щении и должны были жестко конкурировать, когда речь шла о площади для размещения выставок. В результате мы начали кампанию по сбору 20 млн. долл., причем половину этой суммы предполагалось использовать для добавления нового крыла к существующему зданию.
Рокфеллеры сделали крупные пожертвования для этой кампании. Я выделил 1,6 млн. и вместе с Нельсоном убедил Фонд братьев Рокфеллеров выделить субсидию в сумме 6 млн. долл., чтобы обеспечить успех кампании. Еще важнее, что моя тетушка Алта Прентис, единственная оставшаяся сестра отца, большую часть своей жизни жившая в двух особняках на 53-й стрит, непосредственно к востоку от МСИ, обеспечила возможность расширения, согласившись на мою просьбу о передаче своих домов музею. Филип Джонсон, занимавший тогда должность руководителя архитектурного отдела МСИ, спроектировал новое восточное крыло, которое открылось весной 1964 года.
В то же время, когда мы заложили восточное крыло, мы также расширились на север, приобретя здание музея Уитни, который переезжал в новое помещение в Верхнем Истсайде. Будучи председателем правления, я руководил заседанием совета, когда было принято решение о покупке этой недвижимости, и пожертвовал еще 700 тыс. долл. для покрытия расходов по включению купленного помещения в большой комплекс. Эти проекты были довольно простыми и незамысловатыми. Расширение музея в будущем оказалось бесконечно более сложным и дорогостоящим.
МУЗЕЙНАЯ БАШНЯ
К середине 1970-х годов площади, которые мы добавили к музею, были полностью исчерпаны за счет быстрого роста коллекции и развития наших программ по образованию. Нам требовалось очередное расширение, однако по соседству не было земельных участков, которые можно было приобрести по разумной цене, а наши финансы находились в удручающем состоянии. Любое новое расширение в лучшем случае было под вопросом.
При ознакомлении банкира с балансовой ведомостью МСИ у него возникали болезненные ощущения. В 1974 году операционный дефицит составлял 1,5 млн. долл., все девять последних лет были закрыты с дефицитом. Средства, собранные в предыдущих кампаниях по сбору средств, расходовались на покрытие дефицита, а средства, которыми мы располагали, уменьшились почти с 24 млн. долл. всего пятью годами раньше до 15 млн. Мои собственные пожертвования на протяжении этих лет использовались, главным образом, чтобы покрыть ежегодную недостачу.
Перспективы на сбор средств выглядели мрачно. Консультанты информировали нас о том, что крупные фонды и корпорации, в прошлом оказывавшие нам самую большую поддержку, перенесли акцент и ресурсы с предметов искусства, сосредоточив внимание на актуальном «городском кризисе». Консультанты выражали не меньшие сомнения в отношении наших возможностей добыть новые средства от попечителей и близких друзей музея.
В сложившихся обстоятельствах большинство попечителей считало, что наилучшим для нас решением будет «научиться жить по средствам». Это как минимум, потребовало бы резкого ограничения приобретения произведений искусства сегодняшнего дня. Хотя я соглашался с тем, что нам необходимо было привести наше финансовое состояние в порядок, невозможность обновления нашей постоянной коллекции не решила бы наши проблемы, а скорее осложнила бы их. Я считал тогда, как я считаю и сейчас, что без непрерывного роста своей коллекции МСИ потеряет привлекательность для публики, окажется в застойном состоянии и в конечном счете увянет. В лучшем случае при этом мы станем музеем Фрика1 XX века: совершенно великолепное место, однако не более чем наследие одного короткого периода.
В свете пессимистических предсказаний консультантов относительно наших возможностей по сбору средств было ясно, что нам следовало искать другие способы решения наших финансовых проблем и проблем, связанных с площадью. Мы нашли такие пути в новаторском проекте «башни». Ричард Уэйнстейн, архитектор, работавший со мной по проектам в Нижнем Манхэттене, предложил идею объединения недвижимости, принадлежавшей МСИ вдоль 53-й стрит, и ее продажи, как и продажи «прав на воздух» над музеем, строительной фирме, которая построит собственное жилое или коммерческое здание. Продажа «прав на воздух» (неиспользованной части высоты здания, разрешенной городскими правилами), позволяющих возведение по соседству более высокого здания, стала общепринятой практикой в Нью-Йорке после принятия Закона о зонах в 1915 году. Однако лишь немногие некоммерческие организации когда-либо были в состоянии воспользоваться этим.
