Баопу-цзы — страница 45 из 74

Ныне я собрал воедино сведения о близких к нам событиях, чтобы опровергнуть эти взгляды, и надеюсь, что смогу внести полную ясность в этот вопрос.

Птица с горы Ваньшань кричит так же, как человек, продающий в рабство своих родных, чтобы похоронить умерших, но Конфуций ничего не знал об этом, и только Янь Хуэй смог объяснить ему характер услышанных криков, — разве это не так?[590] Когда он услышал, как плачет женщина на горе Тайшань, то он тоже не знал причины ее скорби, и только после того, как спросил ее, узнал, что тигр сожрал трех человек из ее семьи и поэтому-то она и не уходит с горы; только когда женщина ответила ему, он узнал об этом[591]. Когда Конфуций увидел, что ловец воробьев ловит только желторотых птенцов, то не мог понять причины этого обстоятельства, пока ловец сам не объяснил ему, что к чему[592]. Когда Конфуций хотел похоронить свою мать, то не знал, где находится могила его отца, и только посторонние люди объяснили ему, где ее найти. Потом могильный курган обрушился, но Конфуций также ничего не знал об этом, пока ему не рассказали ученики; тогда Конфуций залился слезами[593]. Подозревая, что Янь Юань украл пищу, Конфуций притворился, что хочет принести ее в жертву предкам и погадать о бренности и тщете присвоенного имущества[594]. Когда сгорела конюшня, Конфуций не знал, пострадали ли от этого кони и люди, и Янь Юань должен был сообщить ему, что при пожаре были жертвы[595]. Конфуций объехал семьдесят с лишним чжоуских государств, но не знал заранее, удастся ли ему где-нибудь получить назначение на службу. Оставаясь без использования и здесь и там, он так быстро переезжал с одного места на другое, что циновки, на которых он сидел, не успевали согреваться. Не зная, что люди из местности Куан будут угрожать ему, Конфуций спокойно путешествовал по тем землям[596]. А поскольку он расспрашивал Лао-цзы о древних ритуалах, то и о ритуалах он знал далеко не все[597]. Он расспрашивал Тань-цзы о чиновничьих должностях, называемых именами птиц, а это значит, что он знал не все и о чиновничьих должностях[598]. Во время одного из своих путешествий он не знал, где найти брод, и вынужден был спрашивать об этом других людей; не знал он и того, что люди, к которым он обратился с вопросом, обманут его и не объяснят ему дорогу, — ведь если бы он все это знал, то не стал бы никому задавать вопросов[599]. Когда он сходил с колесницы, чтобы подойти к человеку, певшему о фениксе, то не знал, что тот не остановится поговорить с ним[600]. Он был на аудиенции у Нань-цзы, но не знал, что от встречи с ней не будет проку[601]. Вообще же, всех примеров такого рода даже нельзя и перечислить, так почему же надо удивляться только тому, что Конфуций не знал способов обретения состояния бессмертия?

И еще конфуцианцы-обыватели говорят: «Если совершенные мудрецы чего-то не могли, то другие люди тем более не смогут». Народ данов живет в воде[602], лянская матушка превратилась в огонь[603], Бо-цзы выдерживал крайнюю степень жара[604], Чжун-ду терпел самый жестокий мороз[605], Цзо Цы совершил освобождение от трупа посредством меча и обрел бессмертие[606], Гань Ши целый год воздерживался от пищи[607], Фань И ударили топором, но не причинили ему никакого вреда[608], Бе Лин трупом плыл по реке, но воскрес[609], Шао-цянь держал в повиновении сотню демонов[610], Чан-фан сокращал расстояния во время своих странствий[611], Чжун-фу умел прикинуться дикой уткой[612], а Чжан Кай одним выдохом создал облака и туман[613]. Но никто не слышал, чтобы Чжоу-гун и Конфуций могли сделать что-либо подобное».

Некий обыватель сказал: «Чжоу-гун и Конфуций могли сделать все это, но не делали, вот и все».

