Он не стал переспрашивать про сафари. Хватало и того, что после этого сафари ряды противника уменьшились.
Ждан сверился с картой, достал «компас» и указал на темнеющий сбоку от дороги перелесок.
— Нам туда. На открытой местности теперь лучше не рисоваться. Давайте ускоримся чуток.
Он сошёл с асфальта и трусцой пустился к лесу, следя за поведением головастиков. Пространство впереди оказалось достаточно чистым. Только раз хвостатая мелочь рыпнулась к краю банки, предупреждая об опасности, но Ждан и сам разглядел прямо по курсу пятна выгоревшей травы.
Добежав до опоясывающего лес кустарника, Ждан оглянулся и, запомнив направление солнца, нырнул в тень деревьев. Дальше пошёл шагом, восстанавливая сбитое дыхание. Позавидовал дыхалкам Макара с Кочергой, которые ничуть не запыхавшись, умудрялись ещё и общаться на бегу.
Молодой расспрашивал про Лемура, а Кочерга, двигаясь замыкающим, рассказывал то немногое, что знал о переметнувшемся к бандитам сталкере.
— Вроде, был снайпером в украинском СОБРе. В Зону приехал за лёгкими деньгами. Миллион — это его старая мечта, можно сказать, всепоглощающая страсть. Особенно после неудачной сделки с двумя «сверлами»…
— Сверлами? — переспросил Макар.
— Это он артефакт так назвал, — пояснил Кочерга. — Потому что похож на перекрученный карандаш.
Ждан, отдышавшись, подключился к разговору.
— На самом деле это всего-навсего «этак», хабар первого поколения — пра-пра-прабабка нынешних «Батареек». Сейчас «этаки» уже не встречаются, их сменили более мощные образцы. Сегодня о них только старики ещё помнят и учёные. А Лемур, судя по всему, из недавно оперившихся ходоков, которые «сам себе сталкер» и с ветеранами особо не общаются.
— Вот-вот! — подтвердил Кочерга. — Он-то думал, что принёс Кабану не известный никому артефакт. Ему и невдомёк было, что Кабан купил его не торгуясь только потому, что именно про эту бирюльку его давно доставали учёные. Им край нужен был всего один свежий экземпляр, чтобы закончить какой-то расчёт. И они обещали серьёзно забашлять за эту древность. Получили необходимый экземпляр и успокоились. А когда вдохновенный Лемур решил загнать вторую бирюльку втридорога, Кабан только ощерился, как кобыла на мёрзлое дерьмо и послал его искать «Бабушкин платок», чтобы губу примотать.
— Не сложился бизнес, — усмехнулся Макар.
— Не сложился, — подтвердил Кочерга. — Потому что никому в зоне «сверло» и даром не нужно. Лемур тогда долго переживал, что не удалось в лёгкую разбогатеть. Нашёл где-то на отшибе овощехранилище и барыжил оттуда «кисель» учёным. Когда весь вычерпал, оборудовал в нём себе бункер, чтобы на общагу не тратиться. Пару раз в неделю притаскивал Кабану кой-какой хабар, или комиссионное оружие, прикупал жратвы, и опять к себе в бункер. А недели две назад занял у Батона навороченный детектор и срулил в Зону с концами. Батон к Кабану с расспросами, тот не при делах. А оказывается, видишь как…
Ждан поднял руку, указал в просвет между деревьями.
— Пришли. Отсюда до входа в тоннель метров двести… Самое время перекусить, попить, покурить и оправиться. Дальше остановок не будет.
— Тогда по чайку, для бодрости, — удивительно спокойно сказал Кочерга и потащил с плеч рюкзак.
Макар посмотрел вперёд, где за деревьями угадывалось открытое пространство, и обернулся к Ждану со странным выражением глаз.
— Да, перекусим, пожалуй.
Ждан почувствовал, как всё мгновенно изменилось. Утренний адреналин наконец-то абсорбировал всё лишнее, и сознание прояснилось до состояния кварцевого стекла: тронь — и зазвенит. Мир утратил часть красок, но обрёл контрастность и чёткость. Время сжалось в плотный субстрат, в котором каждая секунда длилась до бесконечности, а далёкое будущее могло уместиться в единственном текущем мгновении. И пятачок леса с ковром расцветающего ландыша вдруг приобрёл глубину и значимость точки невозврата.
Ждан вдруг увидел всё со стороны. Солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь колыхание листвы. Себя, убирающего склянку в карман. Руки Кочерги, откручивающие крышку стального термоса. Макара, вынимающего шоколадные батончики с яркими буквами на этикетках. И не замеченную в начале звериную тропку, которую под прямым углом пересекала полоса примятой людьми травы. И сваленные в кучу три рюкзака, темнеющие путеводным камнем на распутье дорог…
В ушах грохотом шаманского бубна прозвучали слова Пильгуя «…это Зона, в ней нет ничего, что не могло бы случиться. И никому не известно, что здесь произойдёт в любую из следующих секунд.»
Пар из появившейся в руках кружки коснулся лица, и Ждан вернулся к обычному восприятию происходящего. Напротив молча стояли Макар с Кочергой. В руках дымились кружки, распространяя необычный аромат чая. Макар поднял кружку.
— За Банкет!
Ждан кивнул.
— За банкет на перекрёстке!
— И в час пик… — добавил Кочерга.
