– Постойте, постойте! – Ландезен вытащил знакомое Артемию Ивановичу письмо и заглянул в него. – Вот тут мосье Гурин излагает о каком-то докторе Смит и его жене в трактире, где своими плясками ему препятствовали размышлять непотребные женщины. И это и есть тот доктор, о котором мосье Гурин только что сказал?
– На дочке доктора Шмита хочет шрочно жениться поляк, – пояснил Артемий Иванович. – А жену доктора Шмита я ишпольжую для личных целей…
Владимиров с шумом выпустил воздух и ожесточенно зачесал в затылке, надеясь тем самым стимулировать деятельность того, что помещалось у него под черепной коробкой. И это ему удалось. Просветлев лицом, он добавил:
– Она прекрашный агент. Виртуожно владеет шашкой.
Ландезен недоуменно кашлянул.
– Да, иногда жижнь вынуждает нас прибегать к самозащите, – сказал Артемий Иванович. – И тогда приходиться применять вше, што окажется в тот момент в руке.
– Например, шашки. – Ландезен саркастически закивал головой. – А чем гениальнейший мосье Гурин предохранялся от поляка, когда его избивали на улицах Восточного Лондона и пускали в лицо струю мочи?
– Какой мочи?! – испугался Артемий Иванович, но быстро понял, в чем дело. – Я приверженец новой школы в агентурной работе и всегда ошень ясен в швоих донесениях! У меня не было о моче ни шлова в моем донесении!
– Верно, – Ландезен для пущей точности заглянул в письмо.
– Это была штруя из шифона!
– Представляю, что тут у вас творится! – покачал головой Ландезен.
– Откуда вы можете предштавить! – воскликнул Артемий Иванович. – Да мы тут в крови по уши! Чешно говоря, я и шам не могу ничего себе предштавить, что тут у нас творится.
– Да-да, великолепный мосье Гурин. Объясните мне о том, кто такой прилипший к вам Курашкин?
– Вы когда-нибудь были во Пшкове? Бывало, идешь по улице, и вдруг чувствуешь – пахнет. А это к твоему шапогу што-то нехорошее прилипло. И неудобно перед людьми, да што делать – ражве ты в том виноват? Вот так и Курашкин.
– Так вы знаете Курашкина еще со Пскова? – непонимающе спросил Ландезен.
– Я вовше не жнаю никакого Курашкина! – взревел Артемий Иванович, которого бесило, что он должен давать отчет этому пинскому жиду, чей папа Мойша наверняка был каким-нибудь бандером. – И што вы со всякими дурацкими вопросами ко мне, в шамом деле, лежете!
– Только не возбуждайтесь раньше времени, мосье Гурин, это плохо повлияет на ваши успехи у женщин! Я не буду говорить к вам с глупыми вопросами, я задам вам один маленький умненький вопросик: какие гадости говорил про жену нашего общего начальника ваш поляк?
– Вот я ужо напишу Пёрду Иванычу, – Артемий Иванович погрозил Ландезену пальцем, – о чем вы на шамом деле меня выспрашивали.
Еврей мгновенно перешел на серьезный тон и сказал, схватив палец Владимирова:
– Если говорить о деле, то Петр Иванович предписал мне представить мосье Гурину следующее: новое убийство необходимо совершать не на улице, а в доме.
Снимите через подставное лицо конспиративную квартиру где-нибудь поблизости от мест собраний русских нигилистов, повесьте там кого-нибудь, а затем пошлите письмо в Особый отдел: заберите, мол, своего осведомителя. Это требование Монро.
ТЕЛЕГРАММА ЛАНДЕЗЕНА – ЛЕГРАНУ
Le 19 octobre 1888
Il nous est nécessaire d'urgence de se rencontrer aujourd'hui à 7 heures p.m. dans la Oldgate à l'arrêt du tramway à Poplar.
Landezen [18]
Глава 72
Малое количество времени, отведенного Рачковским для поездки в Лондон, и совершенная невозможность понять что-либо из объяснений Владимирова, вынудили Ландезена послать эту телеграмму своему старому приятелю по Парижской земледельческой школе. Легран, как всегда, опоздал. Он прибежал на кольцо конки в Олдгейт минут через пятнадцать после назначенного времени и сказал Ландезену, прихорашиваясь перед маленьким карманным зеркалом:
– Ну и странное ты место для встречи выбрал, Артишок! Почему не за бутылкой вина, в каком-нибудь ресторане, в обществе красивых женщин?
Прозвище «Артишок» было дано Ландезену еще во времена его учебы в земледельческой школе и имело неприличное происхождение. Но сегодня Ландезен не был настроен на ностальгически-игривый лад.
– Я надеюсь, ты помнишь, как я посылал тебе запрос за русского мосье по имени Продеус? – спросил он.
– Еще бы! Мсье Гурин только о нем и твердит!
– И ты знаешь, где он живет?
– Ни черта я не знаю.
– Бог мой, Мандрагора, я не такой умный, как ты, но и то знаю, где он живет. Мосье Продеус изволит занимать комнату на Бетти-стрит, 22. Это где-то в Восточном Лондоне и ты должен меня к нему проводить.
– Хорошо, сейчас дождемся конки да поедем.
– Скажи мне пока, дорогой, что тут происходит. Когда читаешь письма мосье Гурина, то Рачковский думает, что тут у вас отделение Шарантонской больницы.
В ожидании, пока приехавший из Поплара на конечную остановку вагон приготовят в обратный путь, Легран попытался объяснить своему приятелю то, что он сам знал и понимал. А понимал он не так уж и много. Ему как раз хватило времени до того момента, когда кучер перепряг утомленных лошадей и кондуктор стал впускать пассажиров в пустой вагон.
– И я скажу на это только одно, – подвел итог Ландезен. – Тебе надо снять дом где-нибудь по соседству с Фаберовским. Этот дом, мосье Мандрагора, понадобится нам, когда мосье Рачковский будет кончать с поляком и Гуриным.
– У меня есть один домик на примете. Пустой дом, сад которого от сада Фаберовского отделяет только кирпичная ограда. А вход с Найджент-террас.
– Это просто идеальный вариант, – сказал еврей. – Я скажу тебе даже больше: смотри, не упусти его.
– Не беспокойся, Артишок, не упущу, – заверил его француз. – Я буду употреблять там Рози, чтобы Батчелор и поляк не мешали мне.
Они забрались в вагон конки и уселись на сидение рядом с двумя молодыми дамами, оживленно беседовавшими друг с другом.
– Ну уж на этот-то раз, Эсси, они нас домой не отправят, – говорила одна. – Если этой ночью Потрошитель решиться на свои злодеяния, мы непременно его поймаем.
– Пенни, а бумажки ты взяла? – спросила у нее вторая.
– Конечно. Представляешь, я как раз писала на них «Я – Джек Потрошитель», когда отец вошел ко мне в комнату.
– Ну и что же Гилбарт?
– Я успела перевернуть их и он ничего не заметил.
– А птичий клей ты не забыла?
– У нас целая бутылка, – Пенелопа достала из муфты маленькую бутылочку с резиновой клистирной трубкой на горлышке и показала ее Эстер.
– Простите, демуазель, – обратился к ним Легран. – Неужели вы решились в столь поздний час отправиться вдвоем, без сопровождающего полицейского, в такой неподходящий для дам вашего положения район как Уайтчепл? Там живут грубые, невоспитанные люди, совершенно незнакомые с правилами учтивости по отношению к дамам.
– Да, сэр, – ответила Пенелопа. – Сегодня пятница и мы намерены положить конец страшным преступлениям Уайтчеплского убийцы.
– И как же вы хотите это сделать?
– Очень просто. Мы завлечем Потрошителя в уединенное темное место и незаметно приклеим ему на спину птичьим клеем вот такую бумажку. А потом засвистим в свисток. Он испугается и побежит, но по бумажке на спине полиция быстро найдет его.
Легран с Ландезеном глумливо переглянулись. И тут Эстер схватила Ландезена за рукав.
– Я узнала вас, – сказала она. – Мы видели вас сегодня входящим в гостиницу Клариджа с мистером Гуриным и какой-то женщиной. Что он там с ней делал?
Посмотрев на нее, Ландезен хлопнул себя по лбу:
– Бог мой, мадам, не вы ли жена доктора Смита, которую мосье Гурин имеет для каких-то шашек?
Ревность и желание узнать, что же на самом деле Артемий Иванович делал в гостинице с той особой заставили Эстер стерпеть бестактность. Вопреки желанию нагадить Владимирову Ландезен не мог преодолеть чувство мужской солидарности и не стал возводить на него поклеп.
– Тысячу раз простите, мадам, но та дама моя знакомая и просто любезно позволила нам с мосье Гуриным сесть в ее гостиной и говорить, – как это пошло и безвкусно: просто говорить! – с Гуриным за наши с ним торговые дела.
– Нам пора сходить, – напомнил еврею Легран.
Они пошли к выходу и дамы последовали за ними. На остановке обе компании расстались. Легран еще раз предупредил Эстер и Пенелопу об опасностях, которые подстерегают дам в Уайтчепле, и они с Ландезеном прямиком направились к дому Продеуса.
– Очень соблазнительные дамочки, – сказал Ландезен, когда они отошли на некоторое расстояние.
– Мы уже пришли, – сухо ответил Легран. – Твой друг живет вот здесь.
Еврей толкнул дверь и они с французом вошли внутрь.
– Вы пришли к мистеру Тамулти? – спросил стоявший на лестнице невзрачный мужчина в картузе, подозрительно разглядывая пришедших.
– Нет, мы не к Тамулти, – сказал Легран. – Мы пришли навестить мистера Продеуса. Вы не подскажете, где он проживает?
– Сейчас я позову вам миссис Куэр, – мужчина исчез и вновь объявился уже с толстой немкой.
– Вы знаете этих джентльменов? – спросил он.
– О, майн Готт! – воскликнула немка. – Я ничего не запыль. Тогда, в Дерпт… – И она заключила Ландезена в объятия. – Ты фспоминать, на берегу реки Эмбах ты гофориль такой красивые слофа. Я поферила тебе, а ты убежаль. Тфой маленький сын умер от койхустен. Ти приехаль меня забирать?
– Мне очень жаль, фрау Куэр, – в растерянности пробормотал Ландезен, – но вас я заберу в следующий раз. А сейчас мосье Продеус ждет меня, чтобы его забрать.
– Как! Потчему ты коворишь мне «фы»?! – отшатнулась немка. – Ти уже не хочешь знать меня? Майн Готт! О, как я была слепый тогда, доферив свой главный сокровище в тфои руки!
– Продеус, где ты?! – в отчаянье взвыл Ландезен.
– Ты есть хозеншиссер! Трус! – продолжала цепляться за рукав Ландезена немка. – Ты дольжен мне четыре рубли.