Охраны тут хватало. Факт расположения гарнизона в глубоком тылу ничего не значил.
Алексей первым зашагал к крыльцу. Остальные потянулись за ним. Напрягся часовой у входа. Капитан развернул красную книжицу, солдат разом вытянулся, сделал пустые глаза. Вроде маленький документик, а как работает.
В здании творился классический русский бардак. Валялись горы мусора, сновали люди в погонах и без. Бегали связисты.
– Где капитан Дерябин? Кто его видел? Он давно должен быть на станции! – злобно кричал кто-то.
Перепрыгивая через ступени, Алексей поднялся на второй этаж. В апартаментах коменданта майора Анисимова тоже не хватало порядка. В приемной за столом сидел дежурный офицер, что-то писал. Он вскинул голову, открыл рот. Капитан отмахнулся, распахнул дверь, вломился в кабинет.
У коменданта как раз выдалась минута отдыха. Мужчина лет пятидесяти в расстегнутом кителе развалился за столом и только что извлек из ящика подозрительный пол-литровый сосуд без опознавательных знаков. Граненый стакан он приготовил заранее. На столе стояла алюминиевая миска с дымящейся картошкой и аппетитным куском мяса.
Бутылка дрогнула, спряталась обратно в ящик.
– В чем дело? – взревел майор, грузно вырастая над столом. – Кто пустил? Вы что себе позволяете, капитан? А ну, немедленно покиньте помещение!
– Майор Анисимов Поликарп Давыдович? – сухо поинтересовался Алексей.
– Да, это я! Какого черта вам надо? Почему без доклада? Шлыков, кто их пропустил?!
– Уймитесь, майор, – заявил Алексей и поморщился.
Красная книжечка снова произвела должный эффект. Майор оборвал ругань на полуслове, сглотнул. Плечи его машинально стали выпрямляться, живот втягиваться. Комендант пытался виновато улыбнуться, но его лицевые мышцы словно склеились.
– Капитан Кравец Алексей Викторович, – членораздельно сказал визитер. – Начальник опергруппы отдела контрразведки Смерш Пятнадцатого стрелкового корпуса. Действую на основании приказа начальника отдела полковника Рыкова. Это мои люди. – Он кивнул на бойцов, оставшихся в коридоре. – Вопросы есть, Поликарп Давыдович?
– Нет, – растерянно пробормотал ошеломленный майор.
– Вот бумаги, можете ознакомиться. – Он извлек из планшета папку, бросил на стол. – Или нет. Как хотите, дело ваше. Группа проводит комплекс мероприятий по выявлению и обезвреживанию особо опасных лиц, действующих в данном районе.
– Простите, товарищ капитан. – Комендант обрел дар речи. – Вы из какого отдела? У нас уже есть свой сотрудник…
– Неужели? – Алексей приподнял брови. – Вы имеете в виду майора Шептулина из третьего управления? Спасибо, нас не интересуют списки проблемных военнослужащих и доносы на красноармейцев. Забудьте про это. Мы занимаемся борьбой с вражеской агентурой, забрасываемой в тыл Красной армии, и с националистическим подпольем. Это дело в вашем районе, похоже, совсем сошло на нет.
– Мы работаем, товарищ капитан, – пробормотал Анисимов. – Но вы же знаете, сколько у нас людей.
– По-моему, у вас достаточно и людей, и техники, – отрезал Алексей. – Успокойтесь, майор, мы ничего не имеем против вас и ваших подчиненных. Нам плевать на ваш бардак. Но участвовать в нем мы не намерены. Свяжитесь со Львовом. Вам подтвердят приказ, данный мне. Подготовьте два грузовика и взвод автоматчиков. Пусть они всегда, круглые сутки, находятся в нашем распоряжении. Любой приказ, отданный мной или моими людьми, должен выполняться беспрекословно. Не важно, если это распоряжение будет исходить от младшего офицера или даже сержанта. Приоритет в его полномочиях, а не в звании и должности, уяснили? Полное понимание и содействие! Вы обязаны немедленно выделить нам помещения, включая комнаты отдыха. Поставить бойцов на довольствие. Заправить машину. Телефонные переговоры со Львовом и Киевом опять же по первому требованию. Отделение связистов – в мое распоряжение. Предоставить всю документацию по действию бандеровских групп, включая немецкие бумаги, уцелевшие после бегства фашистов. Все, что есть – доносы, рапорты, жалобы, докладные записки и тому подобное. Ваша помощь должна оказываться нам только по нашему требованию. В работу группы не лезть, препятствий не чинить, если не хотите загреметь под трибунал. Найти одного или двух человек из аборигенов, досконально знакомых с местностью и не склонных к предательству. Возможно, выжил кто-то из активистов, сотрудничавших с нами в довоенное время.
Физиономия коменданта наглядно изображала все его треволнения. Где же, мол, взять таких аборигенов, не склонных к предательству? А всех активистов в этих местах немцы и их пособники еще в сорок первом постреляли. Вы бы, товарищ капитан, еще цыгана приказали найти. Или хоть одного еврея.
Но комендант не осмелился возражать. Красные корочки внушали страх даже тем героям, которые не боялись ни Бога, ни черта, готовы были грудью броситься на вражеские пулеметы.