Я сказал ему в ответ: «Об этом не найти ничего в мудрых сочинениях, но можно узнать из пустой болтовни. Ведь и я могу взять и сказать, что Чжоу-гун и Конфуций умели летать, паря в небесной выси, что они могли облететь все восемь пределов мироздания или же что они могли изливать дождь из облаков, передвигать горы, чтобы вырыть колодцы, да, что они были способны на все это, но просто этого не делали. Каков же, по-вашему, порог достоверности, если мы отказываемся считать ее критерием факты, сообщенные в авторитетных текстах? Так ведь и я могу заявить, что Чжоу-гун и Конфуций стали бессмертными и вознеслись на небо. Но я думаю, что это не способ для наставления мира. Я боюсь, что если все люди будут твердо знать, что бессмертие можно обрести, то они перестанут заботиться о пропитании, откажутся служить государству и отправятся жить среди горных пиков и глубоких потоков, чтобы там совершенствоваться в практике этого пути; боюсь, что в таком случае семьи лишатся сыновей и внуков, а государство — чиновников и министров, преданность и сыновняя почтительность будут забыты и великие принципы морали спутаны. Поэтому, могу я сказать, Чжоу-гун и Конфуций и скрыли то, что они стали бессмертными, ничего не сказав об этом людям. Они сделали вид, что умерли, а на самом деле вознеслись ввысь как бессмертные. Если я начну заявлять такое, то каким образом вы сможете опровергнуть меня? А ведь в этом нет ничего невероятного!

В «Каноне Духовной Драгоценности»[614] есть три главы, называющиеся «Истинный механизм», «Равновесие» и «Передача способа летящей черепахи». Все они посвящены искусствам бессмертных. Когда в скале вырубали камни на строительство дворца царя государства У[615], то за одним из камней обнаружили золотые таблички с текстом пурпурного цвета, который никто не мог прочитать. Тогда их передали гонцу, которого отправили к Чжун-ни, Конфуцию. Гонец, однако, обманул Чжун-ни, сказав ему: «Царь У на досуге отдыхал во дворце. Вдруг в покое появилась красная птица[616], державшая в клюве эту книгу, а потом она улетела, оставив текст царю. Государь не понял ее содержания и послал меня в дальнюю дорогу, чтобы просить вас объяснить, что к чему». Конфуций взглянул на текст и сказал: «Это способы одухотворенной драгоценности и методы продления жизни. Ее скрыл от любопытных взоров великий Юй, который отшельничал в местности, где много разных вод. Он по своему возрасту сравнялся с Небом и Землей, и тогда его призвали к небесному двору в Пурпурный Дворец. Юй преобразился в бессмертного и спрятал этот текст, запечатав его камнем в славных горах. Ныне красная птица принесла его, что, видимо, означает, что Небо даровало ее вам'.

Если порассуждать об этих словах, то нам станет понятно, что сяский[617] Юй обрел бессмертие и что Конфуций знал об этом. Как знать, не совершенствовался ли тайно и сам Конфуций в практике этого пути? Если в связи с этим мы вернемся к вашему утверждению, что совершенномудрые не делали ничего такого, то мы уже не сможем сказать, что они поступали так из-за недейственности. То, что люди любят или ненавидят, отличается в зависимости от личности человека: одному нравится одно, другому — другое, но когда нечто предъявляют людям прямо в лицо, то как им не поверить в это? Если некая идея соответствует представлениям человека, то он охотно принимает ее, сколь бы ничтожной она ни была. Если же идея не соответствует духу человека, то он не станет изучать ее, сколь бы великой она ни была. Ведь бывают даже люди, которые любят горькое и терпеть не могут сладкого, а уж число тех, кто ради выгоды отбрасывает долг, вообще неизмеримо. „С точки зрения совершенных мудрецов, драгоценностью является высокое положение, но подавляющее большинство простых людей назовут самым ценным богатство». И еще говорится: «Богатство и знатность — вот чего желают люди»[618], А вот в древности цари и императоры передавали престол посторонним, и те отказывались принять его, предлагали людям величайшие сокровища среди четырех морей, и они не брали их, а уж тех, кто отказывался от должностей трех герцогов и девяти министров или поворачивался спиной к нефриту и шелку, предпочитая уединение в горной выси или лесной глуши или простые радости жизни рыбака, и вообще не счесть. И еще говорится: «Мужчины, женщина, еда, питье — вот в чем заключаются великие желания рода человеческого»[619]. А значит, если удовлетворены плотские влечения, то люди не будут поносить власти, а если они получат вкусную еду, то забудут все невзгоды. Но ведь трудно перечислить и все до одного имена тех, кто отказался от сладкой еды и прекрасных вещей, отверг услады с женами и наложницами, предпочитая удалиться в уединение, пестовать свою безбрежную мысль