Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе — страница 145 из 151

– Це такый высокый джентльмен, до якого воны несколько раз вже приездыли и у якого мы с инспектором Салливаном булы?

– Он самый.

Доехав до Эбби-роуд, они слезли с кэба, протопали по дорожке, не увидев на улице ни одного филера, и Артемий Иванович постучал прямо в дверь.

– Ты що, хто ж так робить! – подскочил к нему Курашкин. – Спочатку треба обследить!

– К черту! – ответил Артемий Иванович, доставая свой «бульдог». – Мы их прямо сейчас и арестуем.

Дверь открыл сам Фаберовский. Перед ним стоял растерянный хохол, хлопая глазами.

– Что вам угодно? – изумленно спросил Фаберовский.

– Що? – в свою очередь спросил Курашкин. – Мы, эта… с Особливого отдилу. Я до вас прыходыв якось с инспектором Салливаном. А ирландцы у вас?

– У нас, у нас, – сказал Артемий Иванович, насладившись изумлением поляка. – Заходи, Тараска.

– Зачем пан Артемий его привел? – поинтересовался Фаберовский.

– Вот, задержанный мною Тарас Курашкин. – Владимиров ударил рукоятью револьвера по затылку Курашкина. – Беглый матрос с броненосца «Петр Великий».

– И куда мы его денем? – спросил Фаберовский, глядя на распростертого на полу Курашкина.

– Для отчету-с. Начальству какому-нибудь представить, что не зря я в Англии столько времени пропадал.

– Пан собирается взять его с собой?

– Ну, не оставлять же его здесь!

– То так, – поляк криво усмехнулся. – Тогда хоть свяжите его да примотайте покрепче к чему-нибудь, чтобы не утек. Да побыстрее, тут у нас в нужнике другой агент Особого отдела тужится.

– Я его к пальме привяжу.

И Артемий Иванович, оттащив Курашкина в гостиную, прислонил хохла к пальмовой кадке и, как завзятый туземец, обернул несколько раз вокруг канатом, приготовленным Фаберовским для бегства.

Он услышал, как из туалета в саду возвратился агент, поблагодарил поляка и удалился на свой пост – на улицу к калитке.

– Проходите в столовую, пан Артемий, – зашел в гостиную Фаберовский. – Я даю последний на английской земле ужин.

Артемия Ивановича не приходилось упрашивать. Он бросил в гостиной недовязанного Курашкина и поспешил за стол, где ему было оставлено место между Шапиро и Батчелором. Хая была приглашена поляком, чтобы при необходимости выполнять роль посыльной, а рыжий детектив приехал для участия в отражении нападения, которое – в этом Фаберовский не сомневался, – последует этой ночью.

Скудная пища, состоявшая из овсянки, служила единственным украшением этой вечери. Розмари зачерпнула каши из большой кастрюли и плюхнула ее в тарелку Владимирову.

Артемий Иванович сел, оглядел сидевших за столом и отметил про себя, как они все переменились с тех пор, как он увидел их первый раз. Перекрашенный в черный цвет Конрой был мрачнее грозовой тучи. Даффи осунулся, длительное воздержание сделало его нервным и беспокойным, и он не мог проглотить даже ложки без того, чтобы не бросить на Шапиро взгляд или украдкой не потрогать ее под столом за коленку. Васильев потолстел, порозовел и с лица его почти сошли столь портившие ему физиономию прыщи. И только Дарья внешне ничем не изменилась, лишь неугасимый огонь любви горел в ее овечьих глазах.

Сидевший в пустом доме Легран приложил бинокль к глазам и подкрутил винт, наведя резкость. Сейчас за столом сидели все, кого им необходимо было отправить на тот свет. Но Легран не мог ничего сделать. Ландезен все еще не приехал с новой батареей взамен разбитой Владимировым. Виновник его бездействия сидел, казалось, на расстоянии вытянутой руки, и кривясь от отвращения, жевал овсяную кашу, а французу оставалось только скрипеть зубами от злости и надеяться, что Ландезен успеет до конца обеда.

Легран отложил бинокль и взялся за бесполезные пока два медных провода, шедших к заряду динамита под гостиной поляка. Француз представил себе, как он подсоединяет их к клеммам гальванической батареи и в тот же миг ненавистный дом исчезает вместе со всеми своими обитателями в клубах вонючего динамитного дыма, а стекла в пустом доме и в домах соседей содрогаются от грохота взрыва и отражают в себе вспышку адского пламени.

Не в силах сдержать нетерпение, Легран покинул дом и вышел к калитке. На Ньюджент-Террас было по прежнему пусто, только фонарщик с лестницей перемещался в быстро сгущавшихся сумерках от одного столба к другому, зажигая газ в стеклянных колпаках. Наконец, минут через двадцать, уже в темноте, на Ньюджнет-террас вывернул четырехколесный кэб и остановился рядом с Леграном.

– Я все привез, – сообщил Ландезен, соскакивая на землю. – Что делают там поляк с мосье Гуриным?

– Полчаса назад все сидели в столовой. А что теперь делают – не знаю. Трапеза у них из одного блюда.

– Тогда быстрее, – Ландезен открыл дверцу кэба и они вдвоем с французом вынули из экипажа новую гальваническую батарею и потащили ее по дорожке в дом. Не зажигая света, они пронесли батарею прямо в комнату и, поставив на пол, приникли к окну.

Розмари уже собирала тарелки, но все еще находились в столовой. Надо было спешить. Легран зажег стоявший на полу потайной фонарь и, открыв его, сунул один из медных проводов в щель на контакте и зажал винтом.

Ландезен увидел, как в столовую вошли Фаберовский с Артемием Ивановичем и встали спинами к саду, о чем-то разговаривая. Ни еврей, ни француз не слышали, как Фаберовский предложил Владимирову покормить остатками овсяной каши привязанного к пальме в гостиной Курашкина.

– Вот еще! – заявил Артемий Иванович. – Я себе еще добавки возьму. Конрой уже поел, пусть Тараса и покормит. Да ему и приятней будет кормить агента Особого отдела.

– Я хочу йисть! Вы повынни мени нахарчуваты! Якщо вы мени не нахарчуете, я помру с голоду! – бубнил из гостиной Курашкин.

Конрой покорно взял у Розмари тарелку с остывшим порриджем, и отправился в гостиную. Увидев тарелку, Курашкин умолк. Старик сел рядом с ним на колени и пихнул ложку с кашей агенту в рот. Пока голодный хохол облизывал ложку, Конрой почувствовал что-то неуловимо волнующее, витавшее в гостиной. Он шумно потянул носом воздух.

Чутье не обмануло старого фения. В воздухе явственно слышался ни с чем не сравнимый запах динамита. Оставив Курашкина сидеть с ложкой во рту, Конрой встал на четвереньки и пошел кругами, приникнув носом к полу. Постепенно круги его сужались, пока он не остановился прямо посреди гостиной. Вскочив на ноги, Конрой завернул ковер и трясущимися от вожделения руками потянул за кольцо люка в полу. Из погреба еще сильнее шибанул одуряющий аромат динамита.

– Вот они куда его спрятали, – забормотал старик и полез вниз. – Это нам, это нам привезли! Святой Патрик, ты услышал мои молитвы! Сколько его тут! Я уж и не чаял такого счастья! Еще какую-то проволоку намотали!

Конрой оторвал мешавший подойти к динамиту электрический провод и любовно огладил старческими руками гору связанных вместе динамитных патронов.

– Даффи! Даффи! – он выбрался из подвала и побежал искать Даффи. – Нам не надо убивать мистера Фейберовского. Он оказался человеком чести!

– С чего ты это взял? – спросил у него поляк, загораживая проход в столовую.

– Я думал, что вы с русским царем нас обманете, а вы привезли нам пятьдесят фунтов динамита. Это, конечно, не так много, как обещал мистер Рачковский, но я понимаю, мы тоже не очень-то хорошо себя в последнее время вели.

– Как вы могли вместе с русским царем обещать этому ирландцу динамит, если он собирается убивать им людей?! – возмутилась Розмари, сметавшая крошки со стола.

– Еще и ты лезешь! – закричал на девушку поляк, которого тревоги последних дней окончательно лишили присущей ему выдержки. – Да сумасшедший он, этот ирландец! Пойди лучше отнеси конюху пожрать!

Испуганная Розмари подхватила кастрюлю с кашей и, толкнув стеклянную дверь на веранду, вышла в сад. Свет из окон столовой слабо освещал дорожку, ведущую к конюшне. Некоторое время девушка стояла около дома, не решаясь идти – она слишком боялась глухонемого конюха и никогда прежде не рисковала выходить к нему ночью одна.

– Там кто-то вышел, – сообщил Ландезен Леграну, приставляя бинокль к глазам. – Какая-то смазливая девица.

– Это Розмари, – француз подскочил с пола и выглянул в окно. – Надо скорее взрывать!

Он опять плюхнулся рядом с гальванической батареей и ткнул второй провод в клемму. В тот же миг Ландезен отскочил от окна и бросился на пол. Но ни в этот миг, ни в следующий ничего не произошло. Наступила мертвая тишина. И в этой мертвой тишине в саду, как лягушка, проквакал Артемий Иванович:

– Рози, ты еще не отнесла кашу конюху? Тогда давай обратно, я ее сам съем.

Глава 101

Луч фонаря высветил уложенные посреди подвала динамитные патроны и скользнул по змеившимся по полу проводам, взбиравшимся по южной стене к вентиляционному отверстию.

– Пан Артемий, зайдите с улицы, посмотрите, куда идут эти провода, – сказал Фаберовский подходя к люку и задирая голову.

Ворча себе что-то под нос, Владимиров вышел через дверь из столовой в сад. Провода в подвале дернулись – Артемий Иванович нашел их в увядшей траве, – и снова безвольно повисли.

– Ну, что там? – спросил поляк, светя фонарем в вентиляционное отверстие.

Владимиров не ответил. Прошло не менее пяти минут, прежде чем голова Артемия Ивановича просунулась сверху в люк и провещала:

– Идут в соседний дом.

– Это работа Леграна, – сказал Фаберовский и полез из подвала наверх. – Если бы не нюх Конроя, мы давно были бы на том свете. Вот, значит, откуда повешенный констебль.

– Вы же не отберете у нас динамит? – с надеждой спросил старый ирландец.

– Можете оставить его себе, – утешил Конроя поляк. – А пока нам надо посетить соседний дом.

Фаберовский поднялся к себе в кабинет и вооружился своим армейским «веблеем». Затем прошел в спальню и взглянул, не зажигая света, на соседний дом. Хотя деревья в саду уже облетели, ничего, кроме кирпичной ограды с поблескивавшими по верху осколками стекла разглядеть было невозможно.