— Условный срок отбываешь? Или уже?
— Уже, — скривился Ревень.
Лет двадцать пять-двадцать шесть, иные в этом возрасте уже по две ходки имеют, а у него в активе всего лишь условный срок. Как говорится, перед пацанами неудобно. Вот и приходится выкалывать перстни на пальцах, чтобы хоть как-то поднять свой статус. И крест на груди — как свидетельство кристальной честности перед воровским братством. А зачем ему кого-то в этом убеждать? «Держи вора!» — громче всех, как правило, кричит сам вор.
— За кражу личного имущества?
— Да!
— Никого не сдал? — глянув на крест, спросил Игнат.
— И не сдам! — с вызовом глянул на капитана Ревень.
— Кого ты не сдашь?
— Ну, если вдруг колоть будешь!
— Зачем колоть? Мне и так все про тебя известно. Это же на тебе вчера была оранжевая рубашка из нейлона.
— Какая рубашка из нейлона? — Ревень вскинул голову, но взгляд предательски дернулся, ушел в сторону.
— Если вдруг не расстреляют, если вдруг отсидишь срок, карман тебе вернут. Вместе с вещами.
— Что еще за карман?
— От твоей рубашки. С ним сейчас эксперты работают, кровь потерпевших смывают.
— Какую кровь смывают?
— Смывают — в смысле смыв делают. А ты кровь смывал, в смысле мылся, чтобы следов не осталось. Но под ногтями кровь осталась, криминалисты тебе это докажут.
— Не знаю я ничего! — Ревень дернулся, пытаясь увести руки за спину, но наручники сдержали этот порыв.
— Квася знает. И какая рубашка на тебе вчера была, знает. И как ты Анурова баллонным ключом ударил, видел.
— Кого я ударил?! — вскинулся задержанный.
— Не ты бил?… Верю! — презрительно скривился Игнат. — Квася шкуру свою спасает, на тебя все валит. И Лось той же дорогой пойдет.
— Не будет ничего подобного!
— Чего подобного?
— Не говорил Квася ни о какой рубашке!
— Не было рубашки?
— Ну, оранжевая рубашка, может, и была.
— Где она сейчас?
— Да какая разница?
— А если разницы нет, то где рубашка?
— А я должен отвечать?
— Пойми ты, рубаха-парень! Карман от твоей рубахи нашли на месте преступления! А на кармане этом твои потожировые выделения, ты здесь, образец для сравнения взять проще простого. Уже сегодня вечером будут доказательства, что ты был на месте преступления. И уже не важно, где ты спрятал рубашку без кармана, брюки, обувь…
Игнат резко схватил задержанного за ногу, осмотрел туфлю из плетеной кожи. Следов крови он не заметил, но понял, что обувь недавно мыли. Очевидно, перед тем как отправиться на станцию проката.
— Кожа у тебя на башмаке хреновая, в такой плетенке кровь, мой не мой, по-любому, останется, — отпуская ногу Ревеня, сказал Игнат. Хочешь, сейчас эксперта позову, он ультрафиолетом посветит, и ты увидишь следы крови!
Все криминалисты в работе, в отделении никого, а жаль, Игнату очень хотелось убедиться в своей правоте.
— Да нет там никакой крови! — Ревень инстинктивно подобрал ноги, пытаясь спрятать туфли под стулом.
— Тебя ведь сейчас в Геленджик отвезут. Резать будут, ногти выдергивать.
— Зачем резать? Зачем ногти? — не понял парень.
— Как зачем? Образцы на анализ брать!.. Кожу тонко режут, а ногти больно… Квася не дурак, он на тебя все стрелки перевел, его резать не будут.
— Не мог Квася меня сдать!
— И ты его не сдавай!
— Не собираюсь я его сдавать!
— Он даже не поймет, что ты сдал. Скажешь, где вы вчера переодевались, а я скажу, что сами, без тебя на эту малину вышли. А тебе зачтется. Может, условным сроком отделаешься.
— Не знаю ни про какую малину!
— Слушай, а почему ты условкой отделался? Кого вы там с пацанами обокрали?
— Ну было дело, — пожал плечами Ревень, настороженно глядя на Игната.
— Я ведь это дело подниму. И со следователем, который вел это дело, поговорю. Вдруг ты там кого-то сдал.
— Никого я не сдавал!
— Это ты так своим пацанам говоришь. И они верят, потому что следователь тебя не сдает. Но мне-то он скажет, двойное убийство, как-никак.
— Да не сдавал я! — От страха за свою шкуру Ревень побледнел.
— Да ты не бойся, я же никому не скажу. И на малину как бы сам выйду. Никто ничего не узнает.
— Да не знаю я ничего! — опуская голову, тоскливо произнес задержанный.
— Никто же не узнал, что ты пацанов своих на краже сдал. И насчет малины не узнают… Ну а если не скажешь… — Игнат выжидающе замолчал.
— Поселок Виноградный, дом девятнадцатый… Все, больше ничего не скажу! — Ревень с силой зажмурил глаза так, как будто собирался, подобно страусу, вбить голову в пол — за отсутствием песка.
— Я ничего не слышал. Но очень хорошо все запомнил.
Игнат вернул заключенного в камеру, проверил посты вокруг здания и в нем самом. Все патрульные на местах, вроде не спят. И младший лейтенант Чабанов уже на месте, второй оперуполномоченный. Высокий, худой, можно сказать, долговязый, волосы как солома, такие же светлые, сухие и ломкие, уши небольшие, но оттопыренные, для его фуражки в самый раз. Фуражка великоватая и, если бы не уши, козырек бы полностью закрывал глаза.
— Товарищ капитан, младший лейтенант Чабанов прибыл из краткосрочного отпуска по семейным обстоятельствам!
— Сопроводил тещу?
— Не знаю, кто кого! — улыбнулся парень.
Двадцать шесть лет ему, отслужил в армии, устроился на службу в поселковую милицию, сначала в патрульно-постовой службе лямку тянул, а после того как должность ввели, стал помощником оперуполномоченного розыска. Должность сократили, ввели полноценную единицу, и Чабанов свой шанс не упустил, занял должность. Даже звание офицерское получил.
— Так она же ногу сломала, а не ты.
— У нее щупальца!
— Не знаю, — качнул головой Игнат.
Ни жены у Жукова, ни тещи, не бывал он в шкуре Чабанова. Игнат просматривал его дело, парень обзавелся семьей, пока служил в армии, привез жену в родной Морячок, поселился у родителей. Теща к нему недавно приезжала, оступилась, сломала ногу, нет, здесь бы дождаться, когда кость срастется, домой стала рваться. Ну а Чабанов только рад стараться.
— Ты где служил, Чабанов?
— Расплескалась синева! — Парень распахнул ворот рубашки, обнажая край тельняшки.
— Ты-то мне и нужен!
На всякий случай Игнат вооружил Чабанова автоматом. Оружие на него переписывал Самойленко.
— Я с вами поеду! — сказал он, угрюмо глядя на Игната.
— Ну, поехали.
Не от него, так от того же Чабанова Самойленко узнает, где они были, и поймет, кто сдал воровскую малину. А метаться от адреса к адресу, изображая поиски малины, Игнат не собирался, не было у него на это времени. Так что безопасность Ревеня под угрозой. Если, конечно, на малине обнаружатся вещественные доказательства.
— Автомат брать? — спросил Самойленко.
— Одного хватит! — отрезал Игнат.
Не хватало еще очередь в спину от своего же подчиненного схлопотать.
Глава 6
Девятнадцатый дом располагался в тени горы почти с вертикальным откосом, к полудню здесь уже тень и приятная прохлада. А еще два больших раскидистых дерева, шелковица и яблоня. Дом из кирпича или блоков под слоем фасадной штукатурки, стены выкрашены известью с добавленной в нее синькой. И стены в трещинах, и отмостка вокруг дома разбита временем. Асфальтовая дорожка к дому также в трещинах, из которых перла трава. Рыжая, местами облезлая дворняга, будка с обрывками рубероида на крыше, собачьи экскременты в радиусе натянутой цепи — добрая часть двора загажена, а хозяину дома и дела до этого нет.
Запущенный двор, и дом не в лучшем состоянии, крыльцо деревянное, шаткое от того, что доски подгнили. А на крыльце мужские туфли, выставленные для просушки. Вымыли их дочиста, но еще не начистили, видимо, время не подошло.
Собака гавкнула пару раз, на крыльцо вышла молодая полнотелая женщина — такая же рыжая, как ее собака, вся в веснушках. Ничего не спрашивая, направилась к калитке. На ходу сглотнула слюну, как будто смачивала пересохшее от волнения горло. Может, потому и не говорила ничего, боясь, что голос выдаст волнение.
— Капитан милиции Жуков! — приложив ладонь к козырьку, представился Игнат.
Женщина кивнула в знак почтения, но не произнесла и слова.
— Проверка документов!
— Сейчас! — выдавила женщина, поворачивая к дому.
— Что сейчас?
— Паспорт принесу.
— Чей паспорт?
— Свой.
— Вы хозяйка дома?
— Да… Савохина Дарья Павловна.
— Ваш паспорт не нужен, нужен ваших жильцов.
— Каких еще жильцов? — И без того напряженный голос женщины дрогнул.
— Трое у вас живут, соседи говорят.
— Нет у меня никого!
— Как же нет, люди видели. Трое мужчин.
— Да нет никого! — Савохина указала рукой на дом.
— А чего вы так волнуетесь? — спросил Игнат, внимательно глядя на нее.
— Я волнуюсь?
— И правильно, между прочим, делаете. Жильцы ваши убийство совершили.
— Да нет у меня никаких жильцов! — сошла с лица женщина.
— Все верно, они у вас не жили, пришли к вам под утро. Избитые, в крови.
— Да что вы такое говорите!
— Дарья Павловна, у вас есть судимость?
— Ну что вы?
— Будет!
Игнат прошел во двор, не обращая внимания на собаку, которая почему-то пугливо пятилась от него.
— У вас, я вижу, туфли на пороге сушатся?
— Сушатся…
— Хотите, я скажу, чьи это туфли? Квасова Василия по кличке Квася.
— Да нет! — скривилась Савохина так, как будто ее правую щеку свело судорогой.
— Квасов сказал вам их выкинуть, а вы решили оставить. Действительно, чего добру пропадать?
— Я не знаю, как его зовут.
— А кого вы из них троих знаете?
— Диму Лосева. С мужем моим… учился…
— Может, сидел?
— Ну, может… — Вздохнув, Савохина отвела глаза.
— А где муж?
— Уехал. Развелись мы, он в Сибирь, на заработки отправился.
— Где одежда?
— Какая одежда?
— Которую Дима Лосев у вас оставил.