Взгляд у Сандэнса был пустой, как и прежде, и Бутчу вновь захотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, а потом уйти и никогда больше не возвращаться. В какой-то момент Бутч понял, что не может больше жить с Гарри. Лучше одиночество. И даже тюрьма. И даже чертова преисподняя, потому что Гарри Сандэнс Лонгбау любое место мгновенно превращал в преисподнюю, уж в этом-то Бутч мог поклясться.
Для Этель вся их жизнь оказалась чересчур, и она ушла. И Гарри, как всегда, обвинил во всем Бутча.
– Ты к ней слишком добр, – сказал тогда Гарри. – И теперь она решила, что справится сама. Она слишком стара, чтобы торговать собой. А чтобы бывшая шлюха учила детишек музыке – на это никакой родитель никогда не пойдет.
– У Этель все будет в порядке.
– У Этель все будет в порядке, – передразнил Сандэнс, но Бутч лишь молча доел свой ужин и улегся спать, повернувшись к нему спиной.
Ван и Гарри всю ночь не ложились – играли в карты и пили, как и рассчитывал Бутч. Наутро, когда они отсыпались после трех бутылок спиртного, он вышел из сарая, в котором они жили уже пару месяцев, и, не оглядываясь, зашагал вперед. Он не взял ничего из того, что они считали своим, ничего такого, что могло бы им пригодиться. И хотя Ван так и не вернул ему карточный долг, который Бутч за него уплатил, он не притронулся к деньгам, которые они украли из банка в Сан-Рафаэле.
Он не участвовал в ограблении и уж точно не собирался попасться в лапы властям с деньгами из банка. Но он забрал то, что припас тайком: свои деньги он зашивал под подкладку овчинной куртки. Достать деньги было легко. Он не тревожился, что не сможет добыть еще денег. Он хотел лишь уйти.
– У вас двоих тут какие-то планы? – спросил Бутч, стараясь продумать свой собственный план. Он оказался в непривычном окружении, на незнакомой территории, и ему нужно было время.
– Не-а. У нас всегда ты все планируешь, забыл, Бутч? Может, мы просто увяжемся за тобой и твоей новой семейкой. Ты ведь не станешь возражать?
Бутч молчал, собираясь с мыслями, сдерживаясь из последних сил. Злиться на Сандэнса было бессмысленно. Гарри на это никогда не обращал никакого внимания. Но он должен понять, должен вбить себе в голову, что увязываться за Бутчем он больше не сможет. Никогда.
– Ты ведь знаешь, Гарри, что я никогда никого не убивал.
– Ну да. Знаю.
– И знаешь, что не хочу убивать. Никогда.
– Ну да. Жаль. Ты ведь не хуже моего обращаешься с оружием. Так и носишь кольт в ботинке?
– Да.
– Вот и славно. Судя по виду этого англичанина, оружие тебе пригодится.
– Я устал, Гарри. И у меня есть работа. Честная работа. Ты со мной не поедешь. И Ван не поедет. Если бы я хотел, чтобы вы увязались за мной, то не ушел бы тогда. А еще я хотел было спросить, как вы меня отыскали… Но не буду. Ван всегда умел меня отыскать.
– Я тебя не искал, Бутч Кэссиди. Похоже, ты подзабыл, что я-то как раз занимался в порту своими делами.
– Вот и хорошо. Потому что вы двое должны оставить меня в покое. Навсегда. Я этого хочу больше всего на свете. А еще хочу поехать домой, повидать отца, положить цветы на могилу матери. Хочу искупить вину и попросить прощения у родителей. Потом… Будь что будет. Может, я поселюсь в горах, а может, попадусь в лапы властей, и меня повесят. Но я больше не руковожу Дикой бандой. Я никогда не хотел быть главарем этой шайки. И если ты увяжешься за мной, я тебя убью.
– Если только я не убью тебя первым.
– Да… Так тоже может статься.
– Ну ты и сволочь, Бутч Кэссиди, – бросил Сандэнс, сворачивая к роскошному, только что отстроенному зданию гостиницы.
Лестницу, что вела к парадному входу, украшали громадные вазоны с пышными цветами. Хлопали на ветру флаги. От всего этого великолепия Бутч поморщился – дурное предчувствие, уже давно зревшее у него внутри, лишь укрепилось. Сандэнс говорил громко, не скрываясь, так что его могли услышать прохожие, но никто вокруг, казалось, ничего не слыхал про Бутча Кэссиди, и лишь мамаши, оскорбленно поглядывая на острого на язык возчика, тащили прочь нагулявшихся детей.
– Так и есть, – кивнул Бутч.
– Вам выходить, дражайший сэр, – бросил Сандэнс. – Плати давай.
Ван соскочил с подножки и исчез, решив, вероятно, справить нужду. Бутч остался сидеть, оглядывая великолепный вход и красную ковровую дорожку, устилавшую ступеньки парадной лестницы. Внутренний голос кричал, не смолкая, но он так чертовски устал, что даже себе уже не верил.
– Мы здесь не останемся, – твердо сказал он.
Вытащил из кармана часы, взглянул на циферблат. Близился полдень. Они встретятся с мистером Хьюго, чтобы понять, как на самом деле обстоят дела, но потом… потом они подыщут себе другое жилье.
– У меня почасовая оплата, Кэссиди, – бросил Сандэнс. – И беру я недешево, но, если ты платишь, мы можем сидеть тут хоть целый день.
– У Джейн здесь встреча. Важная. Но нутром я чую, что надо отсюда бежать.
– Хочешь, мы с Гарри пойдем с тобой? – предложил Ван, внезапно возникший неизвестно откуда. – Постоим на стреме. Как в старые добрые времена.
