Бандиты ведь принадлежат воспоминаниям, в отличие от официальной книжной истории. Они часть той истории, которая состоит не столько из перечня событий и их героев, сколько из символизма тех факторов, что определяют жизнь бедняков (управляемых в теории, а на деле неуправляемых): из справедливых монархов и людей, несущих народу справедливость. Именно поэтому легенда о бандитах по сей день имеет власть над нами. Предоставим последнее слово Ивану Ольбрахту, который написал об этом лучше всех.
«У человека неутолимое стремление к справедливости. В душе своей он восстает против общественного порядка, который отказывает ему в ней, и против того мира, в котором живет, какой бы он ни был, он обвиняет общественный уклад или всю материальную вселенную в несправедливости. Он наполнен странным, упорным желанием помнить, выдумывать вещи, события и менять их; и вдобавок он несет внутри себя желание иметь то, что ему нельзя иметь — хотя бы даже в форме волшебной сказки. Это вероятно основа героических сказаний всех времен, всех верований, всех народов и всех сословий»{94}.
Включая и нас. Именно поэтому Робин Гуд и наш герой тоже, и останется таковым.
Приложение АЖенщины и бандитизм
Общеизвестно, что бандиты склонны к распутству, а их статус и собственная гордость подразумевают демонстрацию мужественности, так что в большинстве случаев женщины среди бандитов играют роль любовниц. Несоциальные бандиты могут удовлетворять свои сексуальные потребности посредством насилия, что в некоторых обстоятельствах гарантирует молчание жертвы («Они сказали, что делают с нами все это, чтобы нам было слишком стыдно об этом рассказывать и чтобы показать, на что они способны», — сообщила колумбийская девушка партизанам, к которым потом примкнула){95}. Однако, как уже давно отметил Макиавелли, связываться с женщинами — это верный путь к потере популярности, и потому бандитам, рассчитывающим на народную поддержку или хотя бы молчаливую солидарность, необходимо сдерживать свои инстинкты. В банде Лампиона насилие было под запретом («за исключением важных причин», то есть предположительно в наказание, для возмездия или устрашения). Политизированные крестьяне-партизаны применяли это правило со всей строгостью: «Мы объясняем правило: партизан, который насилует женщин, любую женщину, идет под трибунал». Но и среди бандитов, и среди партизан, «если это происходит без принуждения, если женщина соглашается, то нет проблем»{96}.
Как правило, бандиты навещают своих любовниц, что способствует многоженству. Но известны и редкие случаи, когда девушки делят тяготы бродячей жизни с мужчинами. Банда Лампиона, судя по всему, была единственной такого рода на северо-востоке Бразилии. Даже в том случае, когда планировалась особенно долгая и опасная экспедиция, женщин предпочитали не брать с собой, часто вопреки их желаниям, поскольку их присутствие мешало бы обычным любовным приключениям мужчины «из уважения к постоянной партнерше»{97}. Женщины внутри банды обычно не выходили за пределы принятой гендерной роли. Они не носили оружия, как правило, не принимали участия в боевых действиях. Мария Бонита, жена Лампиона, вышивала, шила, готовила пищу, пела, танцевала, воспитывала детей прямо среди зарослей… Ей было достаточно того, что она вместе с мужем. Когда требовалось, она бралась за оружие, но в основном занимала позицию наблюдателя, упрашивая мужа не рисковать понапрасну{98}. Но например, Дадá, жена его лейтенанта Кориско, была ближе к леди Макбет и вполне могла сама командовать бандой. Совместное проживание даже незначительного числа женщин в мужской банде влечет за собой очевидные неудобства. Их присутствие минимизирует страх перед грозным предводителем, равно как и дисциплинированную мораль в партизанских группах с высокой политической сознательностью. Вероятно, это главная причина, по которой бандиты неохотно берут с собой женщин и стараются не связываться с пленницами. Ничто так не подрывает солидарность, как сексуальное соперничество.
Вторая и менее разрекламированная роль женщин в бандитском мире — это роль сторонниц и связных с внешним миром. В основном, следует полагать, они помогают своим соплеменникам, мужьям и любовникам. Вряд ли что-то еще можно к этому добавить.
Третья роль — это сами бандитки. Очень немногие женщины становились активными бойцами, но в балладах балканских гайдуков встречается достаточно упоминаний (см. Главу 6){99}, чтобы предположить присутствие такого явления хотя бы в некоторых частях света.
