– Можно поискать эту семейку. – Газарян немного смутился. – Найти, раструбить на весь район, чтобы до Бабулы дошло. Зайти, так сказать, от противного.
– Мне уже противно. – Капитан поморщился. – Во-первых, искать будем целый месяц. За это время наши косточки под расстрельной стенкой уже побелеют. Во-вторых, нам мало неоправданных жертв среди мирного населения? Хотим окончательно настроить людей против себя? Да пройди такая информация, Бабула захватит в ближайшем селе сотню баб с детишками да заявит, что порешит их всех, если мы не освободим его любимое семейство. Что ты будешь делать в этом случае, Арсен? Лично ты – ничего, поскольку отвечать за эту глупость придется мне. Да и не факт, что Бабула без ума от своей жинки и чада, вылезет из кожи, чтобы их добыть. Не забывай, что это зверь в человеческом облике, который запросто может наплевать на свою семью. Не там копаешь, Газарян.
– Поработаем с живцом, товарищ капитан? – предложил энергичный сотрудник.
– Кто будет живцом?
– Как кто? Мы, – заявил Газарян. – Распустим слухи, что из Москвы прислали группу самых опытных оперативников, которые обязательно поймают Бабулу. Сидят в Турове, адрес такой-то, охрана минимальная. Бандюга узнает, обязательно придет. Тут-то мы его…
– Ой, иди отсюда, – отмахнулся Алексей. – Распустим слухи и будем месяц ждать. А наши косточки под расстрельной стенкой – смотри выше.
Все идеи, выдвинутые Газаряном, имели бы смысл, если бы опергруппа располагала вагоном времени. Но его не было. Торопить сотрудников смысла не имело. Они и так крутились как белки в колесе.
Файдулин и Малашенко доставили в штаб старост польских сел Лытня и Хмара. Пожилые мужчины, запуганные до смерти, в безрукавках из овчины и сапогах гармошкой. Пока Алексей беседовал с одним, другой под конвоем томился в коридоре.
Капитан взял подчеркнуто доброжелательный тон. Он убеждал достопочтенного пана Айзика в том, что советская власть ничего не имеет против поляков. Наоборот, вы же наши братья славяне, так натерпелись от немцев и украинцев. Мол, мы хотим уничтожить банду Бабулы, ничего более. Или пан Айзик желает, чтобы эти горячие хлопцы снова пришли в его дом?
Староста расчувствовался и поведал, как летом сорок третьего года люди Бабулы темной ночью окружили село и подожгли его с нескольких концов, а потом самозабвенно расстреливали убегающих людей. Они резвились до рассвета, пытали сельчан, предавали их мучительной смерти, насиловали женщин.
Село было большое. Спастись удалось нескольким десяткам полякам. Разрозненными группами, поодиночке они бежали в лес, жили там в землянках. Кто-то подался к родственникам в соседние села. Некоторые так и остались зимовать в лесу.
Когда Красная армия прогнала немцев, поляки стали потихоньку возвращаться в село, отстраивать сгоревшие хаты. Сейчас тут проживало не больше пятидесяти человек.
А что касается места, где может скрываться Бабула, то кто же его знает, пся крев! Неужели пан Айзик не помог бы после тех зверств, которые учинили бандиты-националисты?
Мужчина не врал. Будь его воля, он лично посадил бы Бабулу на кол, чтобы острие из горла вылезло.
Пан Зеленский тоже расстилался ковриком и лил горючие слезы. Его село Хмара люди Бабулы атаковали ровно год назад, в сентябре. Они не знали, что туда накануне пришли на отдых полторы дюжины партизан. У них тут были родственники, знакомые.
Бандитов было больше, но партизаны отважно вступили в бой. Под их прикрытием несколько десятков человек смогли покинуть село. Взбешенные бандеровцы до утра грабили и жгли хаты, пытали тех, кто не смог уйти, отсекали людям головы, насаживали их на ограды.
К сожалению, пан Зеленский тоже не имел представления о том, где скрывался этот зверь, рядящийся под борца за независимость Украины.
Вернулся из поездки сержант Овчинин, схватился за кружку с остывшим чаем.
– Это монстр какой-то, товарищ капитан, – пожаловался он. – Бабула уничтожает даже своих. Я был на хуторе Белом. Крестьяне, конечно, не очень любезны, но кое-что рассказали. До августа сорок третьего там обитали три украинские семьи, теперь две. Пришел Бабула со своими подручными и вырезал под корень семью Раковских, таких же украинцев. Мужа, жену, родителей, маленьких детей. Видимо, эти люди жили не бедно, а в банде как раз провиант кончился. Главу семьи на воротах повесили, так хуторяне потом к нему три дня боялись подходить. Распотрошили амбары, увезли муку, другие продукты. Была у меня надежда на то, что кто-то из хуторян знает, где сидит Бабула. – Овчинин невесело рассмеялся. – Каждый охотник желает знать… В общем, впустую съездил, если не считать, что кругозор расширил.
– Вижу по глазам, что это не все, – подметил Алексей.
– Точно, товарищ капитан. – Овчинин вздохнул и продолжил: – В мае текущего года Бабула уничтожил цыганский табор в Змеиной балке. Цыгане шли из Польши к нам, фронт как раз приближался. Как выжили и где ховались, неизвестно, но факт остается фактом. Мне дети об этом рассказали, они, собственно, и очевидцы. Цыган было не меньше полусотни. Несколько кибиток. Остановились в логу на ночлег. Детишки из села Огульма их выслеживали, хотели стащить что-нибудь съестное. Но не успели, хорошо, что сами ноги унесли. Бандиты окружили табор, выставили пулеметы и всех до одного порешили. Никто не вырвался. А там лишь детей душ двадцать было. Мои очевидцы в ужасе оттуда драпали. Бандиты собрали все ликвидное барахло и на кибитках повезли к себе…
– Куда именно?