Бутч уронил голову на грудь, закрыл лицо ладонями:
– Как, черт тебя раздери, ты меня нашел? А, Ван?
– Я тебя ждал, брат. Я знал, что ты объявишься. Рано или поздно.
– Но… почему?
– Потому что мы Дикая банда, – фыркнул Ван. – Мы семья.
– Нет никакой Дикой банды, Ван. Я много лет пытался тебе это втолковать. Но ты меня не слушал.
– Дикая банда будет всегда, Роберт Лерой. Мы войдем в историю. Наша банда будет жить в веках.
– Твоя дамочка… большая шишка? – И Сандэнс указал на имя Джейн в окружении ярких лампочек: афиша приглашала на первое выступление ее гастрольного тура в Карнеги-холле через два дня и на концерт в «Плазе» только для постояльцев гостиницы.
У Бутча скрутило живот от гордости и ужаса. Он совершенно не понимал, как им дальше быть.
– Ну да. А еще у нее большие неприятности. Мне нужно где-то поселить их с Огастесом на несколько дней. Не здесь. Где-то, где они будут в безопасности, пока я не придумаю, что дальше делать.
– Получается, теперь тебе нужна моя помощь… А убьешь ты меня когда-нибудь потом?
– Получается, что я вытаскивал вас двоих из дерьма последние семь лет, а Вана и того больше, черт его дери, и никогда ничего не брал взамен. Так что, когда я прошу вас исчезнуть, оставить меня в покое и не лезть в мою жизнь, то рассчитываю, что вы эту просьбу выполните.
Сандэнс тяжело вздохнул, приняв мученический вид, и наконец сдался:
– Моя сестра сдает две комнаты в своем доме, сейчас у нее как раз нет постояльцев. Она кормит, стирает, если нужно, и денег берет по-честному. У нее и канализация есть, так что не придется в темноте шастать в отхожее место.
– Думаю, нам это подойдет, – буркнул Бутч.
Кто знает, может, это решение окажется самым глупым за всю его жизнь.
– Джентльмены? – к ним шел швейцар. – Вы наши гости или привезли почту?
– Мы приехали пообедать.
С этими словами Сандэнс соскочил с козел, снял цилиндр и пыльник и остался в костюме, гораздо больше подходившем для обеда в «Плазе». Бутч слез за ним следом. У него дрожали колени, но он, несмотря ни на что, был рад, что ему не придется одному разбираться в ситуации, в которой он пока вообще ничего не понимал.
Он помог Джейн и Огастесу выйти из экипажа и вручил швейцару несколько банкнот, которые сумел выудить из кармана:
– Мы вернемся через час, самое позднее через два. Не выпрягайте лошадей, но дайте им немного воды и корма. И прошу, присмотрите за сундуками.
– Да, сэр, конечно.
Швейцар выдал Гарри талон, который следовало предъявить, чтобы забрать экипаж, и они, все впятером, самое странное сборище, которое только можно было вообразить, вошли в «Плазу».
Мистер Бэйли Хьюго кинулся им навстречу, широко раскинув руки и вытаращив глаза. Это был крупный, безукоризненно одетый мужчина, в облике которого неидеальной была единственная деталь – прядь прямых черных волос, то и дело спадавшая на лоб. Мистер Хьюго хорохорился, расточал улыбки и комплименты, но видно было, что он объят паникой.
– Мадам Туссейнт, вы приехали. Вы готовы петь? – Он бегло оглядел ее темно-синее дорожное платье и шляпу с широкими полями, украшенную перьями и гнездом с голубоватыми яйцами.
– Петь?
– Ну разумеется. Миссис Гарриман и миссис Луиза Карнеги организовали обед, чтобы отметить ваше возвращение в Нью-Йорк и начало американских гастролей. Уверен, вы знаете, что их помощь для нас очень важна. Гарриманы предоставили вам право свободного проезда на их поездах на все время гастролей, а миссис Карнеги многие годы оказывала поддержку Консерватории Туссейнт.
– Конечно… Но, мистер Хьюго, у меня нет ни музыкантов, ни готовой программы. Я думала, что сегодня за обедом мы лишь обсудим гастроли. Я не знала, что должна выступать.
– За роялем сегодня мистер Рейвел. Он аккомпанировал вам, когда вы в прошлый раз пели в Карнеги-холле, но, конечно, в составе оркестра. Он знает все номера из вашего репертуара. Просто скажите ему, что вы хотите исполнить.
Бутч заметил, что она злится, но она сразу сумела подавить раздражение и расправила плечи.
– А кто эти джентльмены? – Мистер Хьюго оглядывал разношерстных сопровождающих Джейн с выражением ужаса и изумления на лице.
– Это мой сын Огастес, думаю, вы его помните. – Джейн чуть подтолкнула Огастеса вперед, а потом взяла Бутча за руку, повыше локтя.
– Поверить не могу, как ты вырос. Когда я в последний раз тебя видел, ты был еще совсем малышом и все время цеплялся за подол мадам. А теперь вы с ней почти одного роста!
– А это мистер Ноубл Солт, мой импресарио на время американских гастролей. Он будет участвовать во всех переговорах и поможет мне принимать решения.
Мистер Хьюго раскрыл рот от изумления:
– Ваш импресарио?
– Да, мистер Хьюго, – подтвердила Джейн, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, и махнула рукой в направлении Вана и Гарри. – Эти джентльмены – мои охранники. Они присмотрят за моим сыном, пока я пою. Прошу, усадите их так, чтобы они не помешали дамам обедать, и накормите. Мы прибыли прямо с корабля, проголодались и очень устали. Как я уже сказала, я не ожидала, что буду сегодня выступать, но постараюсь не разочаровать публику.