– Это правда? – обернулся Абберлайн к Фаберовскому.
– Мы с мистером Гуриным действительно следили за тремя подозрительными типами, – ответил тот, холодея от тревоги. – Полагали, что один из них может оказаться пресловутым Кожаным Фартуком. Но у нас не было поводов обратиться к полиции для их задержания и вскоре мы прекратили за ними слежку.
– Кстати, Донован, – Абберлайн подозвал управляющего ночлежкой. – Вам самому не приходилось встречаться с человеком по прозвищу Кожаный Фартук?
– А как же! – ответил Донован. – Я хорошо его знаю. Он был у нас в ночлежке примерно год назад с одной женщиной. Вскоре после полуночи женщина вдруг стала кричать: «Убивают!». Я спустился вниз и увидел, что Кожаный Фартук избивает ее, таскает за волосы и рвет на ней одежду. Мне он объяснил, что женщина пыталась ограбить его, но я не поверил и выгнал его на улицу. Потом он еще несколько раз приходил к нам для ночлега, но мы больше не пускали его.
– Не приходил ли к вам спрашивать ночлега на эту ночь кто-нибудь подозрительный или, пуще того, в одежде, запятнанной кровью?
– Я что-то не припоминаю, чтобы кто-нибудь шлялся в испачканной кровью одежде, – сказал сторож. – Были, правда, люди, которые приходили после трех часов ночи и такие, что уходили еще до шести часов утра, но таких, чтобы в окровавленной одежде…
– Вот и везде так, – вздохнул Абберлайн. – Разве можно чего-нибудь добиться от сторожа в ночлежке? Они просто спрашивают у пришедших деньги и указывают на лестницу, чтобы те прошли в комнаты. Тьма там кромешная. Когда постояльцы уходят рано, их вообще редко кто видит.
– Так вы полагаете, инспектор, что убийцей был человек, ночующий по ночлежкам? – спросил Фаберовский.
– Есть аргументы и за, и против такой гипотезы, – сказал Абберлайн. – Если предположить, что убийство произошло не позже трех-четырех утра, я вполне допускаю, что убийца мог найти убежище на несколько часов в одной из ночлежек, этой или других, и избавиться от следов крови на руках и на платье. Люди в этих заведениях используют для мытья общую уборную и использованная вода выливается тем жильцом, который мылся ею. Ранним утром даже перемазанный кровью с ног до головы убийца мог не особо замеченным проделать все это. Если мы с инспектором Хелсоном не ошибаемся и все эти преступления совершены одним человеком, он может, меняя места своих ночевок, довольно долго избегать обнаружения.
– А это не мог быть какой-нибудь мясник, работавший ночью на скотобойне? – спросил Фаберовский. – Тогда у него не стояла бы проблема с отмыванием пятен на одежде.
– Сегодня детективы из дивизионного отдела проверяли такую возможность. Неподалеку имеются довольно много скотобоен: скажем, скотобойни на Бакс-роу или Олдгейтская бойня… Но все работавшие ночью доказали свое алиби.
– Какие же аргументы вы можете привести против того, что убийца живет по ночлежкам?
– Если прав доктор Филлипс и убийство действительно произошло между пятью и шестью часами утра, то это значит, что убийца должен был покидать место преступления практически при дневном свете. Предположим, он сумел временно скрыть кровавые пятна, накинув пальто и натянув перчатки. Но к тому времени, когда он вернулся бы в ночлежку, минимум половина постояльцев была бы уже на ногах и тогда он не мог бы незаметно избавиться от улик. Из этого следует вывод, что убийца скорее окажется человеком, проживающим в районе, до которого он мог бы быстро добраться, и в сравнительно приличном доме, где он мог бы сразу по приходе спокойно и без лишних глаз удалить все следы своего отвратительного преступления.
ДЕЛО № 153 ч.2/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ПИСЬМО ВЛАДИМИРОВА – РАЧКОВСКОМУ
28 августа/8 сентября 1888 года
Отель «Александра»
Лондон
Милостивый государь Петр Иванович!
Я у Вас расходных денег получил за август. Теперь уже сентябрь; виду того, что мы с Поляком осуществили сегодня утром новое дело, то я сильно израсходовался и у меня теперь совсем мало денег, вследствие этого я Вас убедительно и покорнейше прошу прислать мне по возможности сейчас же и траченные мною сверх расчету за август 40 фунтов, чем премного меня обяжете, так как я даже вынужден был переехать из Кларидж-отеля во второсортную гостиницу в Knightsbridge.
Фельдшер зарезал утром какую-то дрянь и наверное выпотрошил, как в прошлый раз, так что даже полиция почла это за одно дело, так что Поляк обещал, что они возьмут нас за задницу. Вам понравится наверняка. Завтра поедем смотреть все на месте.
Готовый к Вашим услугам
Гурин.
8 сентября 1888 года.
Отель «Александра»
Лондон
Милостивый государь Степан не помню как по батюшке!
Я тут вот что придумал. Фельдшер дело свое исполнил, надо бы его куда пристроить на работу, чтоб даром хлеб казенный не ел.
Ваш Гурин
Глава 27
Шум вокруг нового убийства не только вызвал антиеврейскую панику, охватившую весь Ист-Энд, но и вскружил голову Артемию Ивановичу. Пуще обычного захотелось ему познакомиться с какой-нибудь красивой женщиной, и чтобы женщина эта восхищалась им, боготворила его и при том не задавала лишних вопросов – привычка у женщин наиопаснейшая для внутренних агентов вроде Артемия Ивановича. По некоторому размышлению Владимиров решил, что такая женщина ему знакома и очень даже приятна – это миссис Эстер Смит, жена доктора Смита.
Со все еще забинтованной после укуса Васильева рукой доктор Смит пришел к Фаберовскому. Поляк собирался на дознание. Он стоял с кислой рожей у умывальника и намыливал перед зеркалом подбородок.
– Мистер Фейберовски! – крикнула Розмари.
Отложив свое занятие и не удосуживаясь даже стереть пену, он вышел в гостиную.
– Прошу прощения, доктор, мне придется принимать вас в кухне. Я буду бриться, а вы будете излагать мне то, ради чего пришли.
– Хорошо, что я не взял кэб, – доктор, отдуваясь, уселся на табурет у плиты, а поляк вернулся в ванную. – Сейчас у Оксфорд-Серкус невозможно проехать, разве по воздуху.
Фаберовский повернулся к Смиту, не покидая ванной, и стал править на ремне бритву:
– Куда спешить джентльмену в воскресный день? На улице дождик, на барометре – «к буре», на термометре 60 градусов [8]. И очень хочется спать. Я сам только встал.
– Разве вы не были в церкви? – удивился доктор.
– Кого я там не видел? – Фаберовский опять повернулся к доктору задом, к зеркалу передом.
– Но надо же блюсти день Господень! – возмутился доктор. – Впрочем, вы же католик, что с вас взять!
– Если кому и надо замаливать грехи, так то вам.
– Насчет этого я и пришел. Я хочу просить вас продать мне компрометирующие меня документы.
– На вас плохо действуют проповеди, доктор, – тяжело вздохнул Фаберовский и оборотил к доктору лицо в остатках пены. – Неужели они разбудили вашу совесть?
– Нет, нет, что вы! – поспешно сказал доктор Смит. – Пусть это будет стоить больших денег, но мне хотелось бы избавиться от зависимости, в которую я по вашей милости попал.
– Попали вы по своей милости.
– Войдите в мое положение! Я по вашему требованию предписал доктору Андерсону лечение в Швейцарии. А ведь он здоров! Да тут еще это ужасное убийство в Уайтчепле! И что получилось? Андерсон уезжает, едва начав свою службу на новом посту, вместо того чтобы раскрывать убийство.
Доктор Смит вытянул забинтованную руку в обвиняющем жесте.
– Вы привозили ко мне урода, спрашивали, не может ли он совершить убийства. Через несколько дней происходит странное убийство. Вы просите отправить начальника детективов за границу, когда ему надо это убийство расследовать, и в день когда он уезжает, происходит второе убийство! Это ваш урод совершает убийства, а вы его покрываете! У нас пока паритет, но я докажу, что эти убийства – ваших рук дело!
В воскресенье Владимиров пешком пошел на Портланд-плейс, в церковь Всех Душ, где, по уверениям Фаберовского, он мог встретить чету Смитов. Он и в самом деле нашел там миссис Смит, но она и ее падчерица находились под бдительным наблюдением самого доктора и Энтони Гримбла. Сев на самую последнюю скамеечку, Артемий Иванович принялся наблюдать за Смитом, беспокойно вертевшим головой. Вдруг доктор встал, сказал что-то жене и, выбравшись в боковой проход, решительно направился к выходу. На его место поближе к женщинам тут же пересел Гримбл.
«Может, он тоже уйдет?» – подумал Владимиров.
Но доктор Гримбл вовсе не собирался покидать дам, а из того, как он смотрел на Пенелопу, Владимиров заключил, что мысли его заняты отнюдь не благочестивыми молитвами.
Ему надоело сидеть и слушать заунывное пение, и он тоже вышел на улицу и закурил сигарету. Наконец служба кончилась и на улицу из глубин храма потек народ. Найдя взглядом шляпку миссис Смит, Артемий Иванович взял курс туда, решительно расталкивая благостных после воскресной проповеди добропорядочных прихожан.
– Ах, – сказал он по-французски, галантно шаркая ножкой и отпихивая в сторону доктора Гримбла. – Никак не ждал вас здесь увидеть, да еще в таком приятном обществе-с! И куда это, думаю, так помчался доктор Смит?
– Папа сказал, что у него неотложные дела, – ответила Пенелопа. – И грозился кому-то чего-то показать.
– Меня последнее время стали беспокоить эти его дела, – сказала Эстер. – Он все время злится и кричит на нас из-за пустяков, а сегодня даже запретил мне ехать в Фехтовальный клуб. Сказал, что Пенелопа туда не ездит после скандала в Сиднеме, и мне там нечего делать.
– Да, доктор Смит действительно стал невыносим! Будь этот страус моим супругом, удавил бы собственными руками! – Артемий Иванович спохватился. – Надеюсь, я не сказал ничего лишнего?
– Нет, сэр, разве самую малость, – ответила Эстер и покосилась на свою падчерицу. Но та, как видно, не испытывала по отношению к собственному отцу особенно теплых чувств и даже улыбнулась словам Владимирова.