Подняв несколько дощечек паркета, Олейник вынул из тайника пухлую пачку долларов, две запасные обоймы для пистолета и заграничный паспорт. Все необходимые на первое время вещи уместились в небольшой спортивной сумке.
Возле дома Миледи он появился на рассвете, встретив поблизости лишь дворничиху, лениво помахивающую метлой. Потом из подъездов стали появляться собачники со своими любимцами, за ними — бодрые бегуны трусцой и, наконец, родители, провожающие детей в детские сады и школы.
Олейник все время держал под наблюдением окрестности, не замечая ничего подозрительного. Время шло, но он умел ждать.
Внезапно ему пришло на ум, что у Миледи, может быть, сегодня не возникнет нужды выходить из дома. Как он мог упустить такую очевидную вещь! Из-за этого весь его план может полететь к черту.
Олейник отыскал взглядом будку телефона-автомата метрах в двадцати от дома Миледи, на другой стороне улицы. Он решил, что сделает короткий звонок. Всего несколько слов. Он прикажет Миледи немедленно выйти. Без сборов, без вещей. Только с заграничным паспортом.
Он быстрым шагом направился к будке, распахнул дверцу и сплюнул в досаде. Трубка была вырвана из аппарата с мясом.
Олейник не видел, как к подъезду, в котором жила Миледи, на бешеной скорости подлетел «Форд Фокус», из него выскочил мужчина и вбежал в дом.
Еще одна телефонная будка отыскалась только через два квартала. Но и там аппарат был раскурочен местной шпаной, и третий, расположенный еще дальше, был испорчен. Так в поисках можно было уйти вообще в другой район города. Олейник решил вернуться к дому и, плюнув на осторожность, подняться в квартиру Миледи.
Он оставил свой пост напротив подъезда всего минут на десять, не больше. Но за это короткое время произошло непоправимое. Об этом нетрудно было догадаться, по взволнованной толпе, собравшейся возле дома. Олейник остановился в отдалении. На этот раз не из осторожности. Просто ноги почему-то не шли туда.
Киллер стоял в оцепенении, пока издали не донесся приближающийся вой сирены. Толпа расступилась, пропуская «Скорую». Люди указывали на верхние этажи, что-то объясняя врачам.
Олейник наконец заставил себя подойти поближе. То, что он увидел, потрясло его. Врачи осторожно подсовывали носилки под тело женщины, лежавшей на асфальте точно сломанная кукла. Ее лицо было залито кровью, но Олейник узнал Миледи и понял, что опоздал. Безнадежно опоздал.
Мир вокруг него вдруг стал бесцветным и беззвучным. Все, буквально все потеряло смысл. Олейник сунул руку за пояс и нащупал ребристую рукоятку пистолета.
Носилки задвинули в машину. Хлопнули дверцы. Один из врачей сел рядом с Миледи, другой заторопился в кабину.
Олейник железной хваткой впился в его плечо:
— Она умерла?
— На грани, — ответил врач, высвобождаясь.
— Куда повезете?
— В Склиф.
«Скорая» умчалась, обдав людей выхлопными газами. Через минуту следом понесся Олейник, сунув первому попавшемуся леваку стодолларовую купюру.
До конца дня он просидел в предбаннике Склифа. Ни в операционную, ни в реанимацию его, естественно, не пустили. Наконец, не выдержав, он прорвался к дежурному хирургу. Смертельно усталый человек в забрызганном кровью халате коротко сказал:
— Все сделано. Но врать не буду. Надежды нет.
Киллер рванул из-за пояса пистолет:
— Если она умрет, ты будешь следующим!
— Да бросьте вы… — тихо сказал хирург. — Это не поможет. Меня тут через день на мушку берут.
Свободной рукой Олейник торопливо вытащил из кармана пачку долларов.
— Доктор! — сказал он сдавленным голосом. — Вот возьми. Я тебе еще в сто раз больше принесу, только спаси ее!
Врач даже не взглянул на деньги.
— Не ко мне, — вздохнул он. — Теперь только к Господу Богу.
Чуть позже деньги все-таки пригодились.
— Пять минут, не больше, — шепнула молоденькая медсестра, пряча доллары в карман халата. — Иначе с меня голову снимут.
В реанимации было полно каких-то сложных приборов с датчиками и мигающими лампочками. Но Олейник не видел ничего, кроме Миледи, спеленутой как мумия. При падении со страшной высоты ее лицо, как ни странно, не пострадало. Бледное и застывшее, словно высеченное из мрамора, оно показалось Олейнику чужим.
Он взял в руки холодную ладонь Миледи, пытаясь ее согреть. Губы умирающей слегка дрогнули.
— Это я… Костя… — шепнул Олейник, наклонясь к лицу Миледи.
— Костя… — неожиданно послышалось в ответ — Ребенок… Он умер…
— Какой ребенок? Что ты?
— Наш… Он не родился… Умер…
Ее слова не были бредом. Олейник почему-то сразу понял это, и сердце его пронзила нестерпимая боль.
— Маме скажи… Все скажи… — снова раздался угасающий, еле слышный голос. — Они там, на старой квартире… Ждут… День рождения…
Миледи, торопясь сказать самое главное, теряла последние силы.
— Молчи, не надо! — зашептал Олейник. — Я все сделаю. Ты поправишься!.. Я тебя не отдам!..
