один Лоу зачитал смертный приговор, лицо приговоренного закрыли колпаком, на голову накинули петлю и отправили в мир иной. После того как стало ясно, что он мертв, его тело поместили в приготовленный гроб и отправили под присмотром докторов Буна и Дайера в судебное управление на предмет вскрытия. Подразумевается, что умер он от удушения, а шейные позвонки в результате падения остались целы».
4
В Чикаго не было ответственного за правопорядок среди гражданского населения вплоть до осени 1825 года, когда на должность констебля первого участка округа Пеория – одного из самых глухих и опасных мест на северо-западе Иллинойса – был назначен Арчи Клайберн, уроженец Вирджинии и один из основателей местной мясоперерабатывающей промышленности. Разумеется, один человек был попросту не в силах контролировать такую территорию, для которой маловато и нескольких десятков людей; но до тех пор, пока численность белого населения этого участка не превышала сотни жителей, в регулярном патрулировании особой необходимости не было. Как показывают копии полицейских отчетов, Клайберн ни разу никого не арестовал; в его официальные обязанности входило посещение приграничных судов и выдача документов от имени органов правопорядка. Вот одно из брачных удостоверений, выданных в округе Пеория во времена Клайберна:
«ОКРУГ ПЕОРИЯ ШТАТА ИЛЛИНОЙС
с радостью доводит до всеобщего сведения,
что Джон Смит и Пегги Майерс теперь живут вместе.
Как заведено в подведомственном мне участке
и данной мне властью объявляю их мужем и женой
навеки, покуда супругов не разлучит смерть».
В анналах ранней истории Чикаго в списке городских властей, избранных на первых муниципальных выборах 1833 года, нет никаких упоминаний о начальнике полиции. Нет, впрочем, и свидетельств о наличии полицейской службы, как таковой, вплоть до 1835 года. В тот период за правопорядок в поселке отвечал констебль Рид, чиновник из округа Кук, – довольно таинственный персонаж, который бегло упоминается в очерках Андреаса и других историков под именем «прибрежный смотритель», которому доверялись ключи от городской тюрьмы. Методы борьбы с преступностью ограничивались расклейкой на перекрестках огромных плакатов, которые предупреждали горожан, что нарушение закона грозит неизбежными штрафами и что половина этой суммы будет выплачена доносчику. До завершения строительства в 1851 году тюрьмы на углу Полк– и Уэллс-стрит арестованные, у которых не было денег на выплату штрафов, просто заковывались в цепные кандалы с чугунным шаром на конце и в таком виде отбывали трудовую повинность по уборке и ремонту городских улиц.
Первым полицейским в Чикаго стал некий О. Моррисон, о котором практически ничего не известно, за исключением того, что он был впервые избран в 1835 году и повторно на следующий год. В 1836 году – уже на пост верховного констебля – был выбран Джон Шригли, и одновременно было создано полицейское управление, соответствующее новому, городскому, статусу Чикаго. Устав предусматривал также назначение городским советом по одному помощнику констебля от каждого из шести административных районов, на которые был поделен весь город, но название получили только два из них. Когда в 1839 году Сэма Лоу избрали на пост городского маршала – одновременно его называли верховным констеблем и главным городским смотрителем, – в его подчинении находилось всего три помощника. На протяжении следующих пятнадцати лет эта структура оставалась неизменной, и численность чикагской полиции не превышала девяти человек, хотя за то же время население с 4,5 тысячи выросло до более 80 тысячи человек.
Столь небольшой группе людей было заведомо не под силу контролировать порядок на улицах такого большого и неоднородного по составу города, поэтому на протяжении всех 1850-х годов властям поступали многочисленные жалобы по поводу крайне малой эффективности работы городской полиции и некомпетентности ее сотрудников. Комментируя очередное ограбление в выпуске газеты «Американец» от 3 мая 1850 года, корреспондент пишет: «Разумеется, городская служба правопорядка ничего об этом не знала. Вероятнее всего, в это время они отдыхали в более приятной обстановке». А несколько месяцев спустя, уже в августе, было опубликовано письмо налогоплательщика, где говорилось, что следить за правопорядком назначили «самых неподходящих людей», что «полицейских набрали из приезжих вместо того, чтобы пригласить добропорядочных горожан», и что «бывших матросов с неизвестными наклонностями предпочли хорошо известным гражданам». Тем не менее, в том же году работа уличных патрульных получила общественное одобрение, когда те остановили кровавую разборку двух групп вооруженных солдат в «Доме фермера», низкосортной забегаловке на углу Ласалль– и Уотер-стрит. Двух констеблей, следивших за общественным порядком, вышвырнули из пивной на улицу, при этом одному из них «раскроили голову палкой». Но им на помощь поспели трое патрульных, которые пробились к таверне и, «ворвавшись внутрь, сумели разогнать солдат своими дубинками, а затем отволокли истекавших кровью вояк в кутузку».
