Банкротства — страница 43 из 75

Последовавший за этим период стал одним из самых тяжелых в жизни Джойса. Дерзкий и жестокий сатирический памфлет «Газ из горелки», адресованный ирландским литераторам и написанный как отклик на драматическую эпопею с «Дублинцами», лишил его всех возможностей печататься. До 1914 года писатель пребывал в глубоком и безнадежном отчаянии.

Перелом наступил тогда, когда известный литератор Эзра Паунд, одним из первых по-настоящему оценив дарование Джойса, предложил ему печатать свои произведения в 4 журналах, одним из которых был лондонский «Эгоист».

В то время главой редакции журнала была некая английская дама по имени Харриет Шоу Уивер, отличавшаяся большой любовью к искусству модернизма. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, прочитав сочинения Джойса, она стала страстной его почитательницей и в течение долгих лет всячески содействовала ему в вопросах публикации. Кроме того, что было не менее важно для автора, она предлагала ему и материальную помощь. Сначала мисс Уивер пыталась делать это в скрытой, завуалированной форме, придумывая всевозможные поводы для того, чтобы обеспечить финансовую свободу своего гениального протеже. Однако впоследствии наблюдательная женщина обнаружила, что предоставляемая ею помощь ни в коей мере не унижает и не травмирует писателя, а потому начала уже открыто заботиться о его благосостоянии и комфорте.

Разумеется, творческие дела Джойса тоже наладились. После публикации в «Эгоисте» «Дублинцев» и «Портрета художника в юности» окрыленный надеждой автор вернулся к своим прежним замыслам, осуществить которые раньше мешала тяжелая депрессия, вызванная одиночеством и враждебным непониманием со стороны коллег. И самым значительным, самым великим из этих замыслов было создание романа «Улисс».

Грандиозному труду всей жизни сопутствовали различные мелкие досадные недоразумения вроде Первой мировой войны (а именно таким это событие и представлялось Джойсу), заставившей писателя вместе с семьей покинуть Триест и поселиться в Цюрихе, где успешно продолжалась работа над романом. Финансовые дела Джойса постепенно наладились благодаря помощи многочисленных друзей и коллег. Знакомые влиятельные литераторы добивались всевозможных субсидий для талантливого автора, мисс Уивер с 1917 года начала регулярно заниматься меценатством, а спустя некоторое время к ней присоединилась американская миллионерша Эдит Маккормик, очередная поклонница творчества Джойса.

Вместо дешевых забегаловок, которые в Триесте были для писателя излюбленным местом проведения досуга, он стал регулярно посещать престижные и дорогие кафе и рестораны. Теперь у него появилась возможность отбросить пустые заботы о хлебе насущном и полностью отдаться творчеству.

Создание романа с головой захватило писателя и подчинило себе всю его жизнь, все его деяния и помыслы. Он не желал замечать ничего и никого вокруг; все происходившие события нисколько его не интересовали.

По окончании войны ненадолго вернувшись в Триест и не найдя в этом городе ничего, что удерживало его там ранее, Джойс по совету Паунда отправился в Париж. Приехав туда, писатель с некоторым удивлением обнаружил, что является едва ли не центром местной литературной жизни и имеет много поклонников. Полезные знакомства (к примеру, с состоятельной американкой Сильвией Бич, которая не преминула пойти по стопам мисс Уивер) возникли как бы сами собой. Казалось бы, все стремятся помочь своему кумиру скорее завершить работу и улучшить его материальное положение.

На этом фоне продолжался поистине непосильный, каторжный труд над романом, который к тому же никто не решался напечатать по той же причине, что некогда «Дублинцев»: из-за «непристойного», «аморального» содержания.

21 октября 1921 года монументальный труд был наконец завершен. Роман выжал из автора все соки: к этому моменту он был совершенно обессилен и опустошен.

Восприятие «Улисса» отчасти было подготовлено ближайшим окружением самого Джойса, считавшего своим долгом развернуть активную кампанию по его пропаганде. По сути это была рекламная акция, в которой автор принимал самое живое и деятельное участие. Популярность и стоимость книги повышали как хвалебные, так и негодующие критические высказывания, поэтому главным было их количество. И волна критики, благодаря стараниям Джойса и поклонников его творчества, не заставила себя ждать.

Главной реакцией было, пожалуй, недоумение: слишком много оказалось в романе загадочного и непонятного. К автору неоднократно обращались с просьбами о разъяснении, но в свойственной ему манере Джойс пренебрегал чужими мнениями. Однако вскоре даже для него стало очевидным, что, не объяснив читателю сути своей книги, он не сделает ее популярной, и несколько лет спустя Джойс открыл миру секреты «Улисса».

Как бы то ни было, появление «Улисса» стало настоящей сенсацией и принесло автору огромный успех и мировую славу. С этого момента образ жизни писателя стал устойчивым и стабильным, как в материальном плане, так и в духовном.

