Тем временем подошло время и для постановки «Христины». Одноименная пьеса Сулье с треском провалилась, и директор «Одеона» Феликс Арель предложил устроить постановку «Христины» Дюма. Александр посоветовался с Сулье и получил от друга следующий ответ: «Собери обрывки моей "Христины" — а их, предупреждаю тебя, наберется немало — выкинь все в корзину первого проходящего мусорщика и отдавай твою пьесу». Так Дюма принял предложение Ареля.
Первая постановка закончилась непонятно. Во-первых, стихи Дюма писал посредственно, а когда Христина, которую исполняла ведущая актриса «Одеона», мадемуазель Жорж, продекламировала: «Как ели древние приблизились они», — веселью в зале не было предела. Во-вторых, только что с шумным успехом прошла «Эрнани» Гюго и на ее фоне «Христина» выглядела довольно бледно. И в-третьих, эта пьеса принадлежала к жанру совершенно неопределенному: наполовину драма, наполовину трагедия.
Когда занавес опустился, в зале поднялся такой шум, что никто не мог сказать, успех это или полное фиаско.
Гюго и Виньи, верные друзья, немедленно приступили к переделке наиболее неудачных мест пьесы, и на следующем же представлении «Христину» встретили аплодисментами. За право опубликовать «Христину» Дюма получил 12 тыс. франков.
А тем временем он уже работал над новой, еще более новаторской пьесой «Антони», многие моменты которой позаимствовал из своей личной жизни, а главную героиню списал с Мелани Вальдор, которая к тому времени стала одной из его многочисленных любовниц.
Новаторство пьесы заключалось в том, что впервые за всю историю европейского театра главной героиней стала не простушка-крестьянка, не аристократка былых времен, а современная дама из высшего общества, которая совершила прелюбодеяние. Этот образ впоследствии на добрую сотню лет оккупирует сцены французских театров.
Тем временем в Париже началось брожение умов. В воздухе явственно запахло очередной революцией. Дюма, собиравшийся совершить путешествие в Алжир, распаковал чемоданы и послал своего слугу в магазин за новым ружьем и двумя сотнями патронов к нему. Его поведение во время революции, свидетелем которой он стал и которая продлилась всего несколько дней, как нельзя лучше вскрыло все противоречия его характера. Он показал себя как легко увлекающийся и импульсивный человек, мало заботящийся о своем будущем. Именно эти качества и стали причиной грандиозного банкротства, которое пришлось пережить этому знаменитому на всю Францию писателю.
Когда началась Июльская революция, Дюма отнюдь не остался в стороне. Этот двухметровый здоровяк схватил принесенное слугой оружие и боеприпасы, надел охотничий костюм и выступил на стороне повстанцев. Он организовал строительство баррикад в своем квартале, участвовал в боях и собраниях, писал статьи, воззвания и прокламации.
Тем временем вожди восставших были очень обеспокоены: в городе было мало пороха, и если бы Карл Х двинул на Париж верные части, участь повстанцев была бы предрешена. Тогда Дюма сообщил генералу Лафайету, что сможет достать порох. Генерал позволил ему попытаться осуществить это, и Дюма с несколькими товарищами поскакал в Суассон, где находился армейский склад.
Размахивая револьвером, он ворвался к коменданту, виконту де Линьеру, и потребовал сдачи склада. В этот же момент в комнату влетела и жена коменданта с криком. «Сдавайся, немедленно сдавайся, друг мой! Негры опять взбунтовались!.. Вспомни о моих родителях, погибших в Сан-Доминго!». Так Дюма достал порох. В этой ситуации он проявил такие качества, как мужество и отвага, но ему еще и очень повезло: неизвестно, как отреагировал бы виконт, если бы в его «разговор» с Дюма не вмешалась его жена.
Затем Дюма вызвался отправиться в Вандею, чтобы сформировать там части Национальной гвардии, написав по возвращении отчет на имя короля. Кстати, по крайней мере одно его предложение, о размещении в Вандее лояльно настроенных священников, было принято.
«Три славных дня» закончились, Дюма снял форму национального гвардейца и вновь вернулся в театр. Его постановки пользовались успехом, он много зарабатывал и еще больше тратил: на кутежи, любовниц, безделушки… Он устраивал многочисленные приемы на сотни человек, причем самолично готовил все яства, которыми были уставлены столы. Он успел переболеть холерой и спасся только тем, что совершенно случайно (как он потом говорил) выпил целый стакан неразбавленного спирта.
Для поправки здоровья он отправился в Италию и немедленно ввязался там в борьбу за национальное освобождение, присоединившись к Джузеппе Гарибальди.
Дюма много путешествовал, тратя больше, чем зарабатывал, охотно одалживая последние деньги многочисленным приятелям, оставаясь при этом без единого су в кармане.
Бывал он и в России. Он любовался Петербургом, Москвой, Волгой, пировал у башкирского князя и с большим удовольствием ел шашлык (это оказалось одним из его самых сильных российских впечатлений), а после написал книгу воспоминаний «Из Парижа в Астрахань».
Кредиторы преследовали его по пятам, но он ловко ускользал от них. Даже женился он из-за долгов! Его постоянная, так сказать основная, любовница, актриса Ида Феррье, скупила большинство его векселей и предложила выбор между алтарем и тюрьмой для несостоятельных должников. Впрочем, молодожены не считали необходимым хранить верность друг другу. Феррье нужен был титул маркизы Дави де ля Пайетри (Дюма в зрелые годы все же вернул себе принадлежавшие по праву титул и фамилию), пользуясь которыми она смогла окрутить итальянского князя и уехала к нему во Флоренцию.
