— Нервишки у вас ни к черту, Неподражаемая! — с каким-то тайным удовлетворением заметил профессор. — Что ж, будем работать. Только не ждите от меня мгновенного чуда. Потребуется время.
— Лишь бы был результат, — сказал Тимур.
— Будем надеяться. Только ваша супруга должна мне помочь.
— Чем?
— Полнейшим доверием. И послушанием.
— Постараюсь быть паинькой, — сказала Жанна, машинально протягивая руку к красивому пасхальному яйцу, стоявшему на столе.
— Осторожно!.. — вдруг крикнул Черейский так, что в люстре звякнули плафоны.
Жанна испуганно отдернула руку:
— Извините…
— Это настоящий Фаберже, — пояснил профессор. — Я им очень дорожу. Итак, завтра… Нет, завтра ведь у нас четверг, да? Я по четвергам в первой половине дня консультирую в Институте Сербского… Значит, прошу ко мне послезавтра ровно в полдень. Без опозданий. И, пожалуйста, одна, без супруга. Таковы мои правила.
Выйдя от Черейского, Жанна и Тимур переглянулись.
— Как он тебе? — спросила Жанна.
— Довольно странный субъект.
— Мягко говоря. Не знаю, какой он специалист, но жадина ужасный. Как он над этим яйцом затрясся. Словно Кощей Бессмертный, у которого в яйце смерть.
— Ладно, — сказал Тимур, — это его проблемы.
Через день Жанна приехала к Черейскому точно в полдень и застала его поправляющим полиэтиленовую пленку на «Форде».
— От птиц спасу нет, всю крышу загадили, — сказал профессор, кивнув Жанне. — Прошу вас, Неподражаемая!..
На этот раз в кабинете были плотно задернуты шторы и царил полумрак. Черейский усадил Жанну в мягкое кресло, в котором она буквально утонула, и поставил перед ней что-то вроде маятника — качающийся на нитке блестящий металлический шарик.
— Расслабьтесь и смотрите на него не отрываясь, — прогудел профессор за спиной Жанны и включил магнитофон.
Из динамиков квадрофонической системы полилась щемящая восточная мелодия. Черейский медленно перемещался по кабинету и монотонно говорил, говорил без конца. Что-то о бездонном небе и белых облаках, о волнах, набегающих на шуршащую гальку, о ветерке, качающем зеленую траву…
Веки у Жанны отяжелели, и она почувствовала, что постепенно погружается в сладкую дрему.
Внезапно Черейский замолк, и Жанна, скосив глаза, увидела, что профессор в щелку между шторами смотрит на улицу.
Через секунду он заговорил снова. А потом опять возникла пауза, и Жанна снова увидела, что он смотрит в окно. Ей это показалось странным. Профессор словно чего-то опасался. Но тут же она сообразила, в чем дело. Гипнотизер просто проверял, в порядке ли его драгоценный «Форд». Жанна едва не рассмеялась.
А потом она все-таки уснула. Или, может быть, погрузилась в транс. Что дальше делал Черейский, спрашивал ли он ее о чем-нибудь, Жанна не знала.
Когда она очнулась от забытья, часы показывали половину второго.
— Ну как, профессор? — спросила Жанна.
— Случай непростой, — ответил он сдавленным голосом. Вид у Черейского был странный: остановившийся взгляд, лоб в испарине, съехавший набок галстук-бабочка.
— Не обращайте внимания, — сказал профессор, облизывая пересохшие губы. — Иногда приходится выкладываться до конца, когда ломаешь психологическую защиту. У вас блокировка памяти очень мощная. Извините, Неподражаемая, но сейчас мне нужно прилечь.
— Но что-то получилось? — спросила Жанна. Никаких намеков на просветление памяти она не заметила. Только по всему телу разливалась какая-то пугающая слабость.
— Получилось, — ответил Черейский. — Но один сеанс — это ничто.
— А когда следующий?
— Я сам вам позвоню.
Профессор явно спешил от нее отделаться. С этим ощущением Жанна подошла к машине, где томился за рулем Вася Коробков.
Телохранитель выскочил, чтобы распахнуть дверцу перед Хозяйкой. И тут Жанна заметила его мимолетный удивленный взгляд. Она опустила глаза и с изумлением обнаружила, что кофточка у нее застегнута не на те пуговицы. Так приехать к Черейскому она не могла. Значит…
Всю дорогу до дома Жанна думала о том, что это значит, и гнала от себя дурные мысли. Но странный вид Черейского после ее пробуждения не давал Жанне покоя. Ей уже казалось, что слабость во всем теле вызвана совсем не гипнозом. Чем же тогда? Неужели…
Она попыталась припомнить пережитое состояние забытья, и собственное тело вдруг подсказало, что к нему прикасались чужие руки.
Дома Жанна бросилась в ванную и долго с яростью терла себя губкой под горячим душем. Вытираясь, она внезапно обнаружила на внутренней стороне ноги возле самого паха едва заметную ссадину. Жанна могла бы поклясться, что раньше ее не было.
Жанна едва не грохнулась в обморок. Теперь она была уверена, что случилось совершенно невообразимое. Этот мерзкий горбун делал с ней все, что хотел, пока она находилась в гипнотическом трансе.
Первым порывом Жанны было желание немедленно все рассказать Тимуру. Но она вовремя опомнилась. Муж с его взрывным характером мог просто придушить Черейского. Да и как объяснить Тимуру, что произошло?
Какими словами? Что будет дальше с их супружеской жизнью после этого?
Она стала лихорадочно обдумывать, как отомстить похотливому гипнотизеру, как его уничтожить. От ярости ей ничего не приходило в голову. И тогда она позвонила Зое. Та принялась было рассказывать, как все они волнуются за Алешку, уплывшего на собственной яхте черт те куда. Но Жанна оборвала ее.
— Надо бы встретиться, — сказала Жанна.
— Приезжай, — ответила Зоя, поняв по тону подруги, что дело серьезное.
— Нет. Давай где-нибудь на нейтральной территории.
Они встретились на бульваре у памятника Гоголю и медленно пошли вниз к метро «Кропоткинская».
— Так этот вонючий козел тебя трахнул? — ошеломленно спросила Зоя, выслушав Жанну.
— Может, да, а может, нет. Какая разница! Но он раздел меня спящую и лапал, это точно. Вообще мог делать со мной все, что хотел. Я же в полной отключке была.
— Стой! — сказала Зоя. — Давай сядем, перекурим.
Они присели на пустую скамейку.
— Лучше всего его кастрировать! — объявила Зоя, жадно затягиваясь.
— Кто это сделает? Мы с тобой? Не смеши!
Зоя задумалась, дымя как паровоз.
— Есть! — сказала она наконец. — Я знаю, что надо сделать! Я когда-то слышала, как однажды отомстили. Да так, что мало не показалось!
— Ну?!
Зоя сбивчиво изложила свой план. Осуществить его было довольно сложно, но, если бы все удалось, лучшей мести Жанна не могла бы желать.
— Мы сделаем это! — сказала Жанна.
— Сделаем! Клянусь!
С этого момента профессор Черейский был обречен.
Она взглянула в зеркало — и не узнала себя. Конечно, перед выступлениями на гимнастическом помосте девчонки красили ресницы и подводили губы, но только чуть-чуть. А сейчас Олекса Иванович и Семен заставили ее так размалевать лицо, что из зеркала на Ксюшу смотрела какая-то жуткая порочная девка с затаенным страхом в глазах.
Но лицо — это было еще полбеды. Обтягивающая кофточка с вырезом до пупа бесстыдно выставляла напоказ маленькую крепкую грудь.
Тесная юбка яркого красного цвета едва прикрывала трусики. Ноги у Ксюши подламывались, поскольку ни разу в жизни ей не приходилось вставать на такие высокие каблуки.
Но Буряк и Семен, оглядев ее, остались довольны.
— Нормальный ход, — сказал Семен. — Такую на раз снимут.
— Фирма веников не вяжет! — усмехнулся Буряк.
Едва стало смеркаться, все трое погрузились в обшарпанный «Опель» Семена и поехали на точку.
По дороге Семен инструктировал Ксюшу, забившуюся, словно пойманный зверек, в самый угол машины:
— Клиенту не возражай. Делай все, что он скажет. Поняла? И лишнего не болтай. Твое дело — клиента ублажить по полной программе. Будет доволен — может и побольше бабок отвалить. Деньги в трусы спрячь. Я потом пересчитаю.
— И кончай свой мандраж! — добавил Олекса Иванович. — Не боги горшки обжигают!
Они припарковались возле Центрального автовокзала на Щелковском шоссе. Тут же к «Опелю» подошли три девицы, настоящие оторвы.
— Здрасьте, — тихо сказала старшая.
— Привет. Принимай пополнение, Татьяна, — сказал Семен, закуривая. — Это Оксана, землячка ваша. Присмотришь за ней, чтобы все было путем. Ясно?
— Ясно, — кивнула Татьяна. — Сколько она стоить будет?
— Двести баксов, — сказал Буряк.
— Дороговато.
— Тебя не спросили, — сказал Семен. — Свежачок, мастер спорта международного класса. Ты ей клиента найди, я с ним сам торговаться буду.
Пока шел этот разговор, Ксюша успела рассмотреть девиц. Татьяну она видела впервые, а вот две другие показались ей знакомыми. Одна вроде бы тоже была гимнасткой, только «художницей», а вторая, кажется, занималась синхронным плаванием. Но толком рассмотреть своих землячек Ксюша не успела, потому что Буряк скомандовал ей:
— Выходи!
Она послушно выбралась из машины.
— Пошли! — сказала Татьяна, и Ксюша, неуверенно ступая на высоких каблуках, двинулась вслед за тремя девицами.
Они заняли место на краю бетонной площадки, под фонарем, освещавшим мертвенным светом небольшой пятачок. Мимо с ревом проносились машины.
Татьяна достала из сумочки сигареты.
— Будешь? — спросила она у Ксюши.
— Я не курю, — ответила та.
— Правильно, — одобрила Татьяна. — Нам здоровье надо беречь.
Сама она, впрочем, тут же закурила. Закурили и две ее подруги.
— Откуда же ты такая нетронутая? — опять заговорила Татьяна, провожая взглядом машины.
— Из Винницы.
— Вон эти две, Галка с Люськой, тоже из Винницы.
— Я их помню немножко. А вас нет.
— Ясное дело. Я же симферопольская. Подожди!..
В двух шагах от них притормозила машина. Татьяна быстро шагнула к ней и завела негромкий разговор с человеком, высунувшимся из окошка. Время от времени она бросала взгляд на Ксюшу, и та поняла, что разговор идет о ней. Сердце у Ксюши сжалось. Но машина, взревев двигателем, унеслась прочь.