– Ладно, майор, расслабьтесь, – посоветовал Кравец. – Вы словно столбняком заразились. Все нормально. Меня Алексеем зовут. Так и обращайтесь. Если сработаемся, будет вам положительная характеристика. Давайте без тупой субординации, но чтобы работа кипела. Договорились? Прошу прощения за то, что прервал вашу трапезу. – Он покосился на миску с остывающей снедью. – Ешьте, все в порядке. Много водки не пейте. Причину сами понимаете. Распорядитесь покормить моих людей.
– Хорошо, я понял, все сделаем, товарищ капитан… прошу прощения, Алексей. – Комендант гарнизона наконец-то начал выходить из ступора.
Пинок, отвешенный должностному лицу, оказался весьма эффективным. Работа по устройству дорогих гостей шла без малейшей задержки. В конце коридора мигом нашлись смежные помещения. Солдаты из комендантского взвода спешно оборудовали их под штаб оперативной группы.
После обеда капитан Кравец уже сидел перед ворохом бумаг, листал их, безбожно курил. Немецкий язык он знал неплохо, пусть и не в совершенстве.
Этот выпускник Ленинградского политеха в тридцать восьмом году, не самом благодатном году для Красной армии, подал документы в военкомат и был направлен в офицерскую школу. При наличии высшего образования учеба не затянулась.
Весной сорок первого Алексей женился, через месяц получил назначение в один из разведотделов Ленинградского военного округа. Известие о войне потрясло его и выбило из колеи. Все кричали: «Разобьем фашистов! Несколько дней, и мы их отбросим от границы!» Но он владел информацией, имел мозги, аналитические способности, понимал, что это трагедия. Победа придет, ее не может не быть, но вся эта жуть затянется на долгие годы.
Судьба носила его по разным фронтам и разведотделам. Бывал он и в окружении.
В сорок втором под Волховом командир взвода разведки поднимал в атаку батальон. Других офицеров не было. Они погибли все до единого. Мина взорвалась у него под боком. В госпитале выяснилось, что повреждено легкое. Алексей полгода валялся на лазаретных койках.
«Вы почему курите?! – ужасались медики, заставая его за запрещенным занятием. – Как вы можете так травить себя с вашим-то ранением?»
«Клин клином вышибаю», – шутил Алексей.
Заросло как на собаке. Он снова колесил по фронтам.
В сорок третьем году появилось слово «Смерш», наводящее ужас на всех без разбора. Алексей попал в эту структуру и дорос до начальника опергруппы. Командование ценило этого толкового парня. У него, разумеется, случались неудачи, но по большому счету он не запорол ни одного дела.
В осажденном Ленинграде при бомбежке погибли жена и двухлетний сын. Они не успели выехать. Умерла от голода старенькая мама, практически все родственники и друзья семьи.
От каждого такого вот страшного известия он лишь ожесточался, черствел, работал как каторжный. При этом практически перестал думать о собственной безопасности. Боялся лишь за фотографию жены Иришки, чтобы не потерял, не украли. Этот снимок всегда был с ним, он мог смотреть на него часами.
Жена и сейчас была рядом. Она подперла кулачком подбородок, смотрела на него ласково, но подгоняла в работе так, словно плетью хлестала.
«Для чего я погибла? Неужели не отомстишь?»
Фото стояло на краю стола. Он периодически на него косился. Подчиненные привыкли к этому и давно не задавали идиотских вопросов.
Фронт ушел на запад, но проблемы в тылу остались и нарастали снежным комом. Многих бандеровцев уничтожили поляки, советские армейские части, подразделения НКВД. Некоторые везунчики ушли за границу вместе с немцами.
В Туровском районе на текущий момент действовала лишь одна группа украинских националистов. Это была банда некоего Нестора Бабулы, немногочисленная, но хорошо организованная и идеально законспирированная.
Об этом парне имелась кое-какая информация. Не являлась секретом его биография, которую Кравец уже знал наизусть.
Националистическое подполье притихло, уцелевшие активисты ушли на дно. Но боевое крыло ОУН – Украинская повстанческая армия – продолжало действовать. Она исподтишка наносила очень болезненные удары.
Возможно, других банд в округе действительно не осталось. В таком случае Бабула был просто виртуозом своего дела. Ему приписывались нападения на небольшие группы красноармейцев, уничтожение и разграбление штабов, обозов. Он не боялся набрасываться на войсковые колонны, вооруженные до зубов. Его люди обстреливали бойцов Красной армии, уничтожали технику, наносили урон живой силе и пропадали в лесу.
Войска НКВД по охране тыла действующей армии сбились с ног. Бабула был неуловим. Впрочем, целенаправленно его и не искали. Работали по факту – преследование после очередной акции, заход в тупик, фиаско.
Только за последнюю неделю за этой бандой числились нападение на отставшую часть артиллерийской колонны и санитарный поезд, везущий с фронта раненых, убийство командира стрелковой дивизии генерал-майора Неделина Олега Яковлевича. Каждая акция как ножом по горлу. Бандеровцы убивали без разбора.
Беззащитных раненых в санитарном поезде они истребили всех до одного. Перебили охрану, медицинский персонал, пожилых санитарок. Пути бандиты взорвали, вагоны сошли с рельсов. Ремонтная бригада долбилась там полтора дня и дважды попадала под обстрел. Подонки увели в лес нескольких женщин, но, похоже, передумали тащить их на базу – надругались прямо в лесу, потом прикончили и выбросили истерзанные тела на дорогу у села Рытвичи.