Он глубоко вдохнул, выдохнул и продолжил.
— Теперь первый я, а ты аккуратненько глядишь на ворота НИИ и через минутку догоняешь. Я выгляну чуть дальше, и попробуем засечь их дальнейшие планы.
Макар кивнул и, подобрав рюкзак, оглянулся в поисках подходящей прорехи межу деревьями.
— И аккуратней! — добавил Ждан, направляясь вдоль лесополосы.
— Угу, — промычал Макар себе под нос и, пригнувшись, двинулся к оставленной в кустах прорехе. Подобравшись ближе, отогнул пару веток и держа их перед лицом будто маску, выглянул в сторону НИИ…
Ждан отсчитывал расстояние парами шагов. Через четыреста метров остановился хлебнуть воды и окончательно восстановить дыхание. По расчетам выходило, что территорию НИИ уже он прошёл, и через триста метров с края лесополосы можно будет рассмотреть второй выезд с территории. Если бандиты догадались об их истинном направлении, то, скорее всего, через этот выезд появится группа, вышедшая на перехват.
Пробежав лёгкой трусцой оставшееся расстояние, он осторожно приблизился к границе деревьев и, выглянув из-за ствола, рассмотрел угол бетонного периметра с воротами и задранным в небо рыжим от ржавчины шлагбаумом. Прошла минута, другая, а у ворот не появилось ни души. У Ждана отлегло от сердца, те, кто устроил засаду, скорее всего решили, что пара бродяг двинула к фабрике.
Шелест за спиной заставил оглянуться. Макар перешёл на шаг и остановился за соседним деревом.
— Ну и как там? — спросил Ждан.
— Спасибо, хреново, — весело ответил Макар и смахнул со лба приставшую паутину. — Постояли у ворот, посовещались и потянулись, как паломники на Валаам… Сколько, не разглядел, но не меньше пяти точно. Я как увидел, что они за нами навострились, отбежал в другую сторону, сломал пару мелких веток, накапал на траву кровью и бросил рядом упаковку перевязочного пакета. Пусть думают, что попали, — он показал замотанное бинтом предплечье. — Сам по дуге за тобой. Думаю, погуляют вхолостую, да и отстанут.
Ждан улыбнулся его находчивости.
— Хитрец. Только есть подозрение, что эти не отстанут. Если уж лежбище покинули, значит будут искать. Покрутятся у фабрики, вернутся к кустам и ещё раз осмотрятся, уже внимательней. А потом поймут, что мы двинули в другую сторону.
— Тогда валим? — подытожил Макар.
Ждан последний раз посмотрел на пустые ворота, крадучись отошёл вглубь лесополосы и быстро зашагал прочь от НИИ. Какое-то время двигались молча, сберегая дыхание и торопясь оторваться от вероятного преследования. Посадки уже давно закончились, и потянулся полноценный лес с язвами выгоревших полян и участками почти непроходимых буераков. Посчитав, что прошли достаточно, Ждан наконец вывел на едва заметную просеку, шедшую по краю урочища Гризли со стороны Болот. Затерявшаяся в траве колея выходила из редколесья, плавно скатывалась в балку и взбегала на далёкий пригорок. Местами трава уступала место песку, и участки просеки проявлялись неровным жёлтым пунктиром.
Посмотрев карту, Ждан двинул к далёкому пригорку, избегая наступать на песок, покрытый пупырышками от последнего дождя.
Подъём закончился у полусгнившего квартального столба, и исчезнувшая было колея втянулась в ровную просеку затенённую крепким сосновым бором. По обе стороны просеки густым лиственным подбоем растянулся разнопородный молодняк, посреди которого на фоне молодой зелени, вздыбил корни огромный чёрный выворотень. То ли выброс, то ли аномалия опрокинула вековую сосну, вырвав из земли мощный пласт дёрна. Вода заполнила образовавшуюся яму до краёв и зеленела плотным ковром ряски.
Остановившись в полусотне шагов от выворотня, Ждан поправил рюкзак и подвигал плечами.
— Вот тут, думаю, можно передохнуть.
Макар, переводя дух, встал рядом.
— А мы намного оторвались?
Ждан поглядел на часы и оглянулся, прикидывая пройденное расстояние.
— Примерно на час. Может, чуть больше.
— Хорошо, теперь можно …
Макар вдруг умолк и застыл с широко раскрытыми глазами.
— Дарька…
Ждан проследил за его взглядом и обмер — у огромного выворотня, на краю зарослей, стояла девушка с макаровской фотографии. Глядя в их сторону, теребила в руках кончик толстой косы и робко улыбалась, предоставляя мужчинам инициативу подойти первыми.
Голову Ждана мгновенно прострелила страшная догадка. Он сгрёб рукав Макара в кулак.
— Макар, это изоморф.
Макар, будто не слыша его слов, во все глаза глядел на замершую у выворотня фигурку.
Ждан потряс его за плечо, потом взялся за макушку, развернул голову лицом к себе и, поймав дикий взгляд, негромко повторил тихим голосом.
— Макар, это — изоморф.
— Так не бывает, — пробормотал Макар. — Это она…
— Это изоморф, Макар! Это твоя память, материализованная репликатором. Это изоморф. Пойми, изо-морф из твоей головы. Мы уйдём, и она исчезнет.
