В дверь ее каюты тихонько постучали. Для лакея слишком поздно. И для простой учтивости тоже.
У входной двери показался Ноубл. Он уже снял фрак и воротничок, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но еще не раздевался.
Снова послышался стук.
– Я открою.
– Хорошо, – согласилась она, чувствуя, как пальцы рук немеют от ужаса. Все же она поднялась и пошла за ним следом в небольшую прихожую, отделенную от спальни перегородкой, которая скрывала большую часть каюты от посторонних глаз.
– Сэр, прошу прощения за столь поздний визит. У меня корзина для мадам Туссейнт и ее сына от капитана Смита.
Джейн выдохнула с облегчением. Это лишь подарок от капитана, пусть и доставили его в неурочное время. Но стюард продолжал:
– Я также принес сообщение от лорда Эшли. Он тоже передает мадам Туссейнт, что восхищен ее выступлением и хотел бы поговорить с ней на верхней палубе в половине двенадцатого.
– Мадам Туссейнт нездоровится. Она не сможет встретиться с лордом Эшли. Пожалуйста, извинитесь перед ним, – без колебаний отвечал Ноубл.
– Он очень настаивал, сэр. И велел мне передать, что не примет возражений.
– Ах вот как? – Голос Ноубла зазвучал резко, с явным недовольством, и Джейн подумала, что выражение лица у Ноубла, наверное, тоже изменилось, и он уже не выглядит спокойным и смирным.
Стюард сбивчиво затараторил:
– Да, сэр. Он сказал, что это вопрос деловой, касающийся гастролей мадам Туссейнт.
– И это не может подождать до утра?
– Прошу прощения, сэр. Я получил инструкции и передал их вам целиком.
– Понимаю. – Тон Ноубла смягчился: стюард не виноват, что ему доверили такое щекотливое задание.
– Сэр, я могу передать, что мадам согласна? В одиннадцать тридцать на палубе?
– В одиннадцать тридцать на палубе. – И Ноубл захлопнул дверь.
Джейн замотала головой:
– Я не стану с ним говорить. Не пойду к нему. Он не имеет права.
– Я пойду с вами, – спокойно возразил Ноубл. – Или… пойду один. Вы можете остаться здесь, с Огастесом. Я сам справлюсь.
Она пристально взглянула на него, не решаясь, сгорая от страха. А потом отвернулась и опустилась на кушетку.
– Он догадается, кто вы, – в тревоге проговорила она. – Мне не следует вмешивать вас в это дело.
– Джейн… кто он такой?
– Лорд Эшли Чарльз Туссейнт третий. Граф Уэртогский.
Это имя ни о чем ему не говорило, и она продолжила:
– Он член британской палаты лордов. Происходит из очень древней и очень могущественной семьи. Его отец, кузен Оливера, был графом. Его мать – моя покровительница.
– Вы с ним кузены.
– Мы не кузены. Мы с ним не родня, – прошипела она. – Когда я попала в Консерваторию, еще до того, как вышла замуж за Оливера, мне позволили взять эту фамилию. Для профессиональных целей. Я была их протеже… но не была… никогда не была… им родней.
– Чего он хочет?
– Он хочет меня мучить. Вот и все.
Больше она ничего не могла ему сказать. Слова гнездились где-то чересчур глубоко, в недоступных уголках ее существа. Даже если она попытается вытащить их наружу, то вряд ли сумеет произнести. Особенно теперь, когда под угрозой ее свобода.
– Я не хочу говорить про лорда Эшли. Не хочу говорить с ним.
– Как он узнал о гастролях?
– Думаю, Оливер рассказал ему о гастролях и примерно описал маршрут. Но почему я прежде не видела его на корабле? – Она сделала глубокий вдох, стараясь овладеть собой, не поддаться панике. – Наверное, он сел в Саутгемптоне. В Шербуре я его не заметила. Если бы заметила… нас бы здесь не было. Я действовала так осторожно… Но иначе и быть не могло. Не могло.
– Значит, вы не хотите с ним встречаться.
– Не могу поверить, что он рассчитывал со мной встретиться. При любых обстоятельствах. Ни мне, ни вам не следует этого делать. Он не имеет надо мной никакой власти. Хотя его знакомств и влияния вполне хватит, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.
– Я пойду. И передам ему, что вы с ним сегодня встречаться не станете. Если ему есть что сказать насчет гастролей, пусть скажет мне.
– Он никак не связан с гастролями, Ноубл. Я обговорила все детали через мистера Бэйли Хьюго, он устраивал мои предыдущие американские гастроли. С мистером Хьюго мы встретимся в Нью-Йорке, если… Если все пойдет, как планировалось. А ведь я даже не взяла деньги Туссейнтов… Те самые, которые я же для них заработала! – С этими словами она ударила себя в грудь.
Он взял ее за руку. Она не стала сопротивляться, и он прижал ее ладонь к своей груди. Его крупные руки, мерное биение его сердца успокоили ее. Он никуда не рвался, не злился, не метался, и от этого ей стало легче.
– Вы ведь для этого меня наняли… Так? Он уже давно доставляет вам неприятности?
– Да, – прошептала она.
Она не доверяла себе самой и не смела сказать больше, не смела взглянуть на него. В голове у нее звучали слова, которые он произнес в ту первую ночь на лайнере. Боюсь посмотреть. Не знаю, что говорить. Посидим молча.