Однако нам было необходимо действовать осторожно, поскольку мы хотели получить максимум в финансовом отношении, не ставя под угрозу наш безналоговый статус и не подвергая опасности наши возможности для расширения в будущем. Продажа «воздуха» и прав на строительство дала бы нам серьезное вливание средств в фонд, однако сама по себе не покрыла бы затрат на дополнительные площади. Наши юристы предложили гениальный план: он заключался в создании «Трастового фонда культурных ресурсов города Нью-Йорка» как ведомства штата Нью-Йорк, которое имело бы право владеть собственностью, занимать денежные средства, собирать налоги и использовать собранные налоги для поддержания частных культурных учреждений. Право такого трастового фонда выпускать освобождаемые от уплаты налога облигации с целью финансирования строительства было ключевым моментом, поскольку это давало нам прямой доступ к дешевым источникам финансирования проекта. Трастовый фонд должен был получать эквивалент налогов на недвижимость от владельцев нового здания для оплаты облигаций, а после вычета расходов и прочих затрат должен был ежегодно выплачивать музею остающиеся фонды.
После того как этот проект был поддержан попечителями, мы обратились к мэру Эду Коху, который в разгар бюджетного кризиса города радостно поддержал эту идею. Член городского собрания Рой Гудман внес соответствующий законопроект в Законодательное собрание штата Нью-Йорк, после чего от меня и других попечителей потребовались два дня интенсивного лоббирования, прежде чем собрание окончательно утвердило его. Лидер большинства в Сенате штата Нью-Йорк Уоррен Андерсон оказал особенно большую помощь в проведении законопроекта через Сенат, и губернатор Хью Кэри подписал закон, учреждающий трастовый фонд.
В 1979 году музей передал свои права на имущество и строительство трастовому фонду за общую сумму, составлявшую 17 млн. долл., а трастовый фонд продал имущество и права «Корпорации Музейной башни», частной компании, созданной для этой цели за ту же сумму. В дальнейшем трастовый фонд должен был возмещать музею затраты на создание новых площадей, а музей в свою очередь арендовал здание у трастового фонда за сумму один доллар в год на протяжении девяноста девяти лет.
Декан Йельской школы архитектуры Сизар Пелли спроектировал здание, которое было открыто в 1984 году. Четкий современный стиль башни хорошо гармонирует с окружающим районом. Этот проект позволил нам увеличить выставочные площади более чем вдвое, впервые предоставив в наше распоряжение большие помещения, где можно было выставлять крупные произведения современных авторов. Над нижними шестью этажами, где также размещены мастерские, классные комнаты, конторские помещения, красиво возвышается 44-этажная жилая башня. Находясь внутри музея, пребываешь в полном неведении, что над ним - высотное здание.
Создание Музейной башни явилось творческим решением, в котором государственный сектор, частный сектор и филантропическая организация создали эффективное партнерство на благо музея и общественности в целом.
ПЕРЕМЕНЫ В РУКОВОДСТВЕ
На протяжении большей части 1970-х и в начале 1980-х годов Бланшетт, Билл Пэли и Дик Олденберг направляли рост площадей МСИ, оттачивали его программу и увеличивали его уже знаменитую коллекцию. К сожалению, в начале 1985 года Билл заболел и должен был уйти с поста председателя, в результате его место заняла Бланшетт. Печально, что собственная битва Бланшетт с болезнью Альцгеймера вынудила ее досрочно уйти со своего поста всего лишь через несколько лет. Не имея явной кандидатуры для замены Бланшетт, Совет в 1987 году попросил меня остаться на третий срок в качестве председателя правления. Я согласился, несмотря на то, что уже был сильно загружен делами Рокфеллеровского центра, Общества Америк и Партнерства города Нью-Йорка.
А сделать нужно было много. Обследование, проведенное в 1986 году внешними специалистами, показало, что нам необходимо разрешить три критические проблемы: состав правления, хаотичную систему управления и постоянную потребность в новых площадях.
В отношении правления проблема была ясной - возраст его членов был слишком велик. В МСИ не было обязательного требования в отношении возраста, в котором попечители должны уйти в отставку. В 1991 году девять из сорока попечителей, включая меня, были в возрасте семидесяти пяти лет или старше, а ряд других отставал не намного. Хотя многие из нас были щедрыми и эффективно работающими членами, нам нужно было потесниться, уступив место следующему поколению. Решение, которое мы предложили, заключалось в создании новой категории «пожизненного попечителя».
Такие попечители имели бы право возглавлять комитеты, посещать заседания совета и участвовать в дискуссиях, однако не имели права голоса. Хотя логика этого предложения представлялась бесспорной, проведением в жизнь надо было умело руководить, с тем чтобы не оттолкнуть и не обидеть тех, кто всегда поддерживал музей. Я согласился взять на себя работу по убеждению других в целесообразности этой идеи. Провел разговор с каждым индивидуально, и все они, хотя и не были в восторге, приняли мое предложение с достоинством и пониманием. Трудных последствий, которых некоторые опасались, не возникло. Среди тех, кто вошел в состав правления в последующие годы, были госпожа Акио Морита, жена председателя корпорации «Сони», Патриция Фелпс де Сиснерос, патронесса искусств из Венесуэлы, и Майкл Овиц, влиятельный бизнесмен индустрии развлечений и средств массовой информации из Лос-Анджелеса.