даже обходить стороной. А угрозы… Ведь очень большое расстояние от угрозы до убийства.
Бондарович несогласно покачал головой:
– В последние годы все меньше и меньше.
Глушко невольно спрятал глаза:
– Вы, конечно, правы, но когда угрожают выбить долги или убить конкурента, то обращаются к профессионалам, а не убивают собственноручно в правительственном здании.
Щербаков, явно удовлетворенный таким ответом, решил коснуться другой грани проблемы:
– Вы употребляете наркотики?
Это был так называемый перекрестный допрос.
Глушко не собирался особенно запираться:
– Только травку. План. От него никогда не становишься агрессивным.
– У вас сейчас «ломка»? – Александр задал вопрос с подковыркой и заговорщицки подмигнул. – Наверное, не отказались бы курнуть?
– Да нет же! – Глушко с досадой дернул плечом. – План не вызывает такого привыкания, как синтетики, «дурь» эта. Хотя с удовольствием покурил бы сейчас, чтобы успокоиться, – здесь вы правы, чего скрывать… План давал мне впечатления, которые я использовал для работы. Очень неожиданные бывают ассоциации…
– Ассоциации?
– Это я так называю. Ну, как еще? Видения, любопытные мысли… Иногда – настоящие откровения.
– Пожалуй, так будет вернее, – кивнул Бондарович.
– Это традиционно для всех хиппи, я…
Бондарович довольно резко перебил его:
– А «колеса», амфетамины?
– Иногда у меня бывают депрессивные состояния, – предпочел ответить уклончиво подследственный. – Действительность воспринимается – будто перед грозой… или как в состоянии похмелья: нервозность, слабость, все в свинцовых мрачных тонах – неприятно… Начинаешь самокопание, самобичевание… Говорят, это оттого, что ослабевает биополе, и человек становится как бы незащищен, более раним под воздействием агрессии извне – я имею в виду психоагрессию…
Щербаков правильно понял его:
– В последнее время принимали?
– Да.
Генерал Щербаков вскинул брови:
– Почему вы не женаты?
– Меня не интересуют женщины… – Глушко был явно неприятен этот поворот в разговоре.
Но у Щербакова были еще вопросы щекотливого свойства:
– Вы состояли когда-нибудь в гомосексуальной связи со Смоленцевым?
– Нет, конечно, – Глушко неприязненно поморщился. – У него вечно было этих баб невпроворот. Вешались на него всюду – знаменитость… А потом трепали на каждом перекрестке: «Я с ним спала! Я с ним спала!..» Знаете же, как некоторые шлюхи набирают актив?
Бондарович внезапно задал вопрос в лоб:
– Кто убил Смоленцева?
Глушко ответил сразу и достаточно убежденно:
– Я думаю, это была крутая, хорошо спланированная, наглая провокация, рассчитанная на скандал. И я попал под колесо совершенно случайно.
Бондарович был удивлен:
– Откуда в вас такая уверенность?
– Было время подумать. До утра лежал – анализировал…
– Так, а вы, значит, случайно… – напомнил Щербаков.
– Просто захотел подымить в кремлевском сортире. Первый раз там был…
– Неудачно подымили…
– Да, как говорится, оказался не в том месте и не в тот час. Вот и угодил между жерновов. И что теперь со мной будет, не представляю. А вы не верите…
Генерал сложил в папку свои бумаги:
– Я неверующий, но скажу вам так: об этом только Господь Бог знает…
Глушко понуро опустил голову.
Тимур Гениатулин и мужчина в штатском,
12 часов 30 минут
24 марта 1996 года, близ Казанского вокзала
К месту назначенной встречи Тимур подошел, как всегда, точно. Он терпеть не мог тех, кто опаздывает, и сам никогда не опаздывал.
Машину он оставил метрах в четырехстах – за углом хлебного магазина. Человек, с которым он встречался, был надежный человек. Однако предосторожность никогда не помешает – эта черта уже была у Тимура в крови, ведь он воспитывал ее многие годы. И даже если бы сейчас на Казанском вокзале он встречался с матерью, он все равно не забыл бы про предосторожности.