В перуанском департаменте Пьюра, к примеру, известно о нескольких женщинах в период 1917–1937 годов, которые были предводительницами банд: в частности, Роса Пальма из Чулуканас, которую, как говорили, уважал даже прославленный Фройлан Алама, самый известный бандитский главарь того времени; лесбиянка Роса Руириас из Морропона, в особенности воинственной общины; и Барбара Рамос из Упалас-Гасиенда{100}, сестра двух бандитов и подруга третьего[69]. Эти девушки были известны как отличные наездницы, меткие стрелки, а также славились отменной смелостью. За исключением пола, вряд ли они хоть чем-то отличались от любого другого бандита.
История аргентинского разбойничества знает одну прекрасную montonera[70] и грабительницу с большой дороги, Мартину Чапанай (1799-1860-е), индейского происхождения, которая сражалась бок о бок с мужем и продолжала это делать после его смерти{101}.
В великом китайском романе «Речные заводи» встречаются героини, но в Китае, как и повсюду, было очень немного женщин — рядовых бандитов. Учитывая практику бинтования ног, которая затрудняла для женщин свободное пешее передвижение, это совсем не удивительно (женщины встречались чаще в районах верхового разбойничества и там, где ноги не бинтовались — как, например, среди этнической группы хакка на юге Китая). Удивительнее то, что значительное число женщин фиксируется среди бандитских вожаков начиная с тайпинского восстания (поразительная Сю Сяньянь, у которой была устойчивая репутация «убивающей богатых и помогающей бедным», стала героиней многочисленных поэм). Как правило, они, по-видимому, подавались в бандиты, чтобы отомстить за смерть мужей или, реже, других родственников, что может объяснять редкое упоминание их имен в записях.
Месть двигала и женщинами в Андалусии, где они не только упоминались в документах как serranas{102} (горянки), например Торральба из Лусены в XIX веке (носившая мужское платье) и Мария Маркес Сафра (Ла Маримачо), но и занимали особое место в бандитских легендах. Типичная горянка обращалась к разбою вообще, а к мести мужчинам в частности по той причине, что была «обесчещена» (то есть лишена девственности).
Такая активная реакция на лишение чести несомненно встречается среди женщин еще реже, чем среди мужчин, но защитники более воинственных видов женской эмансипации могут быть удовлетворены тем фактом, что даже в традиционных обществах это встречалось. Однако, как и многие другие аспекты бандитизма, этот предмет нуждается в дальнейшем исследовании. В процессе возмездия большинство «обесчещенных» женщин в обществах, пестующих бандитизм, видимо, находило себе защитников среди сильного пола. Защита «чести», то есть по большому счету сексуальной «чести» женщин, является, вероятно, наиболее важным мотивом, который толкал мужчин к разбойничеству в классических бандитских регионах Средиземноморья и заокеанской Латинской Америки. Бандит в этом случае сочетал в себе функции одновременно и Статуи Командора и Дон Жуана, но и в этом, как и во многих других отношениях, он разделял ценности своего социального космоса.
Приложение ББандитская традиция
I
Как известно каждому кино- и телезрителю, бандитов любой природы всегда окружает облако мифов и вымыслов. Как нам добраться до истины? Как нам проследить образование мифов?
Большинство бандитов, вокруг которых образовывались такие мифы, уже давно на том свете: Робин Гуд (если он был) жил в XIII веке, хотя в Европе более распространены герои, чьи прототипы жили в XVI–XVIII веках, возможно, в связи с распространением книгопечатания, которое дало главный импульс для сохранения памяти о бандитах прошлого — дешевые популярные листки или брошюры-памфлеты.
Одни рассказчики сменяются другими, места и публика варьируются от поколения к поколению, что доносит до нас очень мало документальной информации о бандитах, но тем не менее сохраняет память о них самих. Если о них не сохранилось упоминаний в государственных и судебных архивах, мы вряд ли найдем какие-то иные прямые свидетельства современников. Подобные сведения оставляли иностранные путешественники, захваченные в плен бандитами, особенно на юго-востоке Европы начиная с XIX века; а также журналисты, спешащие сделать интервью с падкими на это юными бандитами не ранее начала XX века. Но даже эти свидетельства нельзя принимать за чистую монету, хотя бы потому, что сторонние люди редко разбирались в особенностях местных ситуаций, даже если понимали местные, зачастую сложные диалекты (в редких случая