Тимур с тревогой смотрел на ее окаменевшее лицо и понимал, что она не шутит. Ответить ему было нечего, он сам был в смятении.
За несколько месяцев жизни в Москве Верунчик постарела на десяток лет. Станислав Адамович с мукой смотрел на увядшее и высохшее лицо жены. Он и сам держался из последних сил.
Таинственное исчезновение дочери уже не вызывало у супругов бурных эмоций. Но постоянная ноющая боль не давала забыть о беде, которая стряслась в их семье.
Самым ужасным в положении несчастных родителей было вынужденное бездействие. Они только ждали. Ждали, что однажды произойдет чудо, и Миледи появится на пороге своей квартиры. Или важный генерал, которого атаковала Евгения, наконец позвонит и скажет: «Все в порядке. Приезжайте».
Однако надежда на счастливый исход хоть и не угасала совсем, но становилась день ото дня все более призрачной.
— Даже не знаю, — сказал как-то Станислав Адамович, — может быть, нам лучше было бы узнать, что ее и на самом деле нет в живых.
— Она жива, — тусклым голосом отозвалась Верунчик и посмотрела на мужа таким взглядом, что тот готов был проглотить свой болтливый язык. — Она жива. Или тебе стало что-то известно и ты от меня скрываешь?
— Ну что ты! Откуда?
— Надо позвонить Жене. Столько времени уже прошло. Неужели нет никаких новостей?
— Она бы сама позвонила.
— Кто знает? Может, она не решается.
Станислав Адамович не стал спорить, хотя был уверен, что Евгении просто нечего сказать. Он оказался прав.
— Ничего нового, — сказала Евгения. — Никак не могу отловить этого Панова. Похоже, он от меня прячется.
— И что это означает, по-твоему? — спросила Верунчик.
— Не знаю. Возможно, он просто хочет это дело замотать. Не о его же дочери идет речь.
— Что же делать, Женечка? Ведь мы так с ума сойдем. Как же так можно? Пусть она ему никто, но она же российская гражданка. Неужели государству все равно?
— О чем ты, Верунчик! — с досадой сказала Евгения. — У нас в Москве под самым носом десятки людей исчезают бесследно. И хоть бы что!
— Мы не уедем отсюда! — давясь слезами, крикнула Верунчик. — Не уедем, пока…
Она заплакала, и Станислав Адамович взял у нее трубку.
— Женя, — сказал он, — что еще можно предпринять? Может быть, написать президенту?
— Какому? Американскому?
— Почему американскому?
— Потому что будет тот же результат. Потерпите еще немного. Я кое-что придумала.
За ночь Евгения написала небольшую, но хлесткую статью, в которой изложила все известные ей факты. К сожалению, их было маловато. Она не стала расписывать в красках знакомую ей до мелочей жизнь племянницы, хотя из этого можно было сварганить материальчик — пальчики оближешь.
Одно только путешествие Миледи в Штаты чего стоило! Ее, как и многих смазливых дурочек, рассчитывавших разбогатеть за океаном, заманили фальшивыми обещаниями. А там она попала в подпольный гарлемский бордель, где ее телом ежедневно торговал хозяин-южноамериканец. И если бы не кровавая гангстерская разборка, случившаяся в том борделе, ей бы никогда не удалось оттуда вырваться.
Это был лишь один эпизод из жизни Миледи. Но были и другие, не менее яркие.
Евгения, однако, от описания всего этого в своей статье удержалась. Сейчас у нее была другая задача — рассказать о таинственном исчезновении Миледи вместе со своим любовником-киллером. О двойном убийстве в Италии, об отказе супругов Мидовских признать в погибшей свою дочь, о странной замене родителей на похоронах подставными людьми.
Ну и, конечно же, о важных чинах из спецслужб, не желающих пролить свет на эту загадочную историю. Весь пафос небольшой статьи был направлен именно на них.
Статью Альшиц отнесла в ту самую газету, куда ее сватали на должность главного редактора. Через день статья вышла на первой полосе.
Реакция генерала Панова была почти мгновенной. Он передал Альшиц предложение встретиться в любое удобное для нее время. Назначив час, Евгения злорадно улыбнулась. Видно, генералу кто-то накрутил хвост.
Панов между тем оказался в сложной ситуации. Приказ нейтрализовать журналистку обсуждению не подлежал. Но существовала одна почти неразрешимая проблема. Панов не знал, что ей сказать. Потому-то он и распорядился оберегать его от звонков Евгении.
После их предыдущего разговора генерал дал своим людям задание выяснить, что на самом деле произошло под Террачиной. Имевшиеся на этот счет материалы сути дела не раскрывали. Однако итальянские коллеги выслушали просьбу о помощи с холодным равнодушием и практически отказались сотрудничать. Они твердо стояли на том, что Мидовская и Олейник были убиты неизвестными. Скорее всего, киллерами русской мафии. Это подтверждали и официальные документы.
Но Панов был тоже не лыком шит. Сделав вид, что поверил итальянцам, он тем не менее добился разрешения на эксгумацию. Разумеется, сам он на нее в Италию не поехал, а послал опытных сотрудников.
