В первый день знакомства мы разговаривали на общие темы, ни о чем, начиная погодой и заканчивая тем, что творится в Москве. Потом Георгий попросил меня прийти на следующий день, но уже без моего коллеги, поговорить один на один для более близкого знакомства перед судом. В ближайшее время нам предстояло ознакомиться с обвинительным заключением по результатам следствия, так как оно должно было через несколько дней закончиться, и нам надо было избрать тактику защиты, согласовать с подзащитным позицию, которой следовало придерживаться в суде. Но поскольку мы, адвокаты, еще не распределили между собой, кто какие статьи берет, вероятно, Георгий хотел с каждым из нас поговорить и присмотреться к возможностям каждого, определив, какие статьи можно поручить каждому.
На следующий день я был в следственном изоляторе в назначенное время. Георгий приветливо поздоровался со мной, сел, и мы начали разговор. Практически сразу мы определились следующим образом. Каждый адвокат берет одну тяжелую статью и в качестве довеска одну менее сложную. Мне достались, по инициативе Георгия, обе не очень сложные статьи — о незаконном ношении оружия и о сопротивлении работникам милиции.
Мы стали разговаривать. Вскоре я выяснил, что жертвой Георгия был также уроженец Грузии, который занимал высокий пост в правительстве Гамсахурдия, затем, после трагических событий, перешел на высокие должности в коммерческих структурах. По словам Георгия, он обобрал практически половину Грузии, беря деньги, кредиты под различные коммерческие сделки, а потом просто-напросто «кидал» всех.
Забегая вперед, скажу, что потом через правоохранительные органы удалось выяснить, что на самом деле на потерпевшего «наезжаю» несколько грузинских бригад во главе с другими ворами в законе, которых, в свою очередь, нанимали кредиторы, кому потерпевший был должен крупные суммы денег. Не знаю, что произошло, но когда Георгий со своими людьми «наехал» на потерпевшего, то ли тому все надоело, то ли он на московский РУОП имел какие-то виды, но маховик правосудия закрутился. Потерпевший тут же поехал в РУОП, написал соответствующее заявление, дал показания. В ближайшее время Георгий и его люди были арестованы и задержаны по суровым обвинениям Уголовного кодекса.
Таким образом, мне отводилась роль далеко не первой скрипки в будущем уголовном процессе, как я думал тогда. Однако последующие события стали складываться очень странным образом. Георгий просил меня чаще приходить к нему, практически через день. Для меня это было непонятно. Ведь я был далеко не ведущим адвокатом, и статьи, которыми я занимался, особой погоды ему не делали. И поэтому внимание, уделяемое мне Георгием, было для меня странным.
При встречах Георгий старался изучить меня, постоянно расспрашивал. Кроме того, он рассказывал мне о разных случаях из своей жизни и спрашивал мое мнение. Я понимал, что все это какая-то примерка, подготовка к непонятной пока для меня миссии.
Наконец, совершенно неожиданным был для меня его вопрос, каковы мои взаимоотношения с коллегами-адвокатами, которые участвуют в его деле. Я был ошарашен.
— В каком смысле? — переспросил я. — Нормальные отношения.
Тогда он сказал:
— А как с точки зрения нераспространения информации?
— Что ты имеешь в виду?
— С точки зрения того, не делитесь ли вы информацией со своими коллегами.
— В отношении дела я обязан делиться, — объяснил я. — А в отношении наших с тобой разговоров — я не вижу причин для того, чтобы пересказывать их кому-то, поскольку они не имеют никакого значения для будущего уголовного процесса.
Но Георгий не унимался. Он спросил, могу ли я выполнить одно поручение личного характера. Я пожал плечами:
— Смотря какое поручение. Если оно не очень опасное… — Конечно, я пошутил, но мне было немного странно, какое еще поручение может быть мне дано, и к чему такая длительная подготовка и проверка со стороны клиента.
Вероятно, Георгий тоже понял это, потому что сказал:
— Дело в том, что мне нужно передать записку одному человеку, вернее, одной женщине. Но сделать это так, чтобы никто из адвокатов, ваших коллег, не узнал об этом.
— В этом нет никакой проблемы, — сказал я. — Этим никто интересоваться не будет.
— Напрасно вы так думаете! — перебил меня Георгий.
— Хорошо, — кивнул я, — это можно сделать. Но как я найду эту женщину?
— Сейчас я все вам дам. — И Георгий тут же сел писать записку. Писал он ее минут сорок. Потом сделал то, что обычно делают в следственных изоляторах и тюрьмах: скатал записку в тоненькую трубочку, напоминающую сигарету, потом взял целлофановый пакетик, тщательно запечатал его с помощью зажигалки. Таким образом, получилось что-то вроде сигареты в футлярчике. В тюрьмах это называют «малявой». Сверху он написал телефон и имя. Я прочел — Майя. Телефон был где-то в Центре, в районе Арбата.
— Вот по этому телефону позвоните, — сказал Георгий, — скажите, что вы от меня, и она с вами встретится. Передайте ей, пожалуйста, записку. Но еще раз прошу, чтобы вы об этом никому не говорили.
— Конечно! — заверил я Георгия. — Не понимаю, кому до этого может быть дело!
Получив записку, я вышел из следственного изолятора. Мне было очень странно, почему Георгий передал эту записку через меня и почему потребовал, чтобы я скрывал от других это поручение.
