– Я щойно бачыв молодого ирландця по имени Даффы, вин выходыв с Вындзор-стрыт, мабуть, там у нього логово, – захлебываясь от радости, сообщил Курашкин.
– Зачем ты имел не задержать его?!
– Так, як же! – обиделся Курашкин, – Зараз я вам його так и затрымаю. Вин б мени видразу по роже настукотал.
– Zaraz я к тебе сам по роже буду настукотать! Ты должен был вызвать констебль.
– Так ваш констебль першый б мени промеж очей дубынкой б и прыклав! – Курашкин, расчитывавший на изъявления благодарности, а не на выговоры, даже всхлипнул от обиды.
– Well, хорошо, – смягчился Салливан. – Здесь к тебе шиллинг, покупай в себя аппльков!
– Не «аппльков», а яблук, – шмыгнул носом хохол.
– Сержант Уайт, Виндзор-стрит в вашем дивизионе? – спросил Салливан.
– Нет, – сказал Уайт. – Она почти на границе с Сити, но на их стороне.
– Тогда сейчас я поеду к майору Смиту. Думаю, что полиция Сити разрешит нам установить наблюдение за Виндзор-стрит.
– Вы хотите сдать белье? – спросил мистер Крисмас, оглядывая тощую фигуру пришедшего к нему в прачечную старого ирландца.
– Нет, я хочу забрать белье.
– Но вы не сдавали его мне. Я прекрасно помню, что не помню вас. У меня не было таких клиентов как вы.
– Как это не было! Я Рендл! С Брейди-стрит. У меня была седая борода.
– Мистер Рендл? – Крисмас взглянул на Конроя. – Так это вы! У вас была белая борода и черные кальсоны? Помню, помню. Я вынужден буду взять за ваше белье двойную оплату.
– Что такое! – вскричал Конрой. – Почему я должен платить вдвое больше той цены, которую вы запрашиваете с остальных? Это потому, что я – ирландец?!
– Моей прачке пришлось стирать ваше белье отдельно еще шесть раз! У меня дополнительные расходы на воду, мыло и на саму прачку! Вы сходите к ней, она покажет вам ваши подштанники, какие они даже после шести стирок! Да я должен взять с вас в шесть раз больше!
– Ну и посмотрю, – буркнул Конрой и ушел к прачке в соседнюю комнату.
– Вы видели где-нибудь еще такое! – возмущенно сказал Крисмас вошедшему в прачечную мистеру Ласку, чей слуга приволок два больших тюка с грязным бельем.
– А что такое случилось?
– Да этот ирландец – вы слышали, несколько дней назад они сбежали с Брейди-стрит от полиции? – возмущается, что я беру за его подштанники двойную плату!
– Откуда вы знаете, что это именно он?
– Да такие подштанники встречаются одни на миллион! Можете сами посмотреть на него, он сейчас как раз их разглядывает там, в прачечной.
– Нет, я не хочу на него смотреть. Но его надо немедленно задержать, он может иметь отношение к убийствам!
– Вам виднее, сэр, вы все-таки председатель Комитета бдительности!
Ласк побежал на улицу на угол с Грейт-Гарденс, где всегда торчал полицейский констебль, и привел его в прачечную Крисмаса.
– Вы знаете, мистер Ласк, он уже ушел, так и не заплатив мне, – сообщил Крисмас.
– Куда?
– Вон в ту сторону, – хозяин прачечной показал в сторону Сити.
– Констебль, немедленно догоните его, – закричал Ласк. – Это опасный преступник. Как он выглядел?
– Длинный тощий старикан с крашеной в черное бородой.
Когда Конроя нагнал констебль и схватил за плечо, тот даже не сопротивлялся. Он покорно дал отвести себя в участок на Леман-стрит, где его посадили в камеру.
– Я совсем ни при чем! – успел он сказать, прежде чем дверь закрылась. – И что это за страна такая, где человека, отказывающегося потакать шкуродерам, сажают в камеру!
Фаберовский приехал в участок к Пинхорну уже под вечер. Даффи, обеспокоенный отсутствием Конроя, сообщил об этом поляку.
– Ну, что у нас нового? – спросил, входя, поляк.
– Да почти ничего, – ответствовал инспектор. – Мистер Ласк сдал нам какого-то ирландца: якобы это тот, что сбежал от Годли. Но мы-то знаем Ласка! То, что этот тип разорялся здесь по поводу своих грязных подштанников из прачечной Крисмаса – да тут даже кошки со смеха помрут. Ирландцы – это по части Особого отдела.
– А где он сейчас? – напряженным голосом спросил Фаберовский и лицо его приобрело выражение каменного истукана из Британского музея.
– Сидит пока в камере, доколе не заберут в суд.
– Я могу на него взглянуть?
– Да запросто. Констебль, покажите этому джентльмену того идиота в камере!
– Вы не одолжите мне ирландца на некоторое время? – спросил у инспектора Фаберовский по возвращении из камеры.
– А нельзя ли мне занять у вас пять фунтов? – вопросом на вопрос ответил Пинхорн. – Совсем поиздержался. За ирландцев получат деньги в Особом отделе, а у меня нет денег даже на поездку в Бат летом.
– Разумеется. Как вы отдадите мне пять фунтов, я верну этого ирландца.
– Констебль, – Пинхорн впервые улыбнулся. – Приведите арестованного. Если хотите, я могу за ту же цену одолжить вам еще кого-нибудь. У меня их много бывает, и если понадобится, я могу сколько угодно вам арестовать.