Что-то взорвалось и погасло в глазах Макара. Глядя перед собой остановившимся взором, он медленно, как зомби, повторил.
— Изоморф…
Потом снова глянул на девушку и, обернувшись к Ждану, прошептал.
— Можно, я хоть рядом постою…
Ждан сглотнул ком в горле, быстро отвернулся, пряча навернувшиеся на глаза слёзы, бросил через плечо внезапно охрипшим голосом:
— Можно, Макарушка, можно… Я пока на разведку… скоро вернусь.
Не говоря больше ни слова, он торопливо зашагал прочь. Оглядываться не решался. Едва справляясь с разбегающимися мыслями, попытался представить, что творится сейчас в душе Макара, но спешно отбросил затею, чувствуя, как мозг начинает закипать…
27. Зона
Бар на территории Промзоны
Несмотря на «детское» время, в Баре было непривычно людно. Кто-то на днях вернулся из рейда и отдыхал от праведных трудов. Кто-то ещё размышлял, куда выдвигаться, а потому с утра околачивался в баре, надеясь разжиться ценной информацией или подрядиться к кому-нибудь в артель.
У стойки, после удачного возвращения из района «Чернобыль-2», гуляла компания Пашки-Пижона. Заказали текилы, лимона и соли. С видом знатоков ритуально посыпали руку солью, прикусывали лимон и опрокидывали стопки мексиканского самогона по сто баксов за пузырь.
Глянув на Академика, решили поднести угощение. Поставили и блюдце с аксессуарами, но Академик сделал отрицательный жест, отказываясь от лимона и соли.
Опрокинув текилу, вдохнул носом и, кивком поблагодарив за угощение, с удовольствием прикрыл глаза.
— А чё так, без лимончика? — недоумевающее проговорил Пашка-Пижон.
Академик приоткрыл один глаз, затем второй и отмахнулся тощей ладонью.
— Это всё для лохов.
— Как это? — вытаращился Пашка, считавший, что уж он-то точно знает как пить текилу.
Академик расплылся в своей фирменной улыбке. Кивнул соседям чтобы наливали, а сам откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— А кто-нибудь знает, откуда пошла эта, с позволения сказать, текильная традиция?
Пашка помотал головой, а за ближайшими столами стали стихать разговоры. Академик глубоко вздохнул и, устроившись поудобней на своём персональном стуле, начал повествование.
— А появилась она, когда латиносы выходили со своей продукцией на мировой рынок крепких напитков. Только поначалу у них ни хрена не получалось, ибо рынок был уже занят. Мир уже давно и успешно потреблял виски, джины, ромы, коньяки и водки. И текила эта миру была и на хрен не нужна.
Академик принял вторую стопку текилы, понюхал, с удовольствием сделал маленький глоток и продолжил.
— Вот ведь незадача! И напиток-то на экспорт шёл добротный, чистый. А покупать его никто не хочет. А значит что? А значит, что если в жизни всё хреново — надо что-то предпринять! Как говорили древние эллины, которые вопреки заблуждениям грузин и армян были светлоокими и златокудрыми…
Академик сделал ещё один микроскопический глоток.
— И предприняли. Позвали одного из величайших специалистов того времени по рекламе и продвижению товаров на рынок. Объяснили ему суть проблемы и насущные задачи. А этот, с позволения сказать, маркетолог почесав в своей умной репе заявил, что для того, чтобы решить проблему ему необходимо изучить предмет досконально, с самого начала. Что, в общем-то, делает ему честь и характеризует, как действительно профессионала своего дела.
И поехал этот маркетолог в самую глушь Мексики, где и есть родина сего оригинального напитка. То есть поехал он в глухой мексиканский совхоз, посмотреть для начала, как же её делают, эту тэкуиллу.
А там оказалось всё просто. По пустыне, заросшей теми самыми гуавами, едет телега с двумя полупьяными потными мачосами. Один из которых специальной палкой с лезвием срезает с гуав верхнюю часть. Второй мачос специальной толкушкой месит внутри этого псевдокактуса мякоть и снова закрывает гуаву срезанной верхушкой. И катаются они так по близлежащим пустыням с утра до вечера. Приезжают только к вечеру и, само собой, идут в прокуренный и пробжёный совхозный кабак … впрочем это я забегаю вперёд.
Профессор сделал ещё один глоток и, закурив, продолжил.
— Псевдокактусы тем временем стоят на их дебильной мексиканской жаре и бродят, как подорванные. Вся та жижа, которую внутри их намесили, превращается в конкретную брагу с совершенно неземным запахом. Но и это ещё не всё! Само собой понятно, что пьяный мачос не может закрыть срезанную крышку герметично, а значит что?
Академик оглядел внимающую публику и, поняв, что предположений не будет, продолжил:
— А значит это то, что в щели от подсыхающей крышки в эту бродящую гуаву залезают и мошки, и жучки, и змейки с ящерицами, не считая мышек. Так вот, вся эта фауна только добавляет к запаху браги той самой неповторимости неземного букета…
На лицах сталкеров отразилось представление об этом запахе. Практически каждый знал, как «звучит» сдохшая живность в жару. Кто-то даже отодвинул стаканы, пережидая когда отступит волна воображения. Академик заметил это и с улыбкой отхлебнул текилы. Причмокнув, продолжил.