Первое место в жизни Джойса по-прежнему занимало искусство, и после окончания «Улисса» труд его стал воистину адским. Писатель не только упорно работал сам, но и в силу природной способности (а порой и склонности) управлять людьми в своих целях так или иначе заставлял помогать ему всех, кто находился рядом. По словам Филиппа Супо, близкого знакомого Джойса, все окружение художника превратилось в своеобразную «фабрику Джойса», где каждый приносил себя в жертву его труду.

Тем не менее аскетом писатель пока не стал. Свободное от творчества время (а оно иногда находилось) он, как и прежде, проводил в веселой компании, за интересным разговором и бокалом хорошего вина, поражая и очаровывая собеседников своим остроумием. Но даже в часы досуга все его мысли были заняты искусством и все разговоры вращались вокруг этой темы.

Огромное место в жизни художника занимала семья. Она для Джойса была единственным явлением окружающей действительности, сохранившим ценность. Более того, он ставил ее, пожалуй, не ниже, если не выше, своего творчества. Писатель был преданным, нежным и любящим по отношению к двум своим детям, а Нору в прямом смысле слова боготворил. Как любой другой человек, будь то даже самый великий художник, Джойс обладал даром любви к ближнему, и, равнодушный ко всему миру, он без остатка излил это чувство на свою семью.

Однако в силу своего нынешнего положения даже при всем желании Джойс не мог бы проводить время исключительно в работе или в кругу семьи. Став великим писателем, он вынужден был вести светскую жизнь, появляться в обществе. Несмотря на то что все это безумно его тяготило, художник продолжал посещать великосветские мероприятия, встречаться с журналистами и поклонниками. Очевидно, испытывая презрение ко всем этим людям, он, как ни странно, все же не желал отказываться от их уважения и симпатии, а главное — от популярности и успеха.

А между тем начался заключительный и самый трагический период в жизни Джойса. Связан он был с его последней работой — романом «Поминки по Финнегану», который исследователь творчества Джойса С. С. Хоружий назвал «самой странной книгой в мире». С этим мнением просто невозможно не согласиться: достаточно сказать лишь то, что роман написан на непонятном языке, выдуманном самим автором. Говорят, к концу работы над книгой даже сам Джойс не мог вспомнить значения многих созданных им слов.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что новую книгу, которую все с нетерпением ждали, после появления на свет отдельных ее эпизодов никто не мог понять; многие даже не в силах были дочитать ее до конца. И может быть, все это было бы не столь драматично для Джойса, если бы эту реакцию не испытали его ближайшие друзья, неутомимые рабочие «фабрики Джойса». Как они ни старались, им не удавалось найти ни тени смысла в туманном и хаотичном пространстве книги.

Особенную тревогу вызывало отношение мисс Уивер, чья помощь до сего момента по-прежнему оставалась главным материальным источником творческой деятельности писателя. Понимая всю опасность такого положения вещей, Джойс любыми способами пытался заинтересовать меценатку своим новым творением, по мере сил разъяснить ей смысл и значение многих непонятных мест (в частности, написал ключ, по объему в несколько раз превышавший текст самого романа), но все его усилия не увенчались успехом.

На этом этапе жизни Джойс действительно не мог писать по-другому: «непонятность» книги была не пустой прихотью автора, а внутренней потребностью души (к этому моменту он стал полагать, что исчерпал все возможности привычного английского языка). Художник ни в коем случае не хотел мириться с таким вполне естественным неприятием критики; до самой смерти он героически отстаивал ценность своего творения, всеми силами убеждая читателей принять его. Он был уверен в том, что люди обязаны посвящать свои жизни чтению его книг, и искренне недоумевал, когда они отказывались это делать. И это уже было настоящей трагедией.

Отчаяние Джойса усугублялось еще и тем, что многие поклонники, прежде боготворившие писателя, ныне от него отвернулись. «Фабрика Джойса» прекратила свое существование, и лишь немногие сохранили былую верность художнику.

От некогда кипевшей энергии писателя не осталось и следа. Резко ухудшилось его здоровье: с 1907 года Джойса мучила тяжелая болезнь глаз, которая впоследствии стала прогрессировать; бесчисленные операции не давали результатов, и к 1930 году художник почти полностью ослеп. Появились проблемы и в семейной жизни: казалось, единственный островок любви и доверия в огромном враждебном мире вот-вот погрузится в темный омут безумия. Это мрачное чувство было вызвано постепенно развивавшейся душевной болезнью дочери Лючии, которая проявлялась в беспочвенной и необъяснимой ненависти к Норе. Все это делало жизнь Джойса поистине невыносимой.

И тем не менее странная книга была наконец завершена. Это дало автору повод для последней надежды — надежды на то, что, может быть, теперь ее поймут и оценят, и всемирная слава и всеобщий почет вернутся вновь. Исполнению этой мечты парадоксальным образом помешали некоторые факты внешней действительности, всегда глубоко презираемые Джойсом.