– Значит, я все устрою. И скоро вернусь. А вы отдохните.
Уже на пороге он вдруг замер и, чуть помедлив, обернулся:
– Давайте устроим вас у меня. Вас обоих. Мне не по душе, что он знает, где вас искать.
Он разбудил Огастеса. Тот послушно проковылял от одной кровати до другой и мгновенно снова уснул, не проронив ни единого слова. Наивность и простодушное доверие ребенка успокоили ее не меньше, чем ровное биение сердца мужчины, и она легла рядом с Огастесом, на простыни, хранившие запах Ноубла. Внезапно глаза ее наполнились слезами благодарности, и она зарылась в подушку и выше подтянула простыни. Ноубл закрыл и запер дверь между их каютами, а потом постучался, один раз, чуть слышно.
– Никому не отпирайте, голубка, – сказал он. – У меня есть ключ. Я сам открою дверь.
– Я предполагал, что она пришлет вас.
Каждое слово лорда Эшли сочилось презрением, но он явно не удивился, увидев Бутча, не был разочарован, и потому Бутч замешкался, внимательно вглядываясь в окружавшую их черноту. Он был вооружен – но если он застрелит графа или кого-то из его приспешников, то навлечет на свою голову беды, которые ему вовсе не нужны.
– У меня нет на это времени. Немедленно отведите меня к ней в каюту, – велел лорд Эшли.
– Вы знаете, где ее каюта… Зачем вы просили о встрече?
– Я пытался быть вежливым, – бросил граф.
Ах вот как. Никаких возражений. Он и правда точно знал, где искать Джейн.
– Что ж, – произнес Бутч, продолжая вглядываться во тьму. Шея у него зудела, нервы до предела натянулись. Этот тип ему не нравился. Совершенно не нравился. – Миссис Туссейнт больна. Вы сами это заметили. Мальчик спит. Не слишком-то вежливо просить о встрече в такое позднее время. – Он скользнул взглядом по патрицианскому профилю и ощутил холодок узнавания. Он уже где-то видел этого человека. – Она попросила меня выяснить, что вам нужно.
– Ей известно, что мне нужно.
Лорд Эшли говорил сухо, отрывисто, с заученным – или даже врожденным – безразличием, присущим всякому английскому джентльмену.
– Нет, сэр. Я так не думаю.
Лорд Эшли вздохнул, давая понять, что ему слишком хлопотно объяснять, в чем тут дело, и уж тем более слуге.
– Мы с Джейн Туссейнт десять лет были любовниками. Она очень хорошо знает, что мне нужно. Но она зачем-то все усложняет, с тех самых пор, как умер Оливер. Я несколько раз пытался встретиться с ней, даже нанял поверенного. Я был уверен, что теперь, когда она освободилась от брачных уз, у нее будет больше времени на меня. Но времени у нее стало меньше.
Бутч почувствовал, как будто ему со всей силы дали кулаком по горлу, а потом врезали по спине ребром ладони. Граф подбирал каждое слово с таким расчетом, чтобы ударить как можно больнее, но Бутч слишком много лет умело скрывал все чувства, чтобы теперь отреагировать на нападение, пусть даже так тонко спланированное.
– А она хороша, не правда ли, мистер Солт? Бледная кожа. Черные пряди, глаза. И только моя.
У него получилось идеальное хайку.
Бледная кожа.
Черные пряди, глаза.
И только моя.
Бутч пересчитал слоги, отгоняя образы, что крылись в словах.
– Огастес мой сын. Вы ведь знали? – На этот раз лорд Эшли заметил его изумление. – Так она вам не сказала? – Казалось, это доставило ему удовольствие.
– Я лишь наемник, мистер Эшли. Я вас не знаю. И миссис Туссейнт толком не знаю. Я пришел сюда, чтобы передать вам сообщение.
– Он мой сын. А она все эти годы прятала его от меня. Теперь она хочет сбежать. Как должно поступить мужчине в такой ситуации? Я не могу этого позволить. Уверен, вы меня понимаете.
– Это не мое дело. Вы сообщили, что беспокоитесь из-за чего-то, связанного с гастролями миссис Туссейнт.
Эшли взглянул на свои карманные часы, захлопнул крышечку. Его тон мгновенно переменился.
– С час назад капитан Смит получил телеграмму. Власти в Париже начали расследование смерти Оливера. Они требуют, чтобы капитан Смит задержал мадам Туссейнт и отправил ее назад, во Францию, для допроса. Капитан, естественно, обратился ко мне, как к родственнику покойного мужа мадам Туссейнт, и попросил о помощи. Я лишь хотел предупредить Джейн, что рано утром ее навестит капитан. Полагаю, что об этом следует сообщить организатору гастролей. Кажется, его зовут мистер Хьюго.
Бутч кивнул, но ничего не сказал. Он просто стоял, держа руки в карманах, дожидаясь, пока граф не выложит все, что собирался. Происходившее представлялось ему чересчур странным. Его собеседник за считаные минуты превратился из болтливого распутника в разгневанного отца, а затем в алчущего справедливости гражданина. Ясно было одно: он знал о планах Джейн и намеревался им помешать.
– Дело очень серьезное, мистер Солт, – прибавил граф.
– Понимаю. Я все передам миссис Туссейнт.
Граф хмыкнул: