а Тамулти и установил место его проживания в Восточном Лондоне, утерянное полицией после того, как он выехал из Кларидж-отеля. Журнал внешнего наблюдения, ведомый Срулем. Из него следует, что ирландцы в мастерскую входили, но не выходили (про Васильева Сруль не знает).
Спустя пять минут Васильев в сопровождении ирландцев уже шел по едва освещенной Брейди-стрит к убежищу, где ему надлежало пробыть до утра. Улица была пустынна и, казалось, удача улыбнется им. Но когда они шли мимо еврейского кладбища, из подворотни вышла, одергивая на себе юбку, пожилая проститутка с красной пьяной рожей, и подвыпивший гвардеец. Они узнали Жемчужную Пол. Оставив гвардейца одного, Жемчужная Пол быстро пошла по направлению к Уайтчепл-роуд, но что-то привлекло ее внимание в шедшей по улице троице и она внимательно вгляделась в их лица, когда они проходили в зеленоватом свете газового фонаря. Пройдя шагов пятьдесят, она оглянулась, но на улице уже никого, кроме гвардейца, не было.
Чарльз Кросс, возчик в службе Пикфордов, дошел до фонаря на углу Брейди-стрит и Бакс-роу, дальше которого начиналась непроглядная мгла этой узкой и грязной улочки, и тяжело вздохнув, пустился в опасный путь по неровной мостовой через кромешную тьму. Ему страшно хотелось спать, а еще больше ему хотелось выпить, но ни того ни другого он не мог себе позволить, откладывая обе своих мечты до воскресенья. Он шагал, сгорбившись от холода, и голова его моталась, когда нога запиналась о плохо уложенный булыжник. Прежде чем он дошел до школы, блуждающий взгляд его зацепился за некий предмет, лежавший на тротуаре у ворот конюшенного двора и похожий издали на брезент. Такой большой брезент стоил не меньше шиллинга. Кросс оживился, явственно ощутив во рту вкус джина. Он качнулся на середину дороги и через секунду понял. Это была женщина, лежавшая на спине, почти касаясь левой рукой ворот, и никак не походившая на брезент. Следовательно, пропить ее было невозможно.
Стоя рядом с телом, он раздумывал, не двинуться ли ему дальше, как позади него, с той стороны, откуда он сам только что пришел, послышались шаги. Он обернулся и решил подождать приближавшегося человека. Заметив в темноте чернеющую фигуру Кросса, человек поспешил перейти на другую сторону.
«Боится, что настучу ему по морде», – удовлетворенно подумал Кросс.
– Послушай, приятель, иди-ка сюда, – сказал он. – Тут какая-то женщина.
Человек с опаской подошел поближе.
– Валяется тут, – сказал Кросс, беря женщину за руку. – Я думал сперва, что это брезент. Вот, думаю, как хорошо, будет, на что выпить.
– Выпить бы не помешало, – согласился человек. – Еще целый день вожжами трясти.
– Да ты, приятель, тоже возчик! – встрепенулся Кросс. – Тебе куда?
– Мне по Ханбери-стрит в Корбетс-корт, – второй возчик тоже взял женщину за руку.
– По-моему, она мертва, – сказал Кросс, касаясь лица лежавшей. – А щека у нее еще теплая…
Второй возчик приложил ухо к груди женщины и через некоторое время произнес:
– А вот мне кажется, что она дышит, только очень слабо. Если, конечно, она дышит. Давай-ка мы поднимем ее.
– Нет, – сказал Кросс, – я и трогать ее не буду. Времени мало, пойдем лучше отсюда. Встретим по пути какого-нибудь фараона, скажем ему.
Второй возчик попытался обдернуть юбку, чтобы прикрыть бесстыдно обнажившиеся ноги женщины, но юбка не поддалась и он оставил свои попытки. Оставив женщину лежать, они пошли дальше и уже свернув на Бейкерс-роу, увидели констебля Майзена, шедшего вдоль домов и стучавшего в окна, пробуждая обитателей на работу.
– Там на Бакс-роу лежит женщина, – сказал Кросс, подходя к констеблю.
– Лежит на спине как старый мешок, но ее нельзя пропить. Нет, нельзя, сэр! Ее нельзя пропить, потому что, на мой взгляд, она либо пьяна, либо мертва.
– А я думаю, что она мертва, – добавил второй возчик.
– Удивительно, – Кросс почесал в затылке, – что есть на свете вещи, которые нельзя пропить, но это так, сэр! Будь она хотя бы живая, этого уже нельзя было бы сказать. Но похоже, что она все-таки мертва, сэр! И тут уже ничего не поделаешь.
– Хорошо, – сказал Майзен и оба возчика направились дальше на Ханбери-стрит, а констебль перешел к следующему окошку и пару раз постучал в ставень. И тут до него дошло, что на Бакс-роу нет Нила, что Нил побежал за выпивкой в Лондонский госпиталь и просил его присмотреть за улочкой. Не хватало только, чтобы эту женщину увидел еще кто-нибудь кроме засыпающих на ходу возчиков, прежде чем рядом окажется Нил. Не видать им тогда будет выпивки глухими рабочими ночами!
Обуреваемый такими мыслями, Майзен не стал больше никого будить и прямиком побежал на Бакс-роу к конюшенному двору, куда вот-вот должен был подойти Нил. Когда констебль миновал школу и подбежал, запыхавшись, к воротам конюшни, Нил уже был там.
– Ты уже вернулся? – спросил, тяжело дыша, Майзен.
– Еще как вернулся, – ответил Нил. – Подхожу с бутылочкой к конюшне, включаю, как и договаривались, фонарик, чтобы посигналить Тейну – он уже мнется от нетерпения под фонарем на Брейди-стрит, – и тут на тебе, вижу: валяется справа у ворот какая-то баба. Да вот, можешь сам на нее посмотреть. Я наклоняюсь к ней, свечу – она смотрит на меня открытыми глазами, а горло-то у самой перерезано!
Майзен тоже наклонился над мертвой, чтобы посмотреть на нее поближе. Лицо старого служаки помрачнело, он выпрямился, сдвинул ремешок шлема и потер подбородок тыльной стороной ладони.
– Что, боишься? – с издевкой спросил Нил.
Майзен покачал головой.
– Пусть уж лучше доктор увезет тело в морг, там его приберут и вымоют, вот тогда на убитую и посмотреть будет приятно. Да и убили ее не в моем дивизионе. Ты уже послал за доктором?
– Отправил этого молокососа Тейна. Не успел я включить фонарик и осмотреть труп, а он уже несется, сапожищами топает, визжит, как свинья, от нетерпения. Пришлось его огорчить. «Беги-ка, – говорю ему, – за доктором Ллуэллином. Он ближе всего живет, на Уайтчепл-роуд, 153».
– Зря ты с решил связаться с Ллуэллином, Нил, – сказал Майзен. – Сварливый он человек.
– А мне до того какое дело? Пускай только труп отсюда заберет и делает с ним дальше что хочет. А ты, Майзен, вместо того чтобы советы давать, сходил бы лучше ко мне в участок, известил кого следует да привез сюда санитарную тележку.
– Какой мне резон тащиться к тебе в участок? – спросил Майзен. – Это не мой дивизион. Тейн с доктором вернется, вот его и пошли.
– Послушай, Майзен, но тут совсем недалеко. Ведь я не могу оставить труп здесь без присмотра и идти сам. Ведь это же я его нашел!
– Пока ты бегал за бутылкой, этот труп уже нашли два типа, которые позвали меня сюда.
– Тем более мне нельзя уходить. Я тебе за это налью, а? – Нил протянул Майзену бутылку.
Искушение было слишком велико. Вернув Нилу бутылку и вытерев губы рукавом, Майзен пошел в участок на Бетнал-Грин. Нил тоже приложился к бутылке, потом отнес ее на противоположную сторону улицы к зданию Эссекского причала, где аккуратно поставил на тротуар.
Пока не явился доктор, он занялся осмотром улицы. Под горлом убитой он видел небольшую лужицу крови, натекшую из раны, но она была столь мала для пореза, шедшего от уха до уха, что он сразу заподозрил неладное. А вдруг труп привезли к нему на Бакс-роу на каком-нибудь экипаже? Однако на булыжной мостовой да еще в полнейшей темноте, с которой едва справлялся его фонарь «бычий глаз», найти следов колес не удалось. Тогда Майзен позвонил в колокольчик на дверях Эссекской пристани. В доме все спали и ему пришлось настоять на своем, непрестанно звоня, пока вниз не спустился управляющий складом – крупный мешковатый мужчина в одной ночной рубахе, вязаном колпаке и со свечой в руках. Поднеся свечу к самому лицу констебля, управляющий спросил:
– Что нужно от меня фараонам в четыре часа ночи?
– Я хотел поинтересоваться, не слышали ли вы какого-нибудь шума, например, стука колес?
– Нет! – управляющий гневно взглянул на полицейского и с треском захлопнул дверь у него перед носом.
Стучать еще куда-нибудь Нил не решился: «Сейчас подойдет кто-нибудь, вот он пусть и стучит».
К этому времени Даффи и Конрой уже успокоили Васильева и он тихо сидел на стуле в углу.
– Пойду, взгляну, что там происходит, – сказал Даффи, вновь натягивая пальто. Ему не терпелось похвастать кому-нибудь только что совершенным, а так как этого делать было нельзя, он решил удовлетворить второе страстное желание, которое, как утверждают, знакомо большинству убийц – посетить еще раз место преступления.
Он вышел на улицу и, пройдя мимо Бакс-роу, свернул на Уинтроп-стрит. Здесь ирландец заметил дремавшего ночного сторожа при канализационных работах и крикнул ему, скорее из озорства, чем от здравой мысли:
– Эй, сторож! Старик! По-моему, на соседней улице кого-то убили.
Проорав это, он тут же пожалел о собственном ребячестве, но было поздно. Старик вздрогнул и проснулся. Не дожидаясь, пока до того дойдет смысл сказанных ему слов, Даффи поспешил укрыться в спасительной темноте. Однако он слышал, как позади скрипнула дверь и мелкими шаркающими шажками старик потрусил вслед за ним на Бакс-роу. В живодерне Барбера все также горел свет и сквозь распахнутые ворота были видны нутренщики, разделывающие конские туши. Обойдя школу, Даффи свернул на Бакс-роу к конюшне. Он увидел собравшихся вокруг тела полицейских, еще каких-то людей, и услышал, как доктор Льюэллин недовольно говорил констеблю Нилу, поеживаясь от ночного холода:
– Вне всякого сомнения, ее убили именно на этом месте. Не думаете же вы, что ее притащили к вам из соседнего участка!
– Но тут крови-то на полторы рюмки всего наберется! – вмешался Тейн.
– Я как-нибудь обойдусь без ваших пьяных пояснений, – огрызнулся невыспавшийся Льюэллин. – Вся кровь стекла по этой канаве позади тела.
Доктор наклонился и еще раз взглянул на труп. Выпрямляясь, он краем глаза увидел проходящего мимо Даффи и проводил его подозрительным взглядом.