Наконец театр, где он достиг небывалых высот, надоел Дюма, и он решил обратиться к написанию историко-авантюрных романов. С 1844 по 1847 год в соавторстве с молодым писателем Огюстом Макэ он создал «Трех мушкетеров», «Графа Монте-Кристо», «Королеву Марго», «Двадцать лет спустя», «Кавалеpa де ла Мэзон Руж», «Графиню де Монсоро», «Жозефа Бальзамо», «Сорок пять» и многие другие произведения. Дюма писал по несколько томов в месяц, оставив такое обширное литературное наследие, что можно с уверенностью утверждать: всего Дюма не читал никто.
Практически неизвестно, что лучшие его произведения, которыми по сей день зачитываются во всем мире, были написаны для… газет, которые печатали их небольшими кусками, заканчивая каждую главу сакраментальной фразой: «Продолжение следует». Естественно, что тиражи газет, печатавших Дюма, очень быстро росли. Именно в тот период писателя начали называть Дюма-отец, чтобы отличать его произведения от произведений сына, который тоже (и вполне успешно) писал книги.
Платили газеты построчно, что во многом предопределило стиль Дюма. Современник Дюма, не столь известный, как он, но вполне талантливый писатель Виньи даже написал пародию на знаменитые диалоги Дюма:
— Вы видели его?
— Кого?
— Его.
— Кого?
— Дюма.
— Отца?
— Да.
— Какой человек!
— Еще бы!
— Какой пыл!
— Нет слов!
— А какая плодовитость!
— Черт побери!
Впрочем, издатели довольно быстро раскусили эту его хитрость и стали платить только за полные строки. Впрочем, это не слишком-то его расстроило, ведь он и так уже зарабатывал по 200 тыс. франков в год. А тратил и того больше.
Оставив за собой роскошную квартиру в Париже, в 1843 году он снял виллу «Медичи» в Сен-Жермен-ан-Лэ и арендовал в этом же городке местный театр, куда привез за свой счет труппу «Комеди-Франсез», обеспечил жильем и едой, взял на себя гарантии за выручку, то есть фактически устроил две недели благотворительных концертов.
В тех же краях он купил лесистый участок земли под возведение замка своей мечты — Монте-Кристо. Почва там оказалась глинистая и заболоченная, что Дюма ничуть не смутило. Он приказал копать, пока строители не дошли до туфа, в связи с чем нижние этажи замка оказались подземными. Строительство и содержание Монте-Кристо встало Дюма недешево, однако замок получился чудный. Даже Бальзак, который Дюма терпеть не мог, стал там довольно частым гостем, а уж друзья писателя там дневали и ночевали.
В середине 40-х годов XIX века Дюма создал исторический театр. Несмотря на то что все критики прочили ему мгновенный крах, первый сезон принес 708 тыс. франков. Второй сезон открыла драма Дюма и Маке «Шевалье де Мэзон-Руж», принесшая театру оглушительную славу, а 7 февраля 1748 года случилось небывалое — постановка «Монте-Кристо», которая шла два вечера подряд, с 6 часов вечера и до полуночи. Такого триумфа французский театр еще не знал. Все шло к тому, что исторический театр Дюма отодвинет «Комеди Франсез» на второй план, но тут в Париже разразилась очередная революция. Сборы театров упали до нуля.
Исторический театр, в первую очередь из-за чрезмерно дорогих постановок, которые устраивал Дюма, так и не смог оправиться от этого удара, делая в дальнейшем ничтожные сборы. Дюма работал как бешеный, побив все рекорды своей плодовитости, но никаких гонораров не хватало, чтобы покрыть его огромные долги. Наконец на замок Монте-Кристо был наложен арест. Сумма долга составила 232 469 франков и 6 сантимов.
Тут забеспокоилась и супруга Дюма, которой он был должен 120 тыс. франков (именно эту сумму она передала мужу в качестве приданого), проценты с них и назначенное ей по брачному контракту содержание. К ней присоединились теща Дюма, вдова Ферран, и его собственная дочь Мари, которая очень любила мачеху и мечтала переехать к ней.
Супруга Дюма, как и он сам, оказалась на грани финансовой катастрофы и пыталась найти способы хоть что-то спасти из своего имущества. Она подала на алименты, надеясь таким путем поправить свое пошатнувшееся материальное положение. Вот одно из ее писем, адресованное мэтру Лакану, ее парижскому адвокату, из которого можно составить наиболее точную картину сложившейся ситуации: «…Мои друзья во Флоренции, так же как и я, считают, что мне невозможно дольше оставаться в городе, где у меня нет никаких средств к существованию и где мое положение в свете, в котором я вращалась столько лет, обязывает меня соблюдать внешние приличия, слишком для меня разорительные… Здесь мне на помощь пришли другие люди, иначе я даже не смогла бы дождаться решения по тому иску, который мы подадим сейчас, — решения, которого я жду, чтобы вернуться во Флоренцию и выписать к себе мать и падчерицу. Я надеюсь, сударь, суд учтет, что я должна содержать еще двух человек и что алименты, о которых я хлопочу, нужны не только мне. Восемнадцать тысяч франков на жену, тещу и дочь — не так уж и много, особенно если сравнить эту сумму с теми гонорарами, которые получает господин Дюма, гонорарами, которые, как он неоднократно признавался, в частности в процессе против одной из газет, названия ее я не помню (это было зимой 1845 года), превышают двести тысяч франков в год! Впрочем, его заработки известны буквально всем…»