Следствие на удивление быстро вышло на украденные бриллианты. Уже в начале января 1982 года в аэропорту Шереметьево был задержан гражданин, у которого было найдено несколько камней из коллекции Бугримовой. От него ниточка потянулась не к кому-нибудь, а к самому… Борису Буряце, который, как мы помним, был любовником не кого-нибудь, а Галины Брежневой. В его квартире произвели обыск, после чего он был вызван на допрос в следственный изолятор КГБ в Лефортово.
Далее, согласно всё той же версии из КГБ, следствие по этому, явно беспрецедентному делу стал курировать 1-й заместитель шефа КГБ Семён Цвигун, который был приятелем Брежнева («молдавская команда»). И ему было явно не по себе от того, что в деле стала фигурировать фамилия дочери Генерального секретаря. Очередного громкого скандала престарелый Генсек мог попросту физически не перенести. Однако дело требовало хоть каких-то действий со стороны Цвигуна, и он 19 января 1982 года отправился на прием к главному партийному идеологу Михаилу Суслову. Разговор проходил за закрытыми дверями, с глазу на глаз, и содержание его навсегда теперь окутано тайной. Но результат известен. Выйдя от Суслова, Цвигун уехал на свою дачу в Усово и в 16 часов 15 минут покончил жизнь самоубийством, выстрелив в висок из пистолета «макаров». 24 января во всех центральных газетах появился некролог на Цвигуна, но ни один из трех могущественных деятелей страны (Брежнев, Суслов, Кириленко) под ним не подписался. А через несколько дней и этот триумвират понес потери: 25 января у Михаила Суслова случился инсульт, и он скончался. В день его похорон по приказу Ю. Андропова КГБ провел серию арестов в среде друзей и знакомых Галины Брежневой. Одним из первых был арестован председатель Союзгосцирка Анатолий Колеватов.
Итак, так выглядит официальная, гэбэшная версия. В реальности всё могло происходить ровно наоборот. Например, известно, что с осени 1981 года Цвигун внезапно заболел. Врачи выписали ему лекарства, но они только усугубляли ситуацию – здоровье генерала ухудшалось, он даже стал терять голос. В итоге в начале 1982 года он попросил своего прежнего лечащего врача М. Перельмана, который оперировал его по поводу онкологии, осмотреть его снова. Врач собрал консилиум и, осмотрев Цвигуна, вынес вердикт: лечение неправильное и лекарства надо поменять. Как только это было сделано, Цвигун стал выздоравливать и в 20-х числа января собирался вернуться к своим рабочим обязанностям. Но 19 января он внезапно кончает жизнь самоубийством (кстати, так и не встретившись с Сусловым и Брежневым, встреча с которыми была назначена на 22 января). Скорее всего – Цвигуна убивают, сымитировав суицид. Для чего? Для того, чтобы он не вернулся на Лубянку и не вмешался в ход той борьбы, которая развернулась в кремлёвских верхах.
Под эту версию подпадает и смерть Суслова. По словам его дочери, которая находилась рядом с отцом в «кремлёвке», ситуация выглядела следующим образом (эту версию с её слов много позже озвучит зять Суслова – член-корреспондент РАН Л. Сумароков). Вечером 21 января, когда они с отцом смотрели в больничной палате телевизор (показывали передачу про очередную годовщину смерти В. И. Ленина), к ним вошёл врач с подносом, на котором были стакан с водой и таблетка. Врач попросил Суслова выпить лекарство, что главный идеолог партии и сдеал. А спустя несколько минут ему стало плохо – он потерял сознание и скончался через два дня, так и не приходя в него. Судя по всему, и эта смерть была результатом той самой борьбы за власть, которая развернулась на самом кремлёвском верху.
О том, кому в первую очередь была выгодна смерть Суслова, можно судить о тех кадровых перестановках, которые вскоре последовали. А именно – место Суслова занял Юрий Андропов. Ведь из кресла главного идеолога и человека в партии N2 было легче всего перекочевать в кресло Генерального секретаря ЦК КПСС. Правда, Брежнев считал иначе. Он согласился с этим перемещением (оно было утверждено на майском Пленуме ЦК КПСС), однако Андропов оказался генералом без армии. В его компетенции оставили только польское направление (напомним, что до своего шефства в КГБ Андропов возглавлял Отдел по связям с соцстранами), а все остальные он не курировал. Таким образом Брежнев и Ко ослабляли позиции Андропова в партийном аппарате. И на место генсека был намечен друг Брежнева – лидер компартии Украины Владимир Щербицкий. Для чего КГБ возглавил не ставленник Андропова Виктор Чебриков, а недавний глава КГБ Украины Виталий Федорчук. Он был выходцем из 3-го Главного управления КГБ (военная контрразведка) и его кандидатуру двинул на Лубянку начальник этого управления Георгий Цинёв – ещё один приятель Брежнева и соперник Андропова.
Тем временем в июле 1982 года в Москве состоялся суд над группой милиционеров, которые в конце декабря 1980 года участвовали в убийстве сотрудника центрального аппарата КГБ. Четверых суд приговорил к расстрелу. После этого Генеральный прокурор СССР А. Рекунков направил в ЦК КПСС информацию о результатах расследования, в которой отмечалось: «Основной причиной, способствовавшей совершению преступления, была сложившаяся обстановка пьянства, нарушений служебной дисциплины, бесконтрольности и попустительства грубым нарушением социалистической законности.