– А я знаю? – Овчинин пожал плечами. – Детишки пугливые, выслеживать бандитов не стали. Говорят, что бандеровцев какой-то пацан привел.
– Какой пацан?
– Кабы знал, неужели не сказал бы, товарищ капитан? Обычный пацан, зовут его Карпуха. Я только что оттуда, из балки, стало быть. – Овчинин помрачнел. – Четыре месяца назад это было, товарищ капитан. Тела, понятное дело, никто не собирал. Жуть полная. Там действительно и бабы, и детки малые. Сгнили уже, живность лесная всю плоть с них съела, одни кости остались. Запашок такой в логу!..
– Я отдам команду, чтобы всех вывезли и захоронили. – Алексей нахмурился.
Через полчаса нарисовался возбужденный старший лейтенант Волков.
Он тоже схватился за кружку, пока не отобрали, и заявил не без патетики:
– Кое-что начинает проясняться, товарищ капитан. Польские крестьяне из Ляховки донесли на некоего Кащевича, жителя села Милоничи. Уверяли, что он был осведомителем Бабулы. Я не стал вам докладывать, чего время терять? Взял отделение солдат и на двух «козликах» туда. Это десять верст на север. Никто и не думал сопротивляться. Кащевич в саду был, на дерево залез, думал, что не заметим. Жалкое существо, товарищ капитан, в ногах ползал, умолял о снисхождении. Я привез его в комендатуру, в подвале он. Говорит, что до лета сорок третьего Бабула с бандой обитал на хуторе Рогуч, а потом сменил место. Куда убыли, он не в курсе, потому как его услугами Бабула уже не пользовался. Реально не знает, товарищ капитан, уж поверьте моему чутью. Можно, конечно, вывернуть его наизнанку.
– Побереги, пусть сидит, – заявил Алексей и осведомился: – Рогуч – это где?
– Могу показать на карте.
До заката еще оставалось время. Сопровождение капитан с собой не брал. Сорок минут группа ехала по бездорожью. Потом бойцы оставили машину в лесу. К хутору они подкрадывались пешком, брали в кольцо.
Там никого не было. Вещи вывезены, повсюду мусор. Но база здесь точно имела место быть. Сортир на окраине завален дерьмом до предела. В овраге белели кости невинно убиенных людей. Теперь не поймешь, кого именно бандиты там резали и забивали топорами.
Бойцов брала нешуточная злость, но хутор они осматривали со всем тщанием. Здесь явно имелись следы присутствия женщины, по крайней мере одной. Не невольница – видимо, хозяйка хутора, которую бандиты не использовали в качестве сексуальной игрушки. Соратница, боевая подруга Нестора Бабулы? Следовало разузнать, кому принадлежал этот хутор.
На обратном пути группа попала под обстрел. Из кустарника разразились автоматные очереди. Машина вильнула и зарылась в колдобину. Разлетелась фара.
Оперативники вывалились через прорези в кузове, скатились в высокую траву. Слишком злые они были в этот вечер. По приказу капитана бойцы открыли ураганный огонь по кустам, перебежками пошли в атаку.
Больше всех негодовал Малашенко. Надо же вот так, не за хрен собачий потерять фару! Где он теперь новую возьмет?!
Ребята действовали профессионально, напористо. Файдулин ударил с фланга, поливал огнем кустарник.
В итоге бойцы обнаружили двух небритых оборванцев с немецкими автоматами, густо нашпигованных пулями. Кто такие – хрен поймешь. Возможно, эти уроды видели, что оперативники подались на хутор, и решили устроить им засаду на обратном пути. Случайно пересеклись дорожки. Даже здесь не повезло! Уцелей хоть один поганец, из него бы всю душу вытрясли.
Члены опергруппы возвращались в Турово в гнетущем молчании. Злобно пыхтел Малашенко. По прибытии в комендатуру он затеял скандал с незнакомым сержантом, который пристроил свою машину на его место. Дескать, немедленно убрать! Не видишь, кретин, кто с тобой разговаривает?!
– А ну-ка ша, Федор! – разозлился Кравец. – Ты кто – царь небесный? Места мало? Зазнались вы что-то, братцы. Будете всю ночь у меня работать! Слушай мою команду! Извлекаете из камеры Кащевича и тащите его наверх. А то ему обидно, что про него забыли. Спать не давать, давить психологически. Бить не надо, не нужны нам мученики, а вот угроза расстрела – в самый раз. Важна любая информация о Бабуле и его осведомителях. Он может не ведать, где дислоцируется банда, но кое-что знать обязан. Колите его, парни, а я проконтролирую.
Еще одна бессонная ночь принесла свои плоды. Бывший осведомитель ползал в ногах, умолял пощадить. Он не хочет умирать, у него жена, детки малые, свинарник заваливается, ремонтировать надо. Ему жутко не хотелось рассказывать хоть что-то о банде, он знал, что такая разговорчивость обернется против него. Но оперативники Смерша доходчиво объяснили ему самое главное. Да, Кащевич, бандиты тебя достанут, но не сегодня. Не будешь дураком, успеешь смыться. А мы пристрелим тебя прямо сейчас. Уже дизель в подвале заводится, стенка прогревается, к которой ты встанешь.