Несмотря на очевидные недостатки системы, построенной на констеблях и патрульных, городские власти Чикаго не создали ничего лучшего вплоть до 1855 года, когда городской совет принял серию постановлений по созданию полицейского управления. Первым начальником полиции был назначен Сайрус П. Брэдли – знаменитый в Чикаго доброволец-пожарный, а позднее не менее известный частный детектив и член Секретной службы. Были созданы три полицейских участка и оборудованы соответствующие посты, а в штат набрали около восьмидесяти сотрудников. Некоторые историки утверждают, что чикагские полицейские с самого начала носили на груди звезды, но факты говорят о том, что у них не было никаких знаков отличия вплоть до 1857 года, когда мэр Джон Вентворт ввел в практику звезды, сделанные из кожи, и разрешил патрульным носить днем тяжелые трости, а по вечерам полицейские дубинки. Каждый полицейский, кроме того, был снабжен «трещоткой», своего рода погремушкой, которую впоследствии заменили свистком. В 1858 году другой мэр Чикаго, Джон Хейнс, заменил кожаные шерифские звезды на латунные и ввел первую униформу – синюю куртку и темно-синюю фуражку с золотым кантом. Он же увеличил численность полицейских до ста человек.
Первое настоящее крещение чикагская полиция получила во время знаменитого пивного бунта 1855 года, который серьезно потряс весь город. Поводом для волнений послужила попытка властей добиться соблюдения закона о закрытии злачных заведений по воскресеньям и увеличения платы, взимаемой с салунов за лицензии. Но за этим стояли две более глубокие причины: одна из них заключалась в резком усилении движения за сухой закон, развернувшегося по всей стране, особенно зимой 1854/55 года, что побудило законодателей штата Иллинойс составить проект чрезвычайно жесткого закона по ограничению торговли алкоголем, который выносился на всенародное голосование, намеченное на июнь 1855 года. Вторая причина состояла в обострении ксенофобии, которая охватила Соединенные Штаты в конце 1840-х – начале 1850-х годов и верхней точкой которой стало образование партии коренных американцев, или партии «незнаек». Эти настроения были направлены против иностранцев и особенно католиков[8]. В Чикаго оба этих движения – противников сухого закона и националистов – достигли своего пика в начале 1855 года, когда более 60 процентов населения составляли люди, рожденные за океаном, но большинство этих иммигрантов объединились с местными уроженцами на почве враждебного отношения к выходцам из Германии, которые селились преимущественно на северном конце города. Немецкие эмигранты прочно придерживались родного языка, имели национальные школы, выпускали газеты на немецком языке и практически не пытались приспособиться к обычаям и речи той самой страны, где они нашли для себя убежище. Помимо прочего, с точки зрения сторонников сухого закона, в немецких кварталах имелось несколько сотен пивных, а посему они представляли опасность для общества и с этой стороны.
5
В 1855 году, благодаря активной поддержке «коренных американцев», на выборах мэра победил доктор Леви Д. Бун, известный в городе врач и внучатый племянник Дэниэла Буна. Та же партия уверенно контролировала и городской совет – в результате городская полиция была набрана исключительно из местных уроженцев. Как только Леви Бун заступил на новую должность, он настоятельно рекомендовал городскому совету повысить плату салунов за лицензирование с пятидесяти до трехсот долларов в год, а само разрешение на торговлю выдавать сроком не более чем на три месяца. И вскоре это постановление было принято. Позднее доктор Бун объяснял, что твердо верил в скорое принятие сухого закона и что его предложение поднять стоимость лицензий было вызвано желанием «искоренить низкопробные забегаловки и притоны, оставив лишь высококлассные заведения этого типа, с которыми будет легче договориться по поводу ограничительных мер на торговлю спиртным». Однако немцы, в первую очередь держатели пивных, рассматривали принятый указ как покушение на свои права. «В городе резко усилились волнения, – писал Дж. Флинн, – но главным инициатором была северная окраина Чикаго. На многочисленных митингах произносились страстные речи и принимались воинственные резолюции, в которых заявлялось, что немцы скорее умрут, чем смирятся с таким вопиющим ущемлением их гражданских прав». К ним присоединились выходцы из Ирландии и Скандинавии, которых также не устраивало принятое постановление, и они были готовы вместе с немцами «выступить против зарвавшейся партии фанатиков».
Примерно через неделю после повышения расценок на лицензирование мэр Бун приказал полиции жестко проследить за соблюдением закона о закрытии пивных заведений и винных магазинов по воскресеньям. Тут же были закрыты немецкие пивные и винные салуны, однако бары в южной части Чикаго, принадлежавшие американцам, фактически оставались открытыми, хотя публика заходила туда через боковые и задние двери. Нельзя однозначно утверждать, что это было сделано с согласия самого мэра – скорее всего, это было вызвано естественной симпатией полицейских к своим соплеменникам. Однако немцы восприняли эти действия как откровенное преследование и решительно отказались не только закрывать свои пивные по воскресеньям, но и платить повышенный взнос за лицензирование. Со стороны властей последовали массовые аресты – всего было задержано около двухсот человек. Все арестованные были отпущены под поручительство, а их адвокат добился от окружного прокурора согласия на проведение единого судебного расследования, где истцом выступали городские власти, а ответчиком – все задержанные. Слушания начались 21 апреля 1855 года под председательством мирового судьи Генри Л. Руккера, но еще до начала процесса стало известно об ужасных беспорядках, охвативших город. Как писал Флинн, «отпущенные на свободу владельцы салунов собрали своих приятелей в северной части города, и собравшаяся толпа – около пятисот человек – под звуки флейт и барабанов вначале направилась плотными рядами к зданию полицейского участка. Но затем митингующие развернули