И такое охватило меня омерзение, что даже во рту почувствовала горечь. Я собрала её и плюнула. В их сторону. Попала на Мокрого. Он вздрогнул, словно в него влетело что-то тяжелое. А густая слюна повисла на щеки и очень тихо сползла вниз. Вытереть он ей не мог. Не только потому что руки связаны. Просто боялся пошевелиться!
– Ну и правильно! – одобрил золотозубый.
Мы отошли от пленников.
– А вы болезные, быстро встали и вышли в центр, – приказал Паровоз.
От дальней стенки послышалось кряхтение – двое отморозков пытались быстрее встать, чтобы выполнить приказ. Но с завязанными руками сделать это было не легко. Только страх вершит чудеса! Уже через пару минут, «сладкая» парочка стояла под тусклой лампой. Они сутулились, то ли от ужаса, который исходил от них вместе с вонью, то ли от того, что их до того хорошо отметелили. Скорей всего и от того, и другого.
Мой плевок по-прежнему висел на щеке Мокрого. Видок у него стал еще более гадким. Но мне было приятно смотреть, что этих гаденышей опустили ниже плинтуса. И это только начало!
Второй мордоворот из команды приглашённых Паровозом подошел к парочке обошёл их, презрительно глядя на те жалкие остатки приблатнённых «орлов», которыми они хотели казаться еще утром, а потом резко достал из кармана большой нож! Это был большой армейский штык с зазубринами.
Мокрый и Шпиндель онемели.
– Не надо… – я так и не поняла, кто из них прохрипел это…
– Пасть закрыли! Я никому не разрешал здесь блеять! – рявкнул мордоворот.
Он сделал шаг к парочке и словно пырнул ножом. Я сама даже вздрогнула.
Но никто не упал. И кровь не брызнула.
Просто у Шпинделя вдруг освободились руки.
Еще движение, и Мокрый тоже получил свободу.
Мне показалась, что у этих идиотов даже появился в глазах проблеск надежды. Но именно показалось – при тусклом свете этого не понять.
Они переминались с ноги на ногу и растирали затекший руки.
– Теперь всё это снимайте! – нож качался снизу, показывая словно указка на штаны было обрадовавшихся пленников.
– Чё? – испуганно ёкнул Мокрый с моим плевком на щеке. Он так и не утерся.
– …Через плечо! Понятки прочистить? Так это просто! – и нож мгновенно был перехвачен обратным хватом и оказался на уровне груди. Там, где на толстой цепи висел массивный крест. Из указки нож снова стал боевым оружием. Даже полный олух сразу понял бы, что владелец армейского штыка знает, что такое ножевой бой!
Поняли и эти уроды. Они торопливо стали расстёгивать свои штаны, путаясь с ремнями, дёргая молнии. Наконец их тряпичные самостроченые джинсы лежали на полу. Они хотели их совсем снять, но «боец» с ножом остановил их. Его оружие снова стало указкой.
– И это тоже, – острый конец оружия снова стал указкой, которая дергалась вверх-вниз, указывая на грязные трусы в нелепый оранжевый цветочек… Оранжевый цветочек – это ж надо такое придумать!
Шпиндель и Мокрый стянули и трусы, уставившись в пол!
Умереть и не встать! Они стеснялись. Эти сволочи, которые бесстыдно лапали меня и распяли – вдруг засмущались. Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться! Они еще и свои гнилые отростки руками прикрывают.
– Ты, – золотозубый показал на Шпинделя, – вылизывай у него!
– Что? – испуганно спросил Шпиндель с ужасом глядя на нож.
– А все, – ответил его хозяин. – Сзади, спереди. Что бы всё блестело, как у кота… Ну эти… Яйца…
Бойцы Паровоза заржали. Смех этот был совсем не добрый. Двум отморозкам со спущенным бельем не сулил ничего веселого!
Шпиндель путаясь в своих тряпках, что волоклись по полу, мелкими шажками уродливой гейши подошел к приятелю. Опустился на колени и ткнулся ему в тощую задницу.
– Ты чё урод, не понял базара? – нож стал выделывать удивительные узоры в воздухе перед носом то Шпинделя, то Мокрого. Они завороженно уставились на мелькающее лезвие, словно это оно ими командовало. – Ну-ка покажи язык! Побольше, побольше вытаскивай… Вот! Теперь им давай все дерьмо вычищай, а не сбоку обхаживай!
Шпиндель старательно высунув язык, начал водить головой, выполняя команду. Мокрый стоял как натянутая струна.
Паровоз кивнул своему «адъютанту». Тот достал еще одну бутылку коньяка.
– Да ты что, братан, фокусник. Вроде про одну только говорили. – захохотали его «гости».
– В нашей жизни все надо предусматривать! – наставительно произнес Николай и шумно выдохнул.
– Ну, ты, красава! Только давай ту добьем. А потом посмотрим. Нам же еще ехать!
– Никак ментов испугались?
Все снова заржали.
– Менты – семечки. Дорога сам знаешь какая. Да и темнеет быстро. Себя беречь надо! А ты, фофан тряпочный, не расслабляйся. Давай, давай, работай! – последние слова – тем убогим. Да, да именно убогим! По-другому я этих существ не могла воспринимать.
– Теперь, – сказал второй «гость» Паровоза, подойдя к парочке, – давай переползай на другую сторону. И обрабатывай спереди! Облизывай и отсасывай!