Машину шефа Тимур увидел издалека: неприметная светло-бежевого цвета «Ауди» – она стояла недалеко от остановки такси. И сам шеф сидел за рулем. Шеф был в штатском. Тимур всегда удивлялся, замечая насколько штатское обезличивает шефа – у того внешность становилась невыразительной и малозапоминающейся. Шеф мог присутствовать рядом, но его не замечали… Обидная особенность… Исключительно важная, незаменимая особенность… Практичная.
Тимур открыл дверцу, сел на переднее сидение.
Шеф завел двигатель и дал задний ход:
– Покатаемся?
Тимур отметил бодрое оптимистическое настроение шефа; значит, все идет прекрасно:
– Можете показать мне свои любимые места.
Они втиснулись в плотный поток автомобилей.
Шеф внимательно взглянул на Тимура:
– Ну, как ты?
– Можно говорить? – Тимур выразительно оглядел салон, панель приборов.
– Можно.
– А если все же…
Шеф потянулся правой рукой к заднему сидению, на котором лежала газета, и приподнял газету. Тимур увидел черную пластмассовую коробочку чуть меньше велосипедной аптечки.
Шеф сказал:
– Новинка. Мы уже назвали эту штучку подавителем «жучков».
– Ценная игрушка.
– Ты слышал вчера радио?
– Я смотрел телевизор у себя.
– Ну, и что скажешь?
Тимур пожал плечами:
– Все в рамках наших планов. Что тут еще говорить?
Шеф пристроился в хвост черному «Мерседесу» и ехал не спеша:
– Ты молодец, Тимур, чисто сработал. Наверху о тебе самого хорошего мнения.
Тимур заскромничал:
– Моей особой заслуги нет. Все было основательно подготовлено. А провести задуманное в жизнь – дело десятое…
– Могли быть случайности.
– Могли… но не было.
Шеф удовлетворенно кивнул:
– Насколько я понимаю, у них нет ни одной зацепки. Несмотря на всю техническую оснащенность…
Тимур хищно улыбнулся:
– Пошумят, пошумят и замнут дело? Как вынуждены были замять уже много дел…
– Я думаю, это дело не придется и заминать.
– Что вы имеете в виду?
– Оно само собой поблекнет в свете последующих событий. Наша теперь задача подготовить их. Мы ведь только на первом этапе… Хорошо хоть в средствах не стеснены!
Тимур поинтересовался:
– Что Кожинов?
– Кажется, он в растерянности. Но делает ВИД.
– А может, все-таки это не вид? У него ведь есть запись.
– Она ему ничего не даст. Только Господь Бог способен свести все нити воедино… Генерал видит в записи только то, что мы ему позволили.
Тимур несогласно покачал головой:
– Тут есть тонкость: в записи он видит то, что мы не могли спрятать.
Шеф бросил на собеседника пристальный взгляд:
– Я подумаю над этим… новым освещением проблемы… Нам на руку еще вот что: Кожинов никому не показывает кассету. Не иначе, питает какие-то иллюзии насчет нее… Быть может, он вообще единственный, кто ее смотрел.
– Вы хотите сказать…
– Именно. Если что… если дело пойдет не по тому руслу, можно будет уничтожить и кассету, и генерала. Вопрос лишь в своевременности информации…
Некоторое время они ехали молча. Погода была неустойчивая: то проглядывало на минутку солнце, то принимался моросить дождь.
Шеф внимательно смотрел на дорогу, на всякий случай поглядывал в зеркальце заднего вида:
– Может, тебя заодно подкинуть куда-нибудь?
– Нет, лучше вернуться к началу. Я заметил: всегда остаешься в выигрыше, замыкая круг.
Шеф улыбнулся:
– Что мне в тебе нравится, кроме твоих профессиональных навыков, так это – ты умеешь неожиданно мыслить… Как провел вчерашний вечер? Надеюсь, не сильно переживал?
Тимур улыбнулся, сверкнул белыми жемчужными зубами:
– Я опять поменял перчатки.
Шеф не сразу понял его, а когда понял, покачал головой:
– Как твой организм выдерживает!.. – и спохватился. – Кстати, о перчатках! Всякое удовольствие стоит денег и иногда немалых. Открой бардачок – там причитающийся тебе гонорар.
Тимур открыл бардачок и переложил себе в карман пальто увесистый газетный сверток.
Они уже ехали обратно к Казанскому вокзалу.