Получив на руки Конроя, Фаберовский вывел старика из участка и взял за шиворот, как нашкодившего щенка:
– Помнится мне, я говорил вам с Даффи, чтобы вы не совались в эту сторону. Если бы мистер Ласк не был столь ленив и потрудился отвести вас с констеблем в участок на Коммершл-стрит, где сидит инспектор Абберлайн, вы сейчас сидели бы на допросах в Особом отделе.
– Что еще за мистер Ласк?
– Председатель Уайтчеплского комитета бдительности. Крисмас запомнил ваши подштанники, а разве я не говорил вам о том, что настоящий фений должен быть конспиратором во всем, вплоть до своих кальсон?
– Нет, – помотал головой Конрой.
– Ну так говорю вам это сейчас. Крисмас сказал Ласку, а тот констеблю. Кстати, а из вещей Васильева вы ничего не отдавали стирать?
Глава 45
Васильев извещает Сандерза о том, что накануне полицейское наблюдение снято и он готов возобновить практику.
Встреча «трех королей»: Фаберовский, Гримбл и Опеншо встречаются на Харли-стрит с Пенелопой. Кроме всего прочего, разговор возникает о теории Бакстера, которую он изложил накануне на дознании. Он говорит, что сообщил о Тамулти коронеру сразу после покупки утреннией газеты 20 сентября, в которой прочитал рапорт о дознании, проходившем накануне. Бакстер тотчас известил об этом Скотланд-Ярд. Скотланд-Ярд весьма заинтересовался этим сообщением. С этого момента у уголовного розыска возникает интерес к Тамулти. Еще раз возникает разговор о причастности Фаберовского к убийствам. Доктор Смит к этому времени знает, что комиссар полиции Уоррен последнее время придерживается мнения, что убийства были совершены тайным (социалистическим) обществом, так как для него это единственное логическое объяснение. Доктор объясняет, что он и сам склоняется к подобному мнению, и, более того, полагает, что одним из главных в этом обществе Фаберовский. Смит логически объясняет свой вывод на основе того, что знает. Для посторонних его рассуждения выглядят бредом, но выводы все как один попадают в точку.
Глава 46
День близился к концу. Работы не было и одуревший от запаха крепкого дешевого одеколона Васильев встал в дверях цирюльни, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно поправить на ремне затупившуюся бритву. Погода была пасмурная и мрачная, улица была затянута туманной дымкой. Шел противный дождь, которому, казалось, никогда не будет конца. На улице показалась фигура с черным блестящим чемоданчиком в руке и в макинтоше, с которого ручьями стекала вода. Дойдя до цирюльни, человек остановился, прочитал вывеску и решительно подошел к двери. Он спросил у Васильева, где хозяин, на что тот на ломаном английском объяснил, что хозяин бреет кого-то. Тогда человек осведомился, не поляк ли он и, получив ответ, что русский, ужасно удивился.
– Как я сочувствую вам! И я не могу понять – что вы здесь делаете?
Человек наклонил курчавую голову с толстыми красными губами и карикатурным носом.
– А вы что делаете здесь? – неприязненно спросил фельдшер, не переставая возить бритвой по ремню.
– Но мы! Наш Бог всюду следит за тем, чтобы нам не жилось слишком хорошо. А если хозяин занят, может быть вы купите у меня несколько товаров, которые необходимейшие…
– Нет, не нужно, – оборвал торговца фельдшер.
– Макассаровое масло Роуленда для волос, – сказал человек, отступая. – Изготовляется уже восемьдесят четыре года и никто мне ни разу не жаловался. Между прочим, это масло не содержит свинца и минеральных составляющих. Может также придавать золотистый цвет волосам, это особенно хорошо для детей и тех, чьи волосы поседели. Все в семейных бутылках различных размеров. Есть стоимостью три шиллинга шесть пенсов, семь шиллингов и десять шиллингов шесть пенсов. И вы хотите сказать, что можете купить где-нибудь дешевле? И такие бывают, но это же откровенные подделки! Может быть, мне все-таки позволите войти?
– Нет, сказал же. Вы грязны, как собака. Только наследите. Не нужно ничего.
– Но у меня много есть! Мексиканский восстановитель для волос. Всего три шиллинга шесть пенсов. Восстанавливает цвет волос и улучшает их рост. И это совсем не подделка. Вот видите: на коробке – название, и такое же название отлито на самой бутылке. Позвольте мне, чтобы поговорить с хозяином. Видите, идет дождь и я мокрый!
– Идите, идите отсюда, нечего тут! – разозлился Васильев.
– Пудра Сандерза для лица или «Цветок Нинон». Шесть пенсов; один шиллинг; два шиллинга шесть пенсов; пять шиллингов. Чистая белая пудра для лица, совершенно такого же приготовления, но бесцветная: шесть пенсов; один шиллинг; два шиллинга шесть пенсов. Не уходите, сэр!
– Идите вон, гнида! – зашипел на коммивояжера Васильев, показывая гнилые зубы.
– Возьмите хоть для себя. «Одонто Роуленда». Зубной порошок. Чистый. Без примесей и без песка. Вы бы могли себе представить такое где-нибудь в Витебске?! Зубной порошок и без песка! Да такое даже градоначальнику и общественному раввину не снилось! Еще есть…