– Чё? – скорее по инерции спросил Шпиндель, оторвавшись от задницы своего дружка.
– Через плечо! – от рыка сверху Шпиндель втянул голову. – Тебе что показывать надо! Все что надо вылижешь. И отсосешь, понятно дело! Да с огоньком давай! С задором!
Шпиндель, не вставая с колен, пополз, огибая своего бывшего собутыльника. Жесткий бетон царапал кожу. Но неудавшийся «завоеватель Москвы» не обращал на это внимания.
Мне стало что-то совсем противно. Не жалко, а гадко.
– Пойдем покурим, – предложила я Паровозу.
Он вопросительно посмотрел на меня – дескать, а здесь чего стесняться? Но потом всё понял и направился к двери.
Я достала своё любимое «Собрание». Сигареты дорогие, понтярские. «Физик» в своё время показал. Понравилось. Хотя курила редко, только по настроению. Отказать себе в такой слабости – просто грех. «Паровозу» чисто символически предложила, зная, что откажется. Он упорно дымил «Яву» в мягкой пачке, не признавая никаких модных западных марок.
– Коль, – спросила я, затянувшись, – а чего ты этих ребят пригласил? Твои заняты?
– Тебе надо решать твои проблемы? Очень личные. Так?
– Так! – согласилась я.
– Ну а на каждый роток не накинешь платок. Зачем тебе звон на всю Ивановскую? Эти парней ты видишь первый, и, возможно, последний раз. Ты им по барабану. Они тебе!
– Логично! – согласилась я. Вот что значит друг детства!
– А мой, тот, что на побегушках, молчать будет. Знает, если вякнет лишнее, вообще замолчит навсегда.
– Спасибо тебе, Коленька!
– Спасибо на хлеб не намажешь! – буркнул он, скрывая грубостью, что ему приятно моя благодарность…
– За мной не заржавеет, ты же знаешь. Коньяк восполню адекватными емкостями. И с процентами! – улыбнулась я.
– Ну ты Сань и мертвого уговоришь!
– А сколько ребятам заплатить?
– Да дай по 200 баксов – и нормально!
– А не мало?
– Это тебе не столичные фраера. Я из Электростали их пригласил…Не избалованы.
– Ну как скажешь…
Мы выкурили еще по одной, потом снова вошли в старый гараж.
Там уже произошла смена ролей. Шпиндель стоял по стойке «смирно», а Мокрый делал ему суровый мужской минет. Только вот удовольствия от этого соития не получал ни тот не другой. Развлекались зрители, отпуская шуточки и давая советы!
– Высший класс опускания фраеров, – заметил «Паровоз». – это уже не «петухи», а опущенные курицы!
Народ снова заржал.
Мы снова выпили, теперь уже понемногу – ребятам предстояла дорога назад, они помнили своё слово.
Я достала подготовлены четыре купюру по сотне «убитых енотов» и передала золотозубому.
– Это вам в знак признательности и как компенсация хлопот! – сказала я с максимальным уважением в голосе.
– О! Большое человеческое спасибо! – мне даже показалось, что золотозубый не ожидал моей щедрости. Очевидно у них с «Паровозом» свои счеты. Но это уже не моего ума дело!
– Ты Саш, девка правильная! Наш пацан! И то, что эти, свиные потроха, тебя обидеть попытались – им долго поминаться будет! – Коля, судя по всему дал свою версию, почему я хочу наказать уродов. Что ж, респект и уважуха старому другу.
– Так вот, – продолжил гость, – кончать эту шваль не станем – чего руки марать. А вот розочки им в твою честь сотворим!
Так. Я до этого момента думала, что уже всё знаю в своем родном «деловом» мире. Но что за «розочки» не поняла. То есть, то, что так называется острые остатки горловины, когда отбиваешь дно бутылки – это понятно. Очень удобно отбиваться, когда под рукой нет ножа. Но здесь никакой драки не намечалось. Значит, что-то другое!
– Эй обдолбоши, хватит…Увлеклись…Понравилось! Ты как сидел, так и сиди. А ты – опускайся.
Мокрому и Шпинделю, уже совсем потерявшим всякое представление, о том, что дальше с ними будет снова связали руки за спиной. Потом вдвоем подкатили к ним грязный промасленный чурбачок.
Тот, что пониже взял Шпинделя за плечи и крепко сжал. Золотозубый, надев резиновые перчатки, словно хирург перед операцией, наклонился, взял еще возбуждённый конец онемевшего от страха парня, отвел кожицу передней плоти, и короткими движениями разрезал головку сначала на половинки, а потом, быстро повернув – на четвертинки. Шпиндель даже не закричал, а захрипел.
Тут же подбежал «адъютант» со стаканом, в котором плескался коньяк. Но выпить жертве не дали. Тоненькой стройкой «хирург» полил результат своей операции. От боли Шпиндель потерял сознание и упал бы, если бы его не держали за плечи.
А золотозубый ловко проложил места разрезов салфетками и замотал тряпкой, котирую вытащил и кармана.
– Я ведь успел в медучилище окончить 2 курса, – сказал он гордо, поймав наши удивленные взгляды.
Кроме тряпки он пристроил полиэтиленовые пакет.
Мокрый с ужасом смотрел на то, что произошло с его подельником. И когда подошли к нему он даже попытался вывернуться. Но сильный удар по голове отключил его убогое сознание от действительности. Операция была проведена так же стремительно и точно!