37. Зона
Изгиб реки в начале Рыхлого Затона
«Калипсо» тихо урчала двигателем, но из-за стоящего над водой тумана казалось, что лодка висит в толще серой мокрой ваты, впитывающей в себя и свет, и звуки. Только еле слышный плеск за кормой и карта, ползущая вокруг метки на экране бортового компьютера, подтверждали что «Калипсо» бодро движется к «Рыхлому затону» со скоростью около пяти километров в час. Через час после восхода солнца туман над речкой сначала прижался к воде, а потом истончился до полупрозрачной дымки над самой поверхностью.
Кусто оглянулся на товарищей. Те всю дорогу сидели нахохлившись и почти не мигая пялились в проплывающие мимо берега. Напряжение росло, и Кусто решил немного разрядить обстановку.
— Последние новости слышали?
Дуремар с Пильгуем покосились на капитана.
— Смотря какие, — пробормотал Пильгуй.
— На Новокопачёвской звероферме за прошлый год вывели два новых сорта выхухолей — нахухоль и похухоль.
— Старьё! — поморщился Дуремар от бородатой шутки.
Кусто шевельнул плечом.
— Да ладно…
— Не даладно, а старьё и враньё! — проворчал Дуремар, отрываясь от созерцания берега. — Там никогда выхухолей не разводили.
— А кого ж вы там разводили?
— Поросят.
Опешивший Кусто оглянулся на Дуремара.
— Каких поросят?
— Простых, — ответил Дуремар невозмутимо. — Них-них, Нах-нах и Пох-пох…
Дед Пильгуй спрятал улыбку в бороду, счёт подколок выровнялся в пользу Дуремара.
— Один-один, — констатировал Пильгуй.
Кусто, смиряясь со временным поражением, развёл руками и вдруг озабоченно завертел головой.
— Кажется контролёр где-то рядом.
Пильгуй встрепенулся, но не ощущая характерного зуда в ушах, спросил, понизив голос:
— С чего это ты взял?
Кусто пожал плечами, как само собой разумеющееся пояснил:
— Дык Дуремар острить начал… не иначе как контролёр или чернобыльский пёс в мозги проник…
Дуремар презрительно фыркнул.
— Вяло, герр капитан. Теряете форму. Вам бы следовало скорректировать баланс между количеством и качеством ваших…
— Два-один, — беспристрастно констатировал Пильгуй и вперился в приближающийся изгиб реки. — А мы, кажется, прибываем.
— Так точно, — отрапортовал Кусто и начал колдовать с управлением. Двигатель начал менять режимы, отчего лодка пошла неровными зигзагами, то ускоряясь, то сбрасывая ход.
Утренний туман окончательно рассеялся, но над водой местами оставались облачка мелкой водной взвеси. Под ними то и дело шипело и похлопывало, отчего на смену унесённой ветром дымке появлялись новые белёсые клубы.
Пильгуй приметил опытным глазом стареющие аномалии и, откладывая в памяти ориентиры, проговорил:
— Надо бы сюда за «газированной глиной» как-нибудь…
Договорить он не успел. Лодку дёрнуло в сторону вспенившейся воды и тут же повлекло к другой «карусели», вращающей столбом белую водяную пыль.
Кусто, напевая что-то под нос, дёргал штурвал и в бешеном темпе манипулировал джойстиком форсажа. Мотор, управляемый этими нервными манипуляциями, работал в совершенно невообразимом ритме и, казалось, тоже пел что-то невразумительное, то яростно рыча, то безумно бормоча и захлёбываясь, то срываясь на вой, от которого закладывало уши и давило на внутренности.
Пильгуй прислушался и с трудом различил сквозь истерику двигателя тихий напев Кусто:
— Карусель, карусель начинает рассказ, прокатись на нашей карусели…
Капитан на мгновенье прервался выдёргивая катер из жадного захвата аномалий и, дав полный форсаж, перепрыгнул пятно пузырящейся поверхности. Едва днище грохнуло по воде, двигатель взвизгнул реверсом, и корма вошла в занос, увлекая катер за собой. Пильгуй в который раз оценил конструкцию водомёта и услышал продолжение арии Кусто:
— Карусел, карусел… кто успел, тот присел…
Катер развернулся носом к полосе чистой воды, и двигатель сбросил обороты. Кусто крутнул головой по сторонам и, взявшись за штурвал одной рукой, налёг на левый борт.
— Всем лечь к левому борту и держаться зубами. Щас летать будем.
— А получится? — бросил Дуремар, прилипая к указанному борту.
Кусто проигнорировал вопрос и, компенсируя рулями крен корпуса, дал полный газ. Пильгуй понял, что до этого ни разу не слышал двигателя Калипсо на полных оборотах. Уши заложило, а прижатая к борту спина внезапно онемела от вибрации.
Катер с перегрузкой ускорения понёсся над узким прогалом спокойной воды между мелькающих по бокам бурунов «каруселей». На последних чистых метрах Кусто отпустил рули и клещом вцепился в кресло. Катер развернуло в сторону загруженного борта и, уже влетая в пенистую зону, он заглиссировал боком, подобно тому, как глиссирует по рыхлому снегу развёрнутый поперёк склона скейтборд. Под днищем захрипела разрыхлённая пузырями вода, а водомёт завизжал, прогоняя сквозь себя мелкую водяную пыль.
Пильгуй с Дуремаром зажмурились, уже жалея, что они прогнули Кусто на путешествие водным путём.
Сквозь шум донёсся отчаянный крик Кусто: