Для того, чтобы вручить записку, поляку и понадобился этот странный маскарад. Чета Смитов и Пенелопа в сопровождении Энтони Гримбла пришли в церковь к одиннадцати. Доктор шел под руку с Эстер, надменно задрав носом кверху птичью голову на длинной худой шее, а Пенелопа шла чуть сзади, охраняемая Гримблом и Ботли, подозрительно оглядывавшем всех, идущих в церковь вместе с ними.
В целях маскировки поляку пришлось оставить очки, поэтому он очень боялся, что сослепу пропустит семейство Смитов, и был очень доволен, когда еще издали заметил их. Подойдя к нищим на паперти, доктор Смит засунул руку в карман и достал специально приготовленную на этот случай дюжину медных фартингов. Их он отдал дочери и велел раздать попрошайкам во славу Господа. Когда Пенелопа наклонилась, чтобы бросить крымскому ветерану монетку, тот вдруг схватил ее грязной лапой за руку. Наглость нищего не укрылась от бдительного ока Ботли и он с бранью набросился на нахала, угрожая сдать его полиции, если тот немедленно не уберется.
Когда семейства Смитов покидало церковь после службы, обладателя крымской медали уже не было на паперти и только нищие удивленно судачили о том, почему такой сильный и нахальный попрошайка вдруг так быстро исчез, испугавшись угроз какого-то слуги.
С самого утра улицы заволок очень плотный туман и Курашкину пришлось сесть со своим точилом у самых дверей ирландцев, рискуя раскрыть себя. Никто не желал в такой туман точить ножи, и Курашкин даже поорал для приличия:
– А ну, кому вострити ножы, ножыци, брытвы!
Русского языка никто не знал и на зов его никто с ножами не явился. Зато вынырнула из тумана, словно баранье ребро из горохового супа, какая-то прилипчивая старуха-еврейка.
– Тут стоят, – заворчала она, становясь напротив Курашкина и упирая сухие ручонки в бока, – точат ножи, а потом женщин кругом режут.
– Що? Успокойся, стара калоша, я тильки ножы потрошителям вострю, – неудачно пошутил Курашкин.
Старуха завизжала и бросилась на него с клюкой.
– Потрошитель! – верещала она. – Убивают!
Дверь в доме открылась и из нее вышли Даффи с Конроем. Мельком взглянув на орущую женщину, они повернули налево и пошли к Уайтчепл-Хай-роуд, исчезнув в тумане. Уровни старушку на мостовую, Курашкин схватил свое точило и побежал за ирландцами. Вскоре он нагнал их и умерил шаги, идя на таком расстоянии, чтобы в тумане оставались все время видны их темные силуэты. Сзади из тумана его настиг старушечий крик: «Держи Потрошителя!», миновал его и заглох впереди, так и не явив взору его производительницу. Ирландцы дошли до большака, отловили в тумане кэб желтого цвета и укатили. К счастью для Курашкина, следом ехал еще один.
– Знаемо мы вашу королеву, – ворчал Курашкин, залезая в кэб вместе со станком. – Поезжай за тым жовтым кэбом!
Из-за тумана оба кэба вынуждены были идти вплотную друг за другом. Доехав до Эбби-роуд, желтый остановился и ирландцы исчезли за воротами. Курашкин с точилом тоже выбрался из своего кэба, расплатился и сел на станок дожидаться возвращения из дома своих подопечных.
– Чего это вы, господа болотоходцы, то письма панические пишете, что вас со всех сторон обложили, то вовсе на полторы недели пропадаете, а сами почки рассылаете кому ни попадя, и меня не спрашиваете? – спросил у ирландцев поляк, впустив их в дом.
Конрой опустил голову и с преувеличенным вниманием стал колупать пальцем стену.
– Или за вами следить уже перестали?
– Нет, следят вовсю, – буркнул старик.
– Надеюсь, вы хотя бы хвоста за собой сюда не привели.
Фаберовский выглянул в окно, но из-за густого тумана ничего невозможно было разглядеть.
– Я проверил, – сказал Даффи. – Мы сделали крюк на кэбе, прежде чем поехать сюда.
– И что же вам тут надо? – спросил у молодого ирландца Артемий Иванович, сидевший вместе с Хаей Шапиро за столом, на котором был разложен план Лондона.
– Мы пришли за своим жалованием, мистер Гурин, – ответил Даффи. – Нам совсем не на что жить. Последние недели мы питаемся раз в день холодным гороховым пудингом.
– Вы же видите, – Артемий Иванович загнул половину карты, чтобы прикрыть ею от ирландцев стоявшую перед ним вазочку с печеньем и рюмки с шерри-бренди, – мы сами не жируем и не едим ананасы с шампанским! Мне нечего пока вам дать. Ждем-с денег из Парижу. Степан, может, ты накормишь их на кухне чем-нибудь?
– Рози, у тебя есть, чем накормить этих оболтусов? – вошел поляк на кухню, где возилась Розмари. – Тогда я оставлю их тебе на попечение.
Он вернулся в гостиную и присоединился к сидевшим за столом.
– В начале недели они с ней разодрались и он ушел, – говорила Шапиро. – Теперь только изредка к ней наведывается. А после всего из ее комнатушки до меня один шаг сделать, где и вымыться можно, и пятна с одежды оттереть, – добавила она, словно опасалась, что ее протеже будет отвергнута. – И ключ от ее комнаты у меня есть. Она его потеряла, а я нашла.
– А что нам за это будет? – спросил Даффи из кухни.
– Благодарность, – ответствовал Артемий Иванович.
– А динамит будет? – поинтересовался Конрой.
– Будет, будет, – успокаивающе ответил поляк.
– А жалование?
– И жалование заплатим.
– Ты сможешь купить себе новые кальсоны, – заметил Даффи своему соотечественнику.
– Да, розовые и с кружевами! – подхватила Шапиро, поставив ногу на стул и задрав юбку. – Вот как у меня. Можете у меня и купить, недорого отдам, и они совсем не ношенные.
Ирландцы пришли посмотреть.
Артемий Иванович тоже радостно хрюкнул и сделал попытку дотянуться до ноги Шапиро, однако вставать ему было лень. Конрой отнесся к делу совершенно серьезно.
– Я себе куплю зеленые кальсоны, – мрачно заметил он, чем еще более увеличил общее веселье, так что Фаберовскому пришлось постучать костяшками пальцев по столу, чтобы вернуть мысли присутствующих в деловое русло.
Объяснив Даффи его задачу, поляк отпустил ирландцев обратно во владения Розмари, куда они устремились, словно лососи на нерест, толкаясь в узких для них двоих дверях.
– Как я убедился, нет никакого смысла заранее что-либо подробно планировать, – сказал Фаберовский. – Поэтому я предлагаю только самую общую схему. Шапиро заранее познакомит Даффи с Мэри Келли и расскажет ей о фельдшере, а в пятницу заедет за Уродом в Вулворт и к одиннадцати вечера привезет его в «Британию», где их обоих уже будет дожидаться Даффи.
– А почему бы Даффи самому не съездить в Вулворт? – выступила Шапиро.
– Потому что за ирландцами следят, – терпеливо пояснил поляк. – Самое худшее для нас, что может произойти, если, следуя за ирландцами, полиция обнаружит наше логово в Вулворте. Ты привезешь Васильева, встретишься с Даффи и вы пойдете к тебе. Затем ты отправишь фельдшера к Келли. Конрой к полуночи тоже подойдет к тебе, чтобы они вдвоем с Даффи отвели фельдшера в какую-нибудь ночлежку на ночь, а утром мы бы забрали его оттуда.
– А я?! – спросил Артемий Иванович. – Что буду делать я?
– Пан как начальник будет руководить происходящим отсюда, с Эбби-роуд, а мы с Батчелором будем состоять при заложенном экипаже.
Дверь в гостиную распахнулась и вошли отяжелевшие от еды ирландцы.
– Ну, мы пошли домой, – довольно сказал Конрой. – Как-нибудь еще зайдем. Миссис Шапиро едет с нами?
– Мне она больше не нужна, – ответил Фаберовский. – Так что раз вам с ней по пути, можете ее забрать.
– А мистер Гурин? Он едет с нами?
– Пан Артемий, вы едете с ирландцами?
– Пожалуй, нет, – сказал Артемий Иванович. – Я тут подумал и решил, что останусь на ужин.
– Ох, Господи, – ссутулился Фаберовский. – Ну, оставайтесь. Можете хоть до завтрака остаться, но тогда у меня к пану будет дело. Утром я отлучусь, а к половине одиннадцатого сюда подъедет Крофорд. Вы его непременно дождитесь, потому что я могу задержаться.
– Зачем вам опять нужен этот Крофорд?
Фаберовский достал из кармана кольцо с аметистом и показал Артемию Ивановичу.
– Вот, я купил его сегодня утром за пять фунтов. Подарок моей невесте по случаю помолвки.
Устав сидеть напротив дома Фаберовского, Курашкин дошел до Риджентс-парка, влез со станком в омнибус и поехал прямо к Салливану.
– Ой, що я бачив! Що я бачив! – заголосил он, едва он перешагнул порог знакомого кабинета.
– Что ты видел, господин Kurashkin? – сказал Салливан, вставая из-за стола и поспешно накрывая газетой кучку конфискованных порнографических открыток, которая уже неделю кочевала из одного кабинета Скотланд-Ярда в другой и наконец осела дома у инспектора.
– Бачив, як воны булы в гостях у богатого хрена! – восторженно проговорил Курашкин, заметив полную вазу яблок на буфете.
– Что есть hren? – рассеянно спросил Салливан, чьи мысли никак не могли отрешиться от соблазнительных видений.
– Ну, джентельмень, – Курашкин замялся.
– И они есть теперь там? – уже осмысленно спросил Салливан, стряхнув с себя наваждение.
– Ноу, – упавшим голосом проговорил Курашкин, понимая, что ему не видать ни яблок, ни отдыха. – Зараз воны уихали до соби до хати.
– Ты имел узнавать, где он живет?
– На западний сторони. Мабуть, ин Бейкер-стрит, зараз не упомню. О, здаеться, на Ебби-роуд!
– Я немедленно еду в Скотланд-Ярд, договорюсь, чтобы за этим домом установили наблюдение, – схватил пальто инспектор, в жилах которого забурлила кровь, вскипяченная сексуальной энергией, излиться коей помешал приход Курашкина и которая теперь была направлена в правильное русло.
– Так навищо вам потрибне це спостереження! – ревнивый Курашкин не собирался никого подпускать к кормушке с яблоками. – Вам прыйдеться взяты додатковых агентив. Давайте пойдемо туды прямо зараз и арештуемо ирландцив.
– Ты уверен, что они там?
– А як же, бесперечно там, – уверил Курашкин. – Тильки не можна втрачаты ни часу.
– Well, мы будем идти непосредственно теперь. Мы должны установить имена каждых лиц, с которым они имеют держать сношения.