Главнокомандующим итальянской армией был назначен изменивший свою фамилию на французский манер генерал Бонапарт. Поначалу два генерала неплохо сошлись, хотя Дюма, как и многих других офицеров, коробил тот факт, что командует ими 26-летний Наполеон, однако тот довольно быстро завоевал авторитет среди опытных бойцов, тем самым доказав, что не напрасно получил свой пост.
Хорошим взаимоотношениям способствовали и протекция Жозефины Богарнэ, креолки с Мартиники, покровительствовавшей всем полукровкам, напоминавшим ей о родине, и то факт, что Бонапарт профессиональной ревности к Дюма не испытывал. И действительно, Тома-Александр не был искусным стратегом, однако солдаты шли за ним в бой с особым воодушевлением, что, собственно, Наполеону, бравшему всю стратегию на себя, и было нужно. Ему требовались не полководцы, а герои, и Дюма как нельзя лучше соответствовал его ожиданиям.
Он лично захватил шесть знамен у численно превосходящего противника, умело (с побоями, но без увечий) допросив лазутчика, выяснил планы австрийцев, перекрыл дорогу отступающей армии генерала Вурмзера, вступил с ней в бой и остановил продвижение австрийцев до подхода основных сил французской армии (в этом сражении он опять был в гуще событий и оказался вынужден менять коней дважды в связи с трагической гибелью ни в чем не повинных лошадок от австрийских пуль), что привело к капитуляции армии Вурмзера под Мантуей. А знаменитая стычка под Клаузеном сделала его человеком-легендой.
Звучит совершенно невероятно, но в этом бою генерал Дюма в одиночку удерживал Бриксенский мост против целого эскадрона, в решительный момент остановив вражеское наступление. Солдаты его боготворили, а австрийцев от одного известия о приближении «черного дьявола», как они прозвали Дюма, прошибал холодный пот.
В 1797 году, после окончания Итальянской кампании, Дюма дали отпуск, и он вновь вернулся к жене. И снова ненадолго. Бонапарт решил выступить в Египет и вызвал генерала к себе. В апреле 1798 года он назначил Дюма командовать кавалерией в своей Восточной армии.
В Египетской кампании Дюма проявил тот же героизм, что и во всех остальных. Его кавалерия отбросила мамелюков к Нилу, он подавил восстание в Каире и, захватив на два миллиона добычи, отослал все до единого су Наполеону.
Из-за этой кампании, ненужной Франции, но необходимой Наполеону, он в прах рассорился с будущим императором, на чьи честолюбивые замыслы ему было глубоко наплевать, и подал прошение об отставке, которое было удовлетворено Бонапартом, взбешенным непокорностью и независимостью Дюма. Тома-Александр отправился домой на зафрахтованном им за свой счет судне.
Высадившись в Таренте, он ждал, что жители Партенопейской республики, основанной еще на заре республики французской, примут его с почетом, однако был жестоко разочарован. За время его отсутствия англичанам удалось вернуть власть Бурбонов в этой стране, и республика прекратила свое существование, вновь став Неаполитанским королевством. Дюма был арестован и заключен в тюрьму города Бриндизи. Относились к нему, конечно, как и подобает относиться к особе высокого ранга, каковой является генерал. То есть никаких сырых застенков: все культурно, содержание и стол… а также некоторое количество мышьяка в еде.
5 апреля 1801 года генерала Дюма обменяли на знаменитого австрийского генерала Мака (вернее, единственного хоть чего-то стоящего генерала). Из заключения вышел уже совсем иной человек. О своем состоянии он писал: «…я почти оглох, ослеп на один глаз, и меня разбил паралич… Эти симптомы появились у меня в тридцать три года и девять месяцев…». Это еще не говоря о язве желудка.
1 мая он прибыл домой. У него не было за душой ни сантима, жалованье за последние два года он не получил, да к тому же Наполеон отправил его в запас. Он писал в военное ведомство, Наполеону, в Генштаб — тщетно. Ему остались только жалкая пенсия да подорванное здоровье. Радовало только то, что 24 июля 1802 года у него родился сын Александр, в котором генерал души не чаял.
Не все, конечно, забыли и бросили генерала Дюма. Так, Мюрат, который хотя и приходился Бонапарту шурином, не обращал внимания на мстительность своего родственника и вел себя вполне независимо, пытался помогать Дюма по мере сил. Генерал Брюн стал крестным отцом его сына, генштабист Бертье (с братом которого Дюма был на ножах) добился для него разрешения на охоту в заповедных лесах близ Вилле-Коттре. Многие другие боевые товарищи оказывали Дюма материальную помощь, а если не имели для этого возможности, то хотя бы моральную поддержку. Нет, Дюма пока не нищенствовали, но им все сложнее было поддерживать тот уровень жизни, к которому они привыкли. Все чаще и чаще самые дорогие и красивые вещи оказывались заложенными в ломбарде.
В 1806 году генерала Дюма не стало. Однажды, вернувшись с верховой прогулки, он почувствовал ужасную слабость и был вынужден лечь. Поняв, что умирает, этот незаурядный человек ненадолго потерял самообладание, в отчаянии закричав: «Неужели генерал, который в 35 лет командовал тремя армиями, должен в сорок умирать в постели, как трус? О боже, боже, чем я прогневил тебя, что ты обрек меня таким молодым покинуть жену и детей?» — так описывает последние дни этого человека французский писатель Андре Моруа в своей книге «Три Дюма».
