– Тут полицийськи инспекторы пишкы ходять, на що же королева мени верстат купить! – ворчал Курашкин, семеня с точильным станком на плече вслед за Салливаном.
И слова его возымели действие. Утомившись от стенаний своего агента, инспектор взял кэб и остальную часть пути до Эбби-роуд Курашкин со своим станком проделал в экипаже.
– Боже! – воскликнул Артемий Иванович, открыв дверь и увидев Курашкина в сопровождении полицейского в штатском. – Тарас! Ну, что ты таращишься! Заходи.
– От, зазнайомься, товарыш Артемый, це мое начальство с Особливого отдилу, – сказал Курашкин, смущенно протискиваясь мимо пуза Владимирова в дом. – Инспектор Салливан. А це той самый Гурин.
– Степан, тут к тебе! – крикнул Артемий Иванович по-русски. – Неприятности пришли.
– В моем мнении, мы имели с вами знакомство, – тоже по-русски сказал Салливан, когда Фаберовский вышел из гостиной ему навстречу.
– Совершенно верно, – ответил поляк, пожав руку инспектору. – Я присутствовал при обыске комнаты некоего Тамулти на Бетти-стрит.
– От этой комнаты для полиции один неприятность. Две недели раньше человек, кто поселил себя там после Тамулти, устроил реальный погром, когда к нему прибыл его знакомый от Парижа. Он победил этим знакомым дверь хозяйки, миссис Куэр, и погнул чугунный фонарь на улице. Четыре констебля и соседи от всей улицы едва завязали его. К счастью, он был удален назад в Париж.
– Ура! – завопил Владимиров. – Ну, там ему не поздоровится!
– Цей джентльмень и есть хрен, – шепнул на ухо Салливану Курашкин, подмигивая в сторону Фаберовского. – Сюды ирландци и ходыли.
– Он соответствует описанию человека, который арендовал для ирландцев квартиру на Брейди-стрит, – сказал Салливан. – Сообщите мне, кто такой есть мистер Гурин? И почему мистер Гурина не смог быть найденным моими людьми ни в одной гостинице Лондона?
– Мистер Гурин сыщик, – сказал Фаберовский, чувствуя, что вот-вот обделается. – Можете удостовериться в этом у инспекторов Рида и Абберлайна. А найти вы его не могли, потому что он жил у меня.
– И что, зачем он водил ирландцев в еврейский клуб?
– Мы следили за ними. Вот уже несколько месяцев эти ирландцы морочат нам голову, утверждая, что знают личность Уайтчеплского убийцы. Однако мы убедились, что их свидетельствам цена – дерьмо.
– Где они живут?
– Раньше они жили на Брейди-стрит. Где живут теперь, я не ведаю. Я оставлял им свой адрес и они сами нашли меня.
– Что они делали в вас сегодня?
– Что, хохол вам настучал? – спросил Артемий Иванович.
– Самий кацап! – огрызнулся Курашкин.
– Они хотели предупредить меня, что скоро должно состояться очередное убийство. Но я им не верю. Я уже говорил Абберлайну: мы с мистером Гуриным следили за ними перед убийством на Ханбери-стрит и теперь уверены, что они не только не имеют отношения к убийствам, но даже не ведают, кто убийца.
– Хорошо это, пьяное лицо?! – озлился на своего агента Салливан. – Ты сделал хотеть из меня круглый болван! Я уже непосредственно не понимаю, кто от них хрен, кто джентльмен, и позади кого мы наблюдали весь сей раз!
Глава 81
В десять утра Владимиров был уже на Эбби-роуд. Фаберовский еще не уехал, он стоял у бюро в черной визитке, белой жилетке и светлых брюках, и заряжал «веблей», держа в зубах пару белых перчаток. В петлице его визитки красовалась белая роза.
– Все, я уезжаю, – Фаберовский положил револьвер во внутренний карман визитки, удобное нововведение этого сезона. – Пускай мистер Крофорд дождется меня.
Затем поляк сел в свой брум с Батчелором на козлах и покатил на Харли-стрит. Они встали почти у самых дверей доктора Смита, так чтобы Пенелопе в случае необходимости ближе было бежать до экипажа. Она появилась ровно в половине одиннадцатого. За ней вышел Ботли с двумя рапирами в чехлах подмышкой. Пенелопа взяла у него рапиры, уверенно подошла к бруму и со словами: «В Фехтовальный клуб» открыла дверцу экипажа. Но бдительный слуга заметил, что в экипаже уже кто-то сидит, и стремглав бросился к своей подопечной. Фаберовский, который несколько грубовато втащил девушку внутрь, успел выставить трость рукоятью навстречу подбегавшему слуге. Ботли наткнулся на нее лбом и от страшного удара опрокинулся на спину. Фаберовский захлопнул дверцу, Батчелор хлестнул лошадь и они помчались на Эбби-роуд.
Мистер Крофорд был уже на месте.
– Вы привезли? – не тратя слов, спросил Фаберовский.
– Да, вот он, – Крофорд подал ему бумагу.
Фаберовский внимательно прочел ее, вдумываясь в каждое слово.
– Добже! Пенни, милая, познакомься с текстом нашего брачного контракта. Если ты согласна с его условиями, мы немедленно скрепим его своими подписями в присутствии сего достойного джентльмена.
Пенелопа взяла контракт и прочла его не менее внимательно, чем поляк.
– Но Стив, – удивилась она. – Здесь написано, что все твое имущество в случае твоей смерти для лучшего распоряжения должно перейти к моему отцу на срок в пять лет при условии должного содержания вдовы, то есть меня, равно как и в случае безвременной твоей кончины до церковного венчания!
– Тебя что-то удивляет?
– Во-первых, почему отцу, а не мне? А во-вторых, какое именно имущество? Что у тебя есть?
– Торговая операция, которую мы завершаем сейчас с мистером Гуриным, принесет мне около тысячи фунтов; кроме того, у меня есть недвижимость в виде этого дома, участка земли и находящихся на ней построек, а также мебели, обстановки, экипажа и двух лошадей. Что до заинтересовавшего тебя пункта в договоре, то он включен сюда для того, что в случае моей кончины твой отец сможет правильно вложить средства в корыстное дело или поместить их под проценты. К тому же я не собираюсь умирать, а такое доверие к доктору Смиту с моей стороны может расположить его ко мне.
– А ты не боишься, что это условие наоборот, спровоцирует моего отца подстроить тебе какую-нибудь смертельную ловушку?
– Нет, не страшусь. Я не считаю твоего отца настолько глупым человеком, чтобы при нынешних условиях покушаться на мою жизнь.
– А почему в договоре не оговорено мое приданое? Отец должен дать за мной полторы тысячи фунтов. Я хочу в случае, если с тобой что-то произойдет, получить по закону восемьдесят второго года об имуществе замужних женщин все, что я принесу тебе при замужестве, а не зависеть от отца. И не забудь, что как только отец выплатит тебе мое приданое, ты должен положить в банк на мой счет с этой суммы вдовью часть.
– Леди права, – встрял Крофорд. – Контракт необходимо переписать. Тем более что для вас в нем ничего не изменится. У меня есть с собой гербовая бумага, это не займет слишком много времени.
Фаберовский тревожно посмотрел на часы.
– Пишите скорее. А пока, Пенни, у меня есть для тебя подарок в знак нашей помолвки. Фаберовский достал футляр и, вынув из него кольцо, надел Пенелопе на безымянный палец левой руки.
Закончив писать, Крофорд удовлетворенно промокнул чернила на последнем листе при помощи клякс-папье и протянул контракт поляку. Фаберовский поставил на нем свою закорючку, а затем и Пенелопа, улыбнувшись, взяла у него перо и поставила свою подпись рядом с подписью жениха. Приняв от помолвленных подписанные листы, Крофорд поздравил Пенелопу с Фаберовским и заверил контракт, поставив на нем дату полуторамесячной давности: «26 сентября 1888 года».
Окаменевшие в напряженной улыбке мышцы лица поляка расслабились и он, предложив кресло своей невесте, проводил Крофорда. Затем спрятал документ в ящик стола в кабинете и вернулся в гостиную с ведерком, в котором стояла бутылка шампанского. На призывное звяканье бутылки в ведерке тут же отозвался Артемий Иванович – он оставался в тени пальмы в течение всего разговора, который, впрочем, плохо понимал.
– Совет вам да любовь! – возгласил он, утирая слезы умиления и беря бутылку за горлышко. – Вот и славно будет, как вы с Пенюшкой поженитесь, а там и мы с Асенькой тем же путем проследуем-с. Как у нас во Пскове девки говорили, батюшка Покров, покрой землю снежком, меня, молоду, женишком. И то сказать, досталось гадине наливное яблочко!
Поляк сердито отобрал у Владимирова бутылку, поставил ее на стол и достал из буфета три плоских бокала на длинных высоких ножках. Пока Фаберовский хлопотал у буфета, Артемий Иванович снова завладел бутылкой и начал откручивать с горлышка проволоку.
Яростный стук, потрясший входную дверь, прервал приготовления.
– Кто это? – удивленно спросил Артемий Иванович.
– Полагаю, что это мой будущий тесть.
– Я боюсь, – сжалась Пенелопа.
– Теперь уже нечего страшиться. Пан Артемий, достаньте еще один бокал и открывайте бутылку.
– Вы подписали себе смертный приговор, мистер Фейберовски! – заорал доктор Смит, когда поляк открыл ему дверь. – Убийца! Потрошитель! Где моя дочь?!
– Да-да! Похититель! Где моя невеста? – поддержал доктора ворвавшийся следом Энтони Гримбл.
– Успокойтесь, дорогой тесть, она здесь, жива и здорова. А вас, Гримбл, повинен разочаровать: мы с Пенелопой уже обручены, вы тут лишний, – Фаберовский повел доктора Смита в гостиную. – Вот, смотрите.
Он посторонился в дверях, чтобы доктор мог увидеть свою дочь, но тут бутылка шампанского в руках Владимирова хлопнула и пробка угодила доктору прямо в рот, раскрытый в немом крике ярости при виде Артемия Ивановича, а пена длинной струей окатила его опрятный, с иголочки, сюртук. Доктор застыл на месте с пробкой в зубах.
– Ну, будьте же мужчиной, доктор Смит, – сказал Фаберовский, вынимая пробку изо рта будущего тестя. – Вам не к лицу кричать, как торговка на Спитлфилдзском рынке! Пойдемте в кабинет и поговорим с глазу на глаз, как джентльмен с джентльменом. И не устраивайте тут истерик! А вас, Гримбл, я бы попросил покинуть мой дом, незачем вам вмешиваться в чужие семейные дела.
Кипя от злости, доктор Смит поднялся за Фаберовским в кабинет, после чего тот закрыл дверь и достал из стола брачный контракт.