В этот же вечер я набрал номер телефона Майи. На другом конце провода сняли трубку. Женский голос с явным грузинским акцентом ответил:
— Алло!
— Мне, пожалуйста, Майю, — попросил я.
— Я слушаю.
— Знаете, — сказал я, — это вас беспокоит… — И коротко сообщил, что я адвокат, звоню от Георгия.
Майя очень обрадовалась.
— Как мне с вами встретиться? — спросила она.
— Это проще простого, — ответил я. — Только давайте встретимся завтра…
— Нет, давайте сегодня! Пожалуйста! Я приеду, куда вы скажете!
Мне стало жаль ее.
— Вы живете где-то в районе Старого Арбата? — спросил я.
— На Калининском проспекте.
— Давайте встретимся в центре.
Мы назначили место встречи, и я выехал. Всю дорогу я ругал себя: выдался свободный вечер, который можно провести в семье, отдохнуть, а тут опять срывайся с места и выполняй поручения, езжай на встречу с клиентом! Вот когда инициатива бывает наказуема! Наказал сам себя — позвонил бы завтра утром, и встреча была бы совершенно обычной, в рабочем графике. Но теперь отступать было некуда, и встреча должна состояться.
Встреча состоялась через несколько минут в районе Калининского проспекта. Я ждал Майю в одном из уютных кафе. Вскоре она появилась. Это была женщина лет двадцати пяти — двадцати восьми, высокая, темноволосая грузинка, симпатичная. Она подошла ко мне и поздоровалась, назвав меня по имени-отчеству.
— Да, это я.
Майя стала внимательно вглядываться в мое лицо, как бы изучая его. Не зная, с чего начать разговор, я вытащил записку и протянул ей, как в шпионских фильмах, прикрыв ее ладонью руки. Майя взяла записку и быстро положила ее в карман. Я, как заправский разведчик, быстро оглянулся по сторонам — не видит ли кто. Майя даже улыбнулась, вероятно, от комичности ситуации.
— Ну как он там? — спросила она.
— Ничего, держится неплохо.
— Наконец-то вы вошли в дело! — сказала Майя. — Я так долго этого ждала!
Я опешил от неожиданности такого заявления. Чего она так долго ждала? Почему именно я должен был войти в дело? Я адвокат, не являющийся ведущим в этом уголовном деле, а так, стоящий где-то сбоку… Почему ставка делается именно на меня?
— А когда вы пойдете к нему в следующий раз? — продолжала тем временем Майя.
Я понимал, что следующий раз будет, когда она напишет письмо.
— Когда вы напишете ответ, — сказал я.
— Я напишу завтра. Давайте встретимся с вами завтра!
— Давайте, — сказал я.
— Но на сей раз я сама подъеду к следственному изолятору, чтобы не гонять вас. Во сколько вы можете быть там завтра?
Я достал из кармана записную книжку и стал листать ее.
— Где-то около двух, — сказал я. — Вас это устроит?
— Вполне. Значит, встречаемся в два часа.
Вскоре мы расстались. Я сел в машину и направился к дому. Всю дорогу меня не покидала мысль о том, почему мне отводится такая роль в этом деле? Я не связан с будущим судебным прочески не живу уже долгое время. А Майя — та женщина, с которой я был последнее время. И если все удастся, — он посмотрел на потолок кабинета, — то первым делом, как только я выйду на свободу, сразу женюсь на Майе. Но ситуация складывается так, что, к сожалению, по всем нашим обычаям и законам, я не имею права — «масть» обязывает, — уточнил он, — официально с ней сейчас контактировать. Поэтому мы и привлекли к осуществлению этой связи именно вас.
— Значит, я выполняю роль почтальона?
— Нет, почему же! Наоборот. Вы будете участвовать в процессе. Единственное, поймите меня правильно, Майя для меня — как глоток воздуха в этой клетке, в этом каменном мешке. Поэтому я очень прошу вас не отказываться от той миссии, которую вы выполняете! Вам же это ничего не стоит! В конце концов, мы будем платить вам за это. Я буду платить вам сам, деньги у меня есть.
Я прекрасно понимал, на что намекал Георгий. Существует так называемый тюремный воровской общак, который обычно хранили воры в законе. Действительно, Георгий тут же достал из одного потайного места несколько стодолларовых банкнот и протянул их мне.
— Нет, ничего мне не надо! — замотал я головой. — За письма деньги брать — за кого вы меня принимаете!
— Нет, возьмите, я вас очень прошу! — настаивал Георгий.
— Я деньги брать не буду. Если нужно — пожалуйста, я готов дальше выполнять эту работу. Просто мне многое было непонятно, а теперь вы все объяснили.
— Извините, пожалуйста, — сказал Георгий, — если что-то не так, если мы вас чем-то обидели…
— Нет, все в порядке, — ответил я, улыбнувшись.
Тут Георгий убрал деньги и неожиданно решил уточнить:
— У нас очень строгие обычаи, почти как в Италии. — Он усмехнулся, намекая чуть ли не на «Ромео и Джульетту». — Отношение к браку в грузинских семьях консервативное. Хотя я не живу с женой, но она моя законная супруга. Кроме этого, у нее есть родители, сестра, которые тоже наблюдают за этой ситуацией. Поэтому мы и не стали представлять вас семье как моего адвоката, тогда как другие адвокаты, ваши коллеги по моему делу, с семьей контактируют.