Впрочем, он быстро взял себя в руки, велел вызвать священника, исповедовался, причастился Святых Тайн и скончался на руках у жены. Когда он испустил последний вздох, часы начали отбивать полночь.
Большинство тех, с кем он служил, были твердо уверены в том, что убила его не только и не столько болезнь, от которой он почти оправился, сколько мирная размеренная жизнь. «Под огнем он протянул бы дольше», — сказал по этому поводу французский маршал Никола Жан де Дье Сульт.
Тома-Александр не оставил жене крупных долгов, но не оставил и имущества. Более того, по наследству от него его вдове и детям досталась неприязнь императора Наполеона I. Брюн, Ожеро и Ланн явились к Бонапарту, отказывавшему в приеме генеральше Дюма, чтобы ходатайствовать перед ним о стипендии в лицее или военной школе для малыша Александра. Тщетно. Они напомнили своему монарху о подвигах генерала Дюма и получили в ответ жесткую отповедь. «Я запрещаю вам раз и навсегда упоминать в моем присутствии имя этого человека», — сказал Наполеон.
Жан-Мишель Девиолен, инспектор лесов, являвшийся родственником жены Дюма, просил имперского графа, генерала Пилля, о назначении небольшой пенсии Мари-Луизе Дюма, поскольку «долгая болезнь генерала поглотила те скудные сбережения, которые у них были», и тоже получил отказ. В итоге заботу о Мари-Луизе и ее детях были вынуждены взять на себя старики Лабурэ.
Александр Дюма рос ребенком сообразительным, но непоседливым и озорным. Чтение и письмо он освоил еще в юном возрасте, выработав при этом замечательный прямой и ровный почерк. При этом буквы он украшал разнообразными завитушками, виньетками и сердечками, что с точки зрения графологии прямо указывает на некоторое тщеславие. А вот в математике он успехов добиться так и не смог, до конца жизни не продвинувшись дальше умножения.
Мать пыталась учить его и музыке, но потерпела полное фиаско — Александр был совершенно лишен слуха и не мог ни петь, ни играть на музыкальных инструментах. Зато в 10 лет он увлекся физическими упражнениями, фехтованием и стрельбой. А затем выяснилось, что, несмотря на отсутствие слуха, он прекрасно чувствует ритм. Дюма стал неплохим танцором.
Дома он проводил мало времени, предпочитая веселую компанию сверстников, с которыми бегал в лес охотиться, ставить силки, играть в дикарей и дружить с браконьерами. Вообще-то браконьерству он и сам был не чужд, что привносило некоторое разнообразие в рацион семьи Дюма. Как раз в это время скончался его дальний родственник, аббат Консей, завещавший ему стипендию в семинарии. Юноша должен был получать ее при поступлении. Вдовствующая генеральша Дюма, которой не столь уж и легко было прокормить, одеть и обуть двоих детей, попыталась уговорить Александра стать священником, и тот даже согласился, но…
Получив от матери 12 су на покупку чернильницы (такой, какая была у всех семинаристов), сын бравого генерала накупил на эти деньги колбасы с хлебом и на трое суток скрылся в окрестных лесах, где все это время охотился на птиц.
Вернувшись на четвертый день домой, он не только не получил ремня, но и был обласкан натерпевшейся страха матерью, которая поклялась никогда больше вопрос о семинарии не обсуждать. Впрочем, учиться было все равно нужно, и Мари-Луиза Дюма определила своего сына в местный колледж аббата Грегуара.
Добрый падре относился к ученикам вполне лояльно, но с Александром ему пришлось намучиться. Несмотря на беззлобность и отходчивость, необыкновенная гордыня Александра постоянно приводила к конфликтам со сверстниками и преподавателями. Он был очень тщеславен и дерзок, к тому же будущий знаменитый писатель не отличался прилежанием. Кроме того, юноша отчаянно прогуливал занятия, в теплую погоду пропадая все дни в лесу, где любил охотиться.
Конечно, такое «образование» мало что могло дать. Александр освоил только азы латыни, грамматики да усовершенствовал свой почерк. Что же касается молитв, которые входили в обязательную программу обучения, он смог осилить только три классические: «Pater Noster», «Ave Maria» и «Credo» («Отче наш», «Богородица» и «Верую»).
Мать его, женщина скромная и работящая, с радостью узнавала в подрастающем Александре (в 10 лет мальчик выглядел на все 14) его отца, такого же необузданного и добросердечного дикаря, которого она некогда полюбила и которому стала достойной подругой жизни. Несмотря на скромность, она отнюдь не была робкой домохозяйкой, о чем свидетельствует следующий случай.
В 1815 году два французских генерала, участвовавших в заговоре против Людовика XVIII, братья Лальман, были арестованы жандармами Вилле-Коттре и заключены в тюрьму города Суассона, чему безумно обрадовались жители Вилле-Коттре, традиционно поддерживавшие Бурбонов.