Когда могила с соблюдением всех формальностей была вскрыта, она оказалась пустой. То есть два гроба в ней лежали, а вот тела из них куда-то исчезли.
Такого поворота Панов не ожидал. Выслушав по телефону доклад из Италии, генерал спросил у своего человека:
— А как объясняют этот факт итальянцы?
— Сами удивлены. Или делают вид.
— Конечно, делают вид, — сказал Панов. — Ты их пробовал раскрутить?
— Пробовал. Глухо.
— Есть соображения, зачем им был нужен этот трюк?
— Есть. Не по телефону.
— Понятно. Считаешь, эта парочка жива?
— Не исключено.
— Значит, игра? Покрутись там еще немножко. Возможно, удастся нащупать, в чем тут хитрость.
— Постараюсь.
Нащупать в Италии ничего не удалось. Тамошние коллеги не пожелали обсуждать списанное в архив дело.
Из всего этого Панов понял одно: Олейнику, вероятно, опять удалось вывернуться, и не исключено, что рано или поздно суперкиллер где-то засветится. Может быть, даже в Москве. И к этому следовало быть готовым.
Разумеется, выкладывать эти новости Евгении Альшиц он не собирался. Но унять журналистку было необходимо.
— Что же вы, Евгения, нарушаете наши мирные соглашения? — с показным добродушием спросил у Альшиц генерал.
— Я? — Евгения вскинула брови. — По-моему, это первым сделали вы.
— Уж будто бы!
— Конечно. С нашей прошлой встречи прошло два месяца. Никогда не поверю, что вам не удалось ничего узнать.
— Все дело в том, что неприятность с вашей племянницей…
— Забудьте о том, что Мидовская моя племянница, — невежливо оборвала Панова Евгения.
Генерал едва сдержался, чтобы не ответить грубостью.
— Хорошо, — сухо сказал он. — Вся эта история, госпожа Альшиц, произошла в иностранном государстве. А на чужой территории, как вы понимаете, мы связаны по рукам и ногам.
— Вы знали это и два месяца назад, однако обещали разобраться. Что там произошло на самом деле?
— Итальянские коллеги представили нам официальные данные, что убитыми были Константин Олейник и Людмила Мидовская.
— И это все, что вам удалось выяснить?
— А чего бы вы еще хотели?
— Например, узнать, кто их убил и за что.
— Здесь одни догадки. Но наиболее убедительная версия — бандитские разборки.
— А кому и зачем понадобилось вместо настоящих родителей приводить на похороны подставных людей?
— Это журналист, дававший оттуда репортаж, что-то напутал.
— Я ведь могу спросить у него.
— Спросите. Он разве знал родителей погибшей в лицо?
— Нет, — вынуждена была признать Альшиц. — Он поверил на слово итальянцам.
— Вот видите! — Панов усмехнулся. — Значит, он никакой не свидетель.
— Но итальянцы-то зачем пошли на эту подмену?
— Вот вы это у них и спросите.
— Придется.
Генерал пожал плечами. При всей въедливости этой журналистки ей до итальянских спецслужб не добраться. Руки коротки.
— Значит, вы удовлетворены результатами своего расследования? — после паузы спросила Евгения.
— Минутку! — Генерал протестующе поднял руку. — Никакого расследования с нашей стороны не было. Мы просто навели справки по вашей просьбе и по просьбе родителей погибшей. Пошли, так сказать, навстречу. Результат я вам доложил. Что вы еще хотите? Огорчены, что нет материала для новой статейки? Ну уж тут я ни при чем. Так что больше встречаться по этому вопросу нам не придется.
Евгения поняла, что аудиенция закончена. Но, уже поднимаясь, она не удержалась от замечания:
— Это в том случае, если Олейник или Мидовская однажды не объявятся где-нибудь.
Генерал насторожился.
— У вас есть на этот счет какая-то информация? — нахмурился он. — Если так, вы обязаны с нами поделиться.
— Нет, не обязана, — ответила Альшиц. — Ведь для вас это дело закрыто, не так ли? Всего хорошего!..
Последнее слово осталось за ней, но это было слабым утешением. Евгения уже не верила, что Миледи жива, как не верила и в то, что тайну гибели племянницы можно раскрыть.
Об этом она со свойственной ей прямотой сказала супругам Мидовским. Реакция их была ужасна. Верунчику пришлось вызвать «Скорую». Когда врачи ушли, Евгения взглянула на Станислава Адамовича, прижавшегося лбом к холодному оконному стеклу. Она уже решила, что супругам в этой ситуации поможет только шоковая терапия.
— Станислав, — сказала Евгения, — надо принимать факты такими, какие они есть. Ты же мужчина, в конце концов.
Он поднял на нее страдальческие глаза побитой собаки.
— Мне нелегко это говорить, — продолжила Евгения, — но ваша дочь сама шла к такому финалу. Вы же ничего не знаете о том, как она жила.
— А ты знаешь? — спросил Станислав Адамович.
— Знаю. Грязно она жила, Станислав. Постыдно. Непотребно.
— Я тебе не верю.
— Придется поверить. У меня сохранилась одна кассета. Посмотри ее. Верунчику не надо показывать.
Это ее убьет. Посмотри, и может быть, ты поймешь, что прервать такую жизнь было даже к лучшему.