Дезорганизация работы, фактическое разложение личного состава толкали работников милиции на злоупотребление предоставленной им властью. Многие сотрудники рассматривали работу как источник личного обогащения… Особое озлобление у них вызвали попытки отдельных граждан защитить себя от чинимого произвола. За это они подвергались избиениям, запугиванию, шантажу, фабриковались акты опьянения, протоколы о мелком хулиганстве… Милиционер Лобов за большое число задержанных был занесен на Доску почета, награжден медалью «За 10 лет безупречной службы», имел более пятнадцати поощрений. В ходе следствия выяснилось, что он хронический алкоголик, в течение пяти лет грабил и избивал задержанных, совершил несколько убийств… Обстановка безнаказанности, нетерпимости к критике, круговая порука, укрывательство беззаконий привели к разложению многих работников, толкали их на путь преступлений…».
Подобный документ, со страниц которого вставал во весь свой рост отнюдь не тот глянцевый образ советского милиционера, о котором писалось в прессе и говорил в своих докладах Н. Щелоков, ничего, кроме злобы и раздражения, у руководства МВД СССР вызвать не мог. Андропову же это, наоборот, было только на руку. Противостояние между ним (даже на посту главного идеолога) и Щелоковым к тому времени зашло настолько далеко, что ни о каком компромиссе речи быть не могло.
Едва закончился суд и выводы Прокуратуры СССР ушли в ЦК КПСС, за их дальнейшее прохождение на самый «верх» взялся заведующий сектором Отдела административных органов ЦК Аальберт Иванов. Однако обладание подобными взрывоопасными документами дорого обошлось ему. 17 июля 1982 года его обнаружили мертвым в собственной квартире. Рядом с ним на полу лежал пистолет, что позволило весьма скоротечному следствию списать это дело на самоубийство (как и в случае с Цвигуном).
Действительно, нешуточные страсти разгорелись в середине 82-го года между двумя силовыми ведомствами страны. И это понятно, поскольку на носу был ноябрьский Пленум ЦК КПСС, на котором должны были произойти роковые для Андропова и Ко события. Генеральным секретарём ЦК КПСС должен был стать Владимир Щербицкий, а председателем Совета министров СССР (либо главой Отдела административных органов ЦК КПСС, который курировал весь силовой блок) – Николай Щёлоков (его кресло в МВД тогда досталось бы Юрию Чурбанову). Поэтому КГБ стремился всячески дискредитировать конкурента – МВД. И дело об убийстве на Ждановской было удобным поводом. Ведь кто знает, какой еще повод использовал бы Андропов в своей борьбе против Щелокова и его ведомства, не погибни в декабре 80-го офицер КГБ от рук именно милиционеров. Ведь 20 октября 1982 года на стадионе в Лужниках во время футбольного матча между московским «Спартаком» и голландским «Харлемом» в результате преступной халатности сотрудников 2-го полка патрульно-постовой службы милиции погиб не один, а 66 человек, среди которых имелось много подростков, однако этот случай не вызвал гневной реакции ни со стороны союзной Прокуратуры, ни тем более КГБ. К тюремному сроку на три года осудили лишь директора Лужников, который к тому времени находился на посту всего два месяца. А вот начальника ГУВД Мосгорисполкома В. Трушина даже ни в чем не упрекнули, хотя в «Плане обеспечения охраны общественного порядка на БСА Центрального стадиона им. В. Ленина», утвержденном именно В. Трушиным, говорилось, что милиция «обязана следить, чтобы во время входа и выхода зрителей не образовывалось скопления большого количества людей с целью предотвращения несчастных случаев». Вместо этого милиция в тот день, осерчав на неугомонных фанатов «Спартака», пустила их в единственный проход, где большинство из них и погибло в стихийной давке. Следствие, которое проводила Московская прокуратура, сделало все от нее зависящее, чтобы отвести удар от московской милиции.
Но вернемся на месяц назад, а точнее – к 10 сентября 1982 года. Вокруг этой даты была придумана в конце 80-х еще одна легенда (видимо, всё тем же Отделом «А» КГБ СССР). Изложим её полностью.
В тот день в 10 часов утра Щелоков направился на прием к Леониду Брежневу и, обрисовав ему ситуацию, складывающуюся в результате попыток шефа КГБ захватить власть, выпросил у больного Генсека разрешение на арест Андропова. Оно было получено, и Щелоков приступил к активным действиям. С одной из подмосковных баз в Москву двинулось три группы специального назначения МВД СССР. Одну из них предполагалось направить к дому, где проживал Андропов, по Кутузовскому проспекту, 26 (по иронии судьбы в этом же доме и даже в одном и том же подъезде проживали и Брежнев, и Андропов, и Щелоков), другую – к зданию КГБ на Лубянке, третью – к зданию ЦК на Старой площади. Но руководитель одной из групп предал Щелокова и сообщил об операции в КГБ. Действия комитета оказались еще более молниеносными и результативными. На проспекте Мира пять автомашин с сотрудниками МВД блокировали два десятка гэбэшных машин, то же самое случилось с машинами МВД у Старой площади. Лишь группа, двигавшаяся к Кутузовскому проспекту, успешно достигла цели и вступила в бой с гэбэшной охраной престижного дома. Но схватка была скоротечной и не в пользу подчиненных Щелокова. Победа Андропова была окончательной и бесповоротной. Телефонная связь с миром, которая прервалась в два часа дня 10 сентября, к утру 11 сентября была восстановлена, люди, взбудораженные слухами о стрельбе в районе Кутузовского проспекта и бросившиеся скупать в магазинах товары первой необходимости, постепенно успокоились. В сущности, большинство из них уже и не верили ни в какие перемены и оставались безучастными к событиям в политической жизни страны.