Он увидел широко открытые глаза Миледи. Но это был уже мертвый взгляд.
— Сестра!.. — крикнул Олейник.
Вбежавшие люди в белых халатах оттеснили его. Вокруг Миледи началась суета. А потом все внезапно стихло. Больше Миледи никто не был нужен: ни врачи, ни папа с мамой, ни Костя Олейник.
Как в тумане, киллер вышел в коридор и остановился, почувствовав жжение в глазах. Яркий солнечный свет тут был ни при чем. Олейник плакал. Первый и последний раз в жизни.
— Господин Котов? — раздался у него за спиной голос. — Или вам привычней — господин Олейник? Вам придется поехать с нами.
Четверо дюжих молодых людей поджидали его в коридоре. Люди генерала Панова все-таки достали его. Но поникший вид Олейник ввел их в заблуждение. Они не ожидали сопротивления.
И тут опять сработала многолетняя выучка. Киллер первым успел выхватить оружие.
— Стоять, суки! — крикнул он. — Яйца отстрелю!..
Держа замершую четверку на прицеле, Олейник попятился за угол, а потом бросился бежать. Пуля настигла его у самых дверей, развернула на бегу, едва не повалила на пол. Олейник выстрелил в ответ и выскочил во двор.
И на этот раз ему каким-то чудом удалось уйти. Оторвав подол рубашки, Олейник туго перевязал раненое плечо. Оно горело огнем, ноги подкашивались, к горлу подступала тошнота. Но прежде чем умереть, Олейник должен был сделать одно дело.
Она смогла освободиться от веревок через полчаса после ухода Олейника. То, что для другого человека оказалось бы неразрешимой задачей, для Ксюши с ее феноменальной гибкостью было не так уж трудно.
На запястьях и лодыжках остались красные рубцы, но Ксюша не чувствовала боли. Она догадывалось, что с Марьямовым произошло что-то ужасное. Ей с первой минуты стал подозрителен незнакомец, пришедший за кассетой.
Она почувствовала в нем опасного врага, потому и попыталась его обезвредить, да ничего не вышло.
Соседи по лестничной площадке помогли Ксюше вызвать милицию. Но оперативная бригада приехала только утром. Все это время Ксюша без движения просидела на полу, сжавшись в комочек.
Милиционеры были усталые, раздраженные. Им было не до психологических тонкостей. Они уже знали, что Марьямов-Сильвер погиб, разбившись на Каширке, и сразу же объявили об этом Ксюше. Она не проронила ни звука в ответ.
Ей стали задавать какие-то дурацкие вопросы. Упорное молчание Ксюши злило оперов, пока один из них не догадался, что девушка немая.
— Хорошенькое дело! — сказал он. — Как же такую везти на опознание трупа?
— Ну кивнуть-то она может, — возразил другой.
— Тогда погнали, чего рассиживаться!
Тело Сильвера после катастрофы выглядело ужасающе. Ксюша едва устояла на ногах.
— Это он? Это ваш приемный отец? — спросили у нее.
Ксюша кивнула.
— Тогда все. Подпишите протокол и можете идти.
И тут с ней произошло что-то странное. Какой-то невнятный клекот вырвался у нее из горла.
— Что? — спросили ее недоуменно.
— Можно я с ним побуду? — неожиданно для себя самой вдруг смогла выговорить Ксюша. — Немножко… Можно?…
Оперативники удивленно переглянулись. Значит, она говорит? Дурила она их, что ли?…
Разумеется, Ксюша не могла им объяснить, что сильнейшее потрясение, которое она только что испытала в морге, внезапно прорвало плотину немоты, возникшую от давнишнего нервного шока. Она сама этого не понимала. Да и вообще все ее мысли были заняты сейчас человеком, так круто изменившим ее жизнь, но только что потерявшим свою собственную.
Что-то в пылающем взгляде черных Ксюшиных глаз было такое, что заставило взрослых мужиков смутиться.
— Пусть побудет с ним, — сказал один их них. — Дочь все-таки. Хоть и приемная.
Ксюша прижалась щекой к груди Сильвера и тихо заскулила без слез, как потерявшийся щенок…
В крематории ее окружила толпа незнакомых людей, которые, как она поняла, работали с ее названным отцом. Когда гроб под тоскливую музыку утонул в специальном люке, лишь легкий стон вырвался у Ксюши.
Потом с ней долго разговаривал человек, представившийся юристом фирмы, которую возглавлял господин Марьямов. Ксюша слушала его в полном отупении, но все же поняла из его слов, что она стала невероятно богата. Сильвер завещал ей все, начиная от роскошной квартиры и кончая вкладами в зарубежных банках.
Ксюша не испытала от этого никакой радости. Без Сильвера богатство ей было ни к чему. Только для одного, пожалуй, ей нужны были деньги — для мести.
Она не собиралась оставлять в живых никого из тех, кто исковеркал ее судьбу. И первым в ее списке значился Олекса Иванович Буряк, ее бывший тренер. Потом — его московский дружок Семен. А дальше шли похотливые и жадные менты — любители «черных суббот» и те, пока еще неизвестные, кто убил Сильвера. Они все ей заплатят.
Ксюша поклялась в этом над телом Сильвера, и опасная черная молния с новой силой